С новым лауреатом Национальной премии Украины имени Тараса Шевченко - беседа об истории написания "Брами Європи" (книги, которая и отмечена этой самой престижной премией), его впечатления от визита в Украину, о войне и мире, о восприятии Украины в США.
Сергей Плохий - профессор истории и директор Украинского научного института в Гарвардском университете, один из ведущих специалистов по истории Восточной Европы.
Он скуп и точен в формулировках, но искренен и конкретен. Плохий стал важным голосом в американском мире, голосом, который утверждает украинскую историю и вообще высокий уровень аналитического осмысления различных информационных массивов, подходов и традиций, которые вместе создали "Браму Європи" - адекватную для современного западного восприятия историю формирования украинской политической нации, интересное и увлекательное повествование о стратегиях колонизации Украины и формах преодоления в ХХІ в. этой столетней имперской, постимперской и неоимперской чумы.
"Брама Європи" - ответ на вопрос о том, почему проект "Новороссия" потерпел поражение даже под влиянием кремлевского протежирования в 2014 г., почему Украина становится ныне важным объектом изучения с точки зрения мировой геополитики.
- Сергей, как вам кажется, чем можно объяснить интерес мировых издательств к модели истории Украины, которую вы предложили в "Брамі Європи"? Почему эта работа переиздана на многих языках в разных странах мира? Это интерес к Украине как к субъекту современной геополитики?
- Главным, конечно, был интерес, возникший к Украине в мире в связи с событиями Евромайдана, свержением режима Януковича, а позже с аннексией Крыма и развязанной Кремлем войной в Донбассе. То есть просвещенные круги на Западе готовы были узнать больше об Украине, хотели понять ее непростую историю, попытаться разобраться в потоке сложных для восприятия имен и географических названий.
И тут важно было объяснить украинскую историю в категориях, в которых читатель думает об истории своей страны, и историю мира в целом - и сделать это популярным образом, который, однако, не примитивизирует историю Украины и ее культуры. Кажется, именно этого и удалось достичь в "Брамі Європи".
- Когда возник замысел этой авторской версии истории Украины? С чего все началось? И насколько интенсивно продвигалась работа?
- В течение уже десяти лет я преподаю курс истории Украины ("Фронтиры Европы: Украина с 1500 года до настоящего") на историческом факультете Гарвардского университета. Так что многое из наработок и находок этого курса вошло в книги.
Но я не думал о написании общего обзора украинской истории, пока не началась война в Украине. Она сопровождалась войной исторических стереотипов, которые попадали также и в западные медиа и искажали и историю страны, и ее настоящее.
Именно тогда, весной 2014 года, я почувствовал, что надо отложить все другие дела и попробовать дать западному читателю современный, относительно популярный и, насколько возможно, краткий обзор истории Украины. Так интенсивно я еще никогда не работал, но до конца 2014-го первый вариант книги был готов.
Редактирование, уточнение, издательский процесс продолжались еще год. В декабре 2015-го "Брама Європи" появилась в книжных магазинах Нью-Йорка, Лондона, других столиц и городов мира.
- Какие ключевые мифы относительно восприятия Украины разбивает "Брама Європи"? И какие имперские идеологические схемы, наброшенные на восприятие украинской истории, вы разрушаете своей работой?
- Прежде всего, история Украины в моей интерпретации - часть не только европейской, но и мировой истории. То есть она не принадлежит какой-то одной или даже нескольким империям. Хотя политическая история, в частности история империй, помогает структурировать мой нарратив, главное ударение в нем - на истории снизу. То есть история Юга Украины и Крыма принадлежит не архитекторам Новороссии - то ли XVIII, то ли XXI века, а людям, которые населяли эти степи и горы, от ногаев и крымских татар до украинских казаков, менонитов и молокан. Современная Украина появилась не как лоскутное государство из наделов, якобы дарованных ей в ХХ веке большевиками, а из непростой истории не только конфликтов, но и согласия тех этнических, религиозных и социальных групп, которые ее населяли, прежде всего, конечно, украинцев.
- Во время церемонии вручения Шевченковской премии вы были в Украине. Что изменилось в вашем восприятии украинской реальности? Заметили ли вы негативные трансформации? Или изменения носят преимущественно положительный характер?
- Общий контекст положительный. Украина выстояла, консолидировалась как государство, произошла экономическая стабилизация.
Но у меня также осталось впечатление, что политически Украина входит в очень опасную стадию. Запахло выборами, и обделенные в современном правительстве и парламенте политические силы кинулись расшатывать лодку в надежде оказаться сверху.
Революция, произошедшая на Майдане, далеко не закончилась, многие цели, особенно в сфере борьбы с коррупцией, не достигнуты, и взрывной потенциал в обществе остается немалым.
В этих условиях перед гражданским обществом, которое, к счастью, отказалось демобилизоваться после Майдана, стоит нелегкая задача консолидироваться и определить политическую стратегию, которая не допустит к власти ни ура-патриотических популистов, ни приверженцев реванша, а обеспечит эффективное продвижение реформ.
- Что именно запомнилось вам в личной истории Шевченковской премии? Что будете вспоминать?
- Шевченковская премия - самая престижная из всех, которые я до сих пор получал. Но были и другие довольно престижные - в Америке, Канаде, Великобритании, Польше.
Что отличает, среди прочего, Шевченковскую премию - это процесс. Надо было зарегистрироваться, список кандидатов сделали достоянием гласности. То же самое происходило с прохождением в каждый тур. Кандидатуры и работы публично обсуждали в печати.
То есть был элемент прозрачности. Но также и элемент публичной состязательности, который непосредственно привлекал кандидата эмоционально, а иногда и организационно.
Это было для меня неожиданностью. Во всех других премиях кандидатов определяют члены жюри. Ты справляешься о своем "кандидатировании", только когда попадаешь в финал, а иногда - только когда тебя определяют победителем.
Могу сказать, что это более благоприятная процедура, учитывая, так сказать, чувствительное авторское эго. Те, кто не прошел в финал, об этом не знают, и их эго, кажется, особенно не страдает.
С Шевченковской премией нет публичной пощады не только побежденным, но и победителям - теперь уже от побежденных.
Это, конечно, полушутка, но только полу...
- Понимаю, что этот вопрос, скорее, касался бы футуролога, вроде Элвина Тоффлера, однако, по вашему мнению, когда закончится война в Украине, на территории Донбасса?
- Вопрос и простой, и сложный. Ответ на его простую часть заключается в том, что война закончится, когда в Кремле решат, что она не выполняет задачи раскачивания Украины и вредит режиму.
Теперь к сложной части: когда именно это произойдет? Ответ тут зависит не только от Кремля, но и от украинского общества.
Если к следующим выборам оно консолидируется вокруг идей упрочнения государственности, демократических учреждений и антикоррупционных реформ, война закончится скорее, чем нам кажется. В худшем случае это уменьшит шанс ее эскалации, поскольку это также остается реальностью.
- С чем сейчас Украина ассоциируется в американском мире? Изменилась ли рецепция Украины в течение последних четырех-пяти лет? Удается ли изменить восприятие Украины как серой буферной зоны между ЕС и Россией?
- Помаранчевая революция и Революция достоинства во многом изменили представление об Украине как о стране погромов и Чернобыля в образ страны, где люди борются за свои права и свободы. Этот образ сейчас доминантный в Северной Америке, если не во всем западном мире.
Но для тех, кто лучше знаком с Украиной, картина более сложная. С одной стороны, есть представления об Украине как о партнере, который нуждается в поддержке для противостояния российской агрессии и реформирования экономики. С другой - есть представление об Украине как о заповеднике коррупции.
Коррупция и представления о ней (а это не всегда одно и то же) являются самыми большими внутренними и внешними врагами Украины.
- Какие имена или тексты современной украинской культуры и, в частности, литературы знают в западном мире? Видите ли особую витальность в современной украинской литературе, которая может инспирировать другие миры?
- Для меня лично большим и приятным открытием стал этот lux ex orient в современной Украине - открытие и нами, и миром литературы с востока Украины, от Сергея Жадана до Владимира Рафеенко, Любови Якимчук.
Эти и многие другие украинские авторы идут в мир тропами, протоптанными старшим поколением, в частности Андруховичем, Курковым, Забужко. Работы нового поколения украинских авторов со всех концов Украины издаются в переводах и попадают к мировому читателю лучше и быстрее, чем когда-то.
Мы в Гарварде чрезвычайно рады поддержать издание коллекции англоязычных переводов украинских поэтов - Words for War: New Poems from Ukraine, которая вышла в прошлом году в издательстве Academic Studies Press и была положительно встречена критиками. Это сейчас небольшой, но очень живой ручеек. Не сомневаюсь, что он превратится в полноводную реку. В новых условиях есть запрос на украинскую литературу на Западе, но есть также что предложить и в Украине.
- Как историк, какие важные проблемы вы видите в украинском настоящем - то, что со временем может привести к противостояниям, конфликтам, войне? Над чем сейчас мы должны задуматься, чтобы трагедия войны больше не повторилась?
- Война уже изменила и еще будет менять Украину. Происходит новое "издание" государства и переиздание нации, которое нуждается в новом общественном договоре. Потеря (будем надеяться, временная) территорий и мобилизация против российской агрессии в остальной Украине превращают страну в более "украинскую" этнически, политически, ментально и культурно, чем она была до того.
Российско-украинский кондоминиум времен независимости 1991 года с де-юре доминантной украинской культурой, а де-факто - российской уже делегитимизирован. В перспективе нас ожидает достоверное преобразование доминантной, в частности в городской среде, российской культуры в культуру меншинства.
Это чрезвычайно мучительный процесс для многих носителей доминантной культуры. Здесь уже ощутимы трения и происходит раскол в среде людей, вместе боровшихся на Майдане.
Нужно осознание всеми сторонами новой реальности и поиска нового модуса вивенди.