ШАГАЛОВСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ АЛЕКСАНДРА КУРЛЯНДСКОГО

При всем неоднозначном отношении к фестивальному движению широких масс, у фестивалей есть одна бесспорная положительная особенность - возможность неформального общения. V Международный фестиваль детского кино «Артек» не был исключением, предоставив такую возможность взрослым, а, главное, детям - пяти тысячам артековцев, - получившим единовременно прививку любви к кино.

Одним из участников фестиваля был Александр Курляндский, известный зрителю от мала до велика, как создатель любимейших образов Волка, Зайца, попугая Кеши и многих других. Но это - лишь вершина айсберга его творческой деятельности.

- Александр Ефимович, поколения выросли на ваших мультфильмах, но для меня вы, прежде всего, не сценарист, а писатель-прозаик и это - главное дело вашей жизни, я не ошибаюсь?

- Мне тоже так кажется, а когда еще кто-то так меня воспринимает, это укрепляет меня в моих ощущениях. Создание, погружение в мир своих героев приносит огромное удовольствие, хотя слово «проза» - слишком серьезно по отношению к моему творчеству, даже нет, не творчеству, а работе. Начинал вместе с Хайтом, писал юмористические рассказы. В то время была целая плеяда молодых писателей-юмористов: Арканов, Горин, Славкин, Розовский и другие, мы всегда выступали вместе, придя на смену юмористам сталинского периода, обвинявших отдельных людей в разных недостатках. Они делали это очень профессионально, очень смешно, но это была «номенклатурная», заказная юмористика. Мы, шестидесятники, говорили о социальных условиях, которые сформировали этих людей. Существовали определенные законы жанра: он требовал яркого сюжета, темы, репризности, неожиданной концовки - о'генриевского финала и т. д. Постепенно меня тянуло к более крупным литературным формам, но что бы ни писал, все связано с юмором. В серьезном жанре есть только один рассказ - неопубликованный. Этот рассказ написан давно, когда невозможно было его напечатать. Его очень ценит Алексей Герман, хотел даже его поставить. Он о том, как один наш прораб впервые поехал в Болгарию, горизонт для него необычайно расширился, было какое-то необыкновенное сексуальное приключение, - рассказ назывался «Белобрысенькая». Я на нем очень сильно выложился, по тем временам это было самое большое, что я мог создать. Понимая, что его не напечатают, решил провести эксперимент: распечатав, послал в десяток наших крупнейших литературных журналов. Отзывы пришли замечательные, начиная от того, что опус превосходный, великолепный, но опубликовать не могут в силу определенных причин, до уничтожающих критик с позиций соцреализма - как мог повести себя так в Болгарии наш человек! Вот такой был опыт.

Сейчас в одном из издательств должна выйти моя детская книжка с мультипликационным героем - попугаем Кешей. Трогательная история о жизни Кеши и его друга-воробья Коли на чердаке. Коля-добытчик достает для попугая пищу зимой, а когда тот заболевает без тепла и солнышка, решает вместе с другом лететь в Африку. По ситуации - «Полночный ковбой», грустноватый юмор. Это одна линия, а если говорить о взрослой прозе, то недавно вышла повесть «Тайна кремлевских подземелий», написанная в жанре политической сатиры, хотя эпитет этот я не люблю. Очень не нравится мне то, что происходит. Давалась книга трудно, по законам жанра требовалось все время держать читателя в напряжении, делать неожиданные повороты, чтоб было смешно и весело. Когда начинаю писать серьезно - все разваливается, видимо, серьезная проза не мой жанр.

- Образы, созданные вами в мультфильмах, - ниша, которую нашли в молчаливое время, вы таким образом реализовывали себя?

- Это было неожиданно, Эдик Успенский стал смещаться в детский жанр, написал повесть о Чебурашке и первым пришел на «Союзмультфильм». Тогда мало делалось смешного, нас позвали и придумалось «Ну, погоди!». С того момента, как все это началось, мне очень нравится заниматься мультипликацией - есть ощущение этого жанра, видеоряда. Есть масса нереализованных задумок, придумать сюжет мне очень просто - парадоксальный, анекдотический, - мультипликация очень приятное занятие.

- Александр Ефимович, в основном, вас воспринимают, как «крестного отца» супермультигероев, вам это не мешает?

- Спасибо за этот вопрос, думал уж, речь пойдет лишь о «Ну, погоди!». Иногда, конечно, это раздражает, но так сложилась судьба. Очень часто на встречах со зрителями меня представляют, как автора этого известного сериала, в процессе разговора собеседники с удивлением обнаруживают, что мой диапазон гораздо шире, узнавая, что знакомые картины и книги тоже принадлежат мне. По-моему, это лучше, чем быть автором никому неизвестных опусов.

- Яркое начало в шеренге юмористов-шестидесятников, мультипликация, давшая бешеную популярность, а дальше?..

- Испытываю сегодня сложные ощущения от времени. Мы говорили об этом с Алешей Германом, о нашей жизни и «заграничной» в те времена - надо уезжать, не надо. Здесь выхожу на улицу - всех знаю: биографию, социальный тип. Там - никого, это какая-то другая планета. И вдруг сегодня я стал ощущать себя здесь, как когда-то - там. Жизнь сильно изменилась, почувствовал - не понимаю людей, что меня окружают. В прошлой жизни было ощущение точного ориентирования (поймите - это не ностальгия по прошлому!), сегодня этого не ощущаю. Спасает мой жанр, героями становятся люди, которых знаю. Никак не могу завершить повесть под названием «Мутанты из деревни Огрызки (записки бывшего алкаша)». Бывший алкаш - герой, от имени которого ведется повествование, до недавнего времени ничего, кроме стакана, поднять не мог. В результате немыслимого стечения обстоятельств - сидели с дружком на рельсах, попивая «Портвейн» краснодарского разлива, вдруг - вспышка на небе ярче, чем солнце. Оказалось, в этот момент далеко-далеко от них произошел ядерный взрыв. Немыслимое сочетание состояния атмосферы и дешевого краснодарского вина, - а в этой деревне все его пили - способствовали мутации жителей деревни в сторону нераскрывшихся талантов, задавленных ранее различными социальными причинам. Дядя Матвей, например, начинает читать книги, да столь серьезно, что герои их, силой его воображения, оживают, проецируются в реальность: по деревне вдруг прошла Татьяна Ларина… Люди стали конструировать что-то, решать немыслимые задачки, а финал не расскажу, но он в духе жанра и вполне оптимистичный.

- Извините, Александр Ефимович, но, в отличие от ваших героев, вас оптимистом не назовешь?

- В общем, наверное, я человек грустноватый, пессимистический. Но «В деревне Огрызки» у меня такое настроение, шагаловское по духу: яркое, необычное, где люди летают, поют, где цвета перемешаны… Захотелось поиграть в эту реальность.

- Могут ли сегодня кино и литература, создавая свои реальности, воздействовать на зрителя и читателя, как это было раньше?

- Во-первых, мне безумно грустно, что разрушено наше кино, в частности мультипликация, которую безумно люблю. Лучшие люди уезжают, а здесь работают в основном те, кто получает деньги оттуда. И у нас была «Студия 13», на которой мы сделали несколько мультфильмов совместно с американцами. Достаточно знаю, что идет в мире, что пользуется спросом: бывал на самых престижных шоу в Нью-Йорке, где демонстрировались новые киноидеи, в прошлом году был членом жюри анимационного фестиваля в Сеуле. С полной уверенностью могу сказать, что уровень нашей мультипликации намного выше, но они в силу изменившихся социальных условий очень грамотно влезли на наш рынок. Очень грамотно построили тактику и стратегию, и наше кино практически перестало существовать - это очень больно. Выход из ситуации, если существует, то будет таким, как во всем мире, где есть кино элитарное, духовное, режиссеры мирового уровня и Голливуд, делающий фильм «на потребу». То же в литературе - ее читает интеллигенция. У нас этот процесс тоже пошел - есть массовые издания и элитарные, настоящая литература. Выберемся из ямы, начнут деньги идти на искусство.