СИНТЕЗ ВДОХНОВЕНИЯ И МАСТЕРСТВА

...Скрипача такого класса Киев не слышал давно. Чего греха таить, филармонический абонемент «Скрипичная музыка» в последнее время, казалось, выдохся. Одни и те же, пусть громкие, имена; порой стереотипная компоновка программ — не полновесная скрипичная, а совмещенная с симфонией или несколькими оркестровыми пьесами; добросовестная «отработка» концертов «в меру сил» — кое-где халтурно, кое-где ученически-скучновато. Слушателю же, пресыщенному обилием качественной музыки на аудионосителях, избалованному возможностью не выходя из дому послушать сегодня фон Караяна, а завтра, скажем, Ашкенази или Кремера, Гульда или Ойстраха (причем в выверенном дистилляте студийной записи), нынче хочется чего-то необычного. Хочется праздника, представления...

...Вправду, где же шлейф демонизма, который традиционно тянется за гастролерами-виртуозами, по крайней мере, с романтических паганиниевских времен, а то и глубже — от шпильманов и жонглеров средневековья, умевших играть на дюжине инструментов, показывавших фокусы, колдовавших? Вроде бы все на месте — и непревзойденное владение инструментом, и техника, доведенная до нечеловеческого совершенства и отшлифованная на многочисленных исполнительских конкурсах, и блеск импровизаций (нынче, кажется, чаще заготовленных дома, чем спонтанно возникающих); добавим головокружительные пассажи, быстроту исполнения, небывалую яркость. И все же — чего-то недостает. Огня? Темперамента? Жизни?

Концерт Максима Федотова и Галины Петровой — солистов Московской филармонии, лауреатов международных конкурсов и заслуженных артистов России — казалось, одним махом компенсировал все, чего не хватало и киевскому скрипичному абонементному любителю-меломану, и знатоку, пресыщенному компакт-продукцией, спрессовавшей историю музыкального исполнительства в одно Совершенное Произведение.

Здесь были непосредственность спонтанного музицирования, искренность сиюминутного чувства, ощущение праздника и творящегося на твоих глазах чуда. Здесь был — инструментальный театр, возможный только при абсолютной раскрепощенности Мастеров, полной открытости Музыкантов.

Первое, что впечатлило — программа вечера. За непрозрачным анонсом афиши («Шедевры русской музыки в транскрипциях для скрипки и фортепиано») скрывалась уникальная программа, созданная композитором Аидой Исаковой специально для дуэта Федотов—Петрова, в расчете на их исполнительские возможности, артистизм и чувство стиля. Знакомые с детства произведения русской классики — Мусоргского, Чайковского, Римского-Корсакова, Бородина — в транскрипциях А.Исаковой (подчеркну: не переложениях или аранжировках, а именно транскрипциях, предполагающих большую свободу в обращении с первоисточником и максимальное использование возможностей нового исполнительского состава) приобретали новые, подчас неожиданные краски, либо вновь открывали известные, но несколько «стертые» от частого употребления черты. Так, в «Шехеразаде» Римского-Корсакова, при сохраненных богатстве колорита и гармонической роскоши, пришло, кажется, новое и лучшее — особая динамичность и «невесомость» формы. Дивертисмент из балета «Лебединое озеро» напомнил о шумановских скерцозно-гротескных составляющих искусства Чайковского, а «Ромео и Джульетта» подчеркнула особую значимость экстатично-романсовой лирики в его творчестве. «Половецкие пляски» Бородина предстали масштабной симфонической поэмой, явив разные лики Востока — то кровожадно-дикого, то гаремно-томного...

Программа не просто включала произведения русской классики второй половины ХІХ века. Сочинения композиторов-современников были блестяще выстроены драматургически и концептуально. Первое отделение очертило своеобразные «полюса» русской композиторской школы — Мусоргский и Чайковский. Первый (представленный «Ночью на Лысой горе») — наиболее «русский», почвенный композитор. Второй же — более ориентированный на Запад (не случайно в Дивертисмент из «Лебединого озера» вошли, помимо относительно нейтральных «Мазурки» и «Па-де-де», и более европейские «Неаполитанский танец», «Чардаш», «Испанский танец»). Второе отделение было отдано роскоши русского Востока в его «индийской» (Римский-Корсаков) и «среднеазиатской» (Бородин) ипостасях. И как же вкрадчиво звучала скрипка в «Песни Индийского гостя» — одном из четырех (!) номеров, исполненных дуэтом на бис. И каким же оркестровым был рояль, воспроизводя хищно-роскошные «Половецкие пляски»!

Максим Федотов — превосходный скрипач. То ироничный, то мудрый, то мефистофельски-язвительный, то фаустовски-мятущийся; играющий все наизусть, все одинаково свободно, с любовью, со вкусом, наслаждая и наслаждаясь.... Но львиная доля успеха концерта принадлежит пианистке Галине Петровой. Это не просто концертмейстер-аккомпаниатор. Слушая ее игру, я невольно вспоминал искусство Инны Каллегорской — уникальной пианистки-концертмейстера скрипачей Московской консерватории, под пальцами которой рояль звучал как большой симфонический оркестр — со специфическими исполнительскими штрихами каждой инструментальной группы, тембровым богатством и неповторимостью.

Скрипичный филармонический абонемент, кажется, обретает второе дыхание. Ближайший концерт посвящен пятидесятилетию квартета им.Н.Лысенко. Не в таком ли внутрижанровом разнообразии и способности к трансформациям — залог его жизнеспособности?