С днем рождения, театр!

Нас с ней всю жизнь объединяло очень многое: один взгляд на важное и неважное, одинаковое отношение к красивому и… "все-равно-все-красивому", на смешное и не смешное, хитрое и наивное, изысканное и вульгарное.

Но более всего нас объединял своими большими неловкими руками, делал нас практически родными режиссер Зигмунд Белевич. Режиссер, в театрах которого мы играли, перебираясь за ним из одного клуба в другой, из одной коммерческой группы в частный театр… Я отвалила и занялась другими делами - устала. И, наверное, недостаточно сильно любила сцену. Так неистово, страстно, так нежно и яростно, так пламенно и на веки веков, как любила и любит ее сейчас Лара. Лариса Попенко. Заслуженная артистка Черновицкого драматического академического театра имени Ольги Кобылянской.

В октябре театру исполняется 85 лет.

"Солодка Даруся"

В нашем театре впервые была осуществлена постановка спектакля по роману Марии Матиос "Солодка Даруся". Самую первую маленькую Дарусю, ту самую маленькую девочку с сахарным петушком, играла Валерия, внучка Ларисы Попенко. А Лариса - предательницу.

- Это был прорыв, - рассказывает Лариса. - Первая самостоятельная масштабная работа нашего художественного руководителя Людмилы Скрипки, народной артистки Украины, художественного руководителя театра. Людмила Ивановна сама написала инсценировку. Для постановки пластики спектакля была приглашена Ольга Семёшкина, пластограф-режиссер. Невероятно талантливая и душевная, она для нас была открытием, чудом. Ее пластическое решение нам очень помогло. Премьера состоялась 14 марта 2008 года. Тогда был такой глухой тупиковый период: нам казалось, что мы, весь театр, вглядываемся в пропасть. И словно туча грозовая висит над театром. И вдруг - полный сил весенний ветер, свежая кровь, новое дыхание. Все сплотились, у нас горели глаза, мы работали лихорадочно, до упаду. И актеры, и балет. Мы все были счастливы. Во-первых, потому, что события, описанные в романе, происходят у нас, на Буковине. Во-вторых, мы наконец имели право сказать со сцены чистую правду, замалчивавшуюся десятками лет.

Мария Васильевна была на премьере. Нам показалось, что ей очень понравилось. Спектакль идет и сейчас. Дарусю играет заслуженная артистка Украины Наталия Гунда. А Цвычика - Николай Гуменюк.

- Откуда в спектакле взялась твоя Параска? Такой объемный, живой образ... В книге его нет.

- Параска - образ собирательный. Эдакая сельская баба, недобрая, завистливая. Очень знакомый персонаж из реальной жизни. Сына ее, Петрика, родившегося от связи с капитаном НКВД, придумала Людмила Скрипка. Эта моя Параска - категорически отрицательный персонаж. Но… я ее жалею. И мне хочется, чтобы и зритель ее пожалел. Помнишь, как у Булгакова, - "чтобы Фриде не клали платок", чтобы зритель понял: она - глупая жертва страшных обстоятельств. Не ведала, что творила. Ломала, походя, судьбы и жизни. Поняла поздно. Перед смертью Параска признается несчастному своему сыну, кто его отец. Что это тот Дидушенко, "який стільки невинних душ загубив, а я йому допомагала, і ти за мене мій гріх відбуваєш".

Об охране президента и украинском языке

- Моя мама из Украины. Отец из Твери. Я - буковинка. У нас дома говорили на русском языке. Но всю сознательную жизнь я знала, что живу в Украине. Когда на спектакль "Солодка Даруся" был приглашен президент Ющенко, его охрана обшарила все. А у нас были выходы не только из кулис, но и из зала, из разных дверей. Я подхожу к главному входу, там охрана президента не пускает, и так нервно:

- Что вам, сцены мало, что ли?! Идите отсюда.

А мне вожжа под хвост, я в гриме старухи, что мне терять:

- А чого це ви, охорона президента України, російською розмовляєте?

Он растерялся.

Я ему: - Не дрейфь, парень, мой папа из Твери. Я тебя поняла. Пусти меня в зал, а то я на свой выход опоздаю.

Поверил. Пустил… старушку.

О настроении

- Не помню, чтобы ты была в плохом настроении, не "настроенная" на репетицию и спектакль.

- Наверное, это громкие слова, но чувствуешь ответственность перед теми, кто приходит на спектакль… Я - инструмент. Просто надо правильно настраиваться. Я научилась. И мне это нравится. Мое настроение или самочувствие никого не должно беспокоить.

О режиссерах, Зигмунде, Маленьком принце и сигаретах

- Григорий Агеев научил меня не врать, не притворяться. А Зигмунд Белевич - думать, размышлять, анализировать.

- Зигмунд Белевич - воистину чокнутый гений. Совершенно неприспособленный к жизни. Выпускник "Щуки". Он ничего не знал, кроме театра. Да и там он все видел по-своему. Помню, во время репетиции он выскакивал из зала на сцену, чтобы объяснить, как и что надо делать, и при этом топтался, возил руками по своему лицу, хватался за голову, мычал, мнякал, жевал нижнюю губу и бороду, хмурился и причмокивал, пытаясь подобрать слова. Однажды, переполненный слезами и радостью от ощущения попадания, выскочил к нам на сцену и что-то бормотал, и махал перед лицами нашими щепотью, и бубнил, и подскакивал, такой огромный, нелепый, косматый, как старая горилла, и, подпрыгивая, переступая с ноги на ногу, мотая головой, он пятился-пятился-пятился. Мы не успели его предупредить, мы были очарованы, заворожены, загипнотизированы этим его полунемым удивительным объяснением. И в полной тишине наш Зима с размаху рухнул в оркестровую яму. Когда мы в ужасе подбежали смотреть на тело, Зигмунд уже стоял на ногах, весь в паутине и мусоре - яму почти никогда не использовали по назначению - встал, отряхнулся и, задрав на нас голову, спросил с надеждой:

- Ну? Поняли?

Мы научились понимать его, как собаки. Без слов.

- Такого профессионала в разборе пьесы я не встречала. Никто не владел методом действенного анализа так, как Зигмунд.

Есть режиссеры - обычные постановщики: читка, сверка текста, а дальше - кто во что горазд. А Зигмунд не упускал ни одной искры, подхватывал нас на лету. Сколько актеров он обучил и создал!

- Самым тяжелым для проработавших со странным одаренным Зигмундом все двадцать лет было то, что мало кто из нас смог бы работать с другими режиссерами. Многие пробовали. И уходили. Он был для нас всех, как первая любовь. Которая никогда не забывается. Думаю, со временем он понял, что такой преданности, послушания, доверия и такой благодарной любви он больше нигде и никогда не найдет.

- Мне везло. Я работала с хорошими режиссерами. Владимир Воробьев, Людмила Скрипка. Дмитрий Лазорко. Его уже нет в живых. Тонкий. Нервный. Трепетный. Постаревший Маленький принц.

О партнерах и перетягивании одеяла

- Ты говорила, что не любишь моноспектакли. Почему? Ты одна. Тебе никто не мешает. Импровизируй, сколько и как хочешь. И не надо оправдываться, когда тебе говорят, что "перетягиваешь" одеяло.

- Я не люблю моноспектакли. Только не смейся. Я… стесняюсь. И очень люблю работать с партнерами. Тогда рождается магия, волшебство, сталкиваются, объединяются и противоборствуют поля и энергии… Это же счастье, когда возникает знаменитая "петелечка-крючочек". Если этого нет, молния не застегнется. И будет все видно.

Это случается вдруг. Но не на премьере. А где-то на десятый раз вдруг получается… Вдруг происходит волшебство. А люди в зале этого не знают! Они не знают, что у меня происходит внутри, какой фейерверк от того, что вдруг рождается: чувство, энергия, взаимодействие на самых тонких полях… А ты просто ведешь свою роль, и от этого прямо хмелеешь, и любишь сцену больше жизни! Мне так хочется, чтобы кто-то написал об этом, рассказал о том, что с нами происходит, об этих внутренних вспышках…

О любви

- Помнишь, Скарлетт О'Хара из портьеры сшила себе платье? Когда мы поженились с Сашей, я, наоборот, сшила из своего платья первые занавески для нашей квартиры. Мой муж ушел в другой мир. И мне его очень не хватает. Он был моим самым строгим, взыскательным и самым благодарным зрителем. Он тоже одно время служил в театре, но, как мне кажется, ему в первую очередь было важно, как сложится работа у меня. Сейчас я понимаю, что он очень мало думал о себе. И свою жизнь посвятил мне. И своей обожаемой внучке Лерочке.

Моя внучка играет в театре с четырех лет. Она рано научилась разделять, где персонаж, а где я, ее Лариса. В спектакле по Шолом-Алейхему я играла мадам Черняк. Брайнделе Козак. Рассказывая о своей любви, она томно курила. Лера пришла на репетицию и наябедничала:

- Мама! Представляешь, Лариса играет женщину, которая курит. А дедушка!.. Мой дедушка играет пьяницу!

Мало того, дома она обнаруживает в моей личной сумочке купленные для репетиций сигареты.

- У тебя сигареты?! Ты куришь не понарошку?!

- Лера, это не я. Это моя героиня должна курить.

Лера подумала и пришла к заключению:

- Ладно. Она пусть курит. А ты, Лариса, не кури!

Договорились.

О том, как сошлись звезды

- Мы готовились к моему бенефису. В первом действии пьесы Людмилы Разумовской "Ваша сестра и пленница" я играла Марию Стюарт, во втором - королеву Елизавету. Мне снились мистические сны: я вижу сверху двух - себя в роли Марии, и себя же в роли Елизаветы.

Я готовилась, приходила на репетицию, начинала, а Лазорко вдруг раз-два - и все переворачивал! И я удивлялась, как же я не додумалась, как умно, как просто и логично! А встречу королевы и Марии Лазорко придумал так: мы сняли Марию на видео в университете. Я играла Марию и проговаривала про себя реплики королевы. На спектакле Елизавета стояла внизу, на сцене, Мария - на экране, вверху.

У меня там была там очень "говорящая" сцена.

- Мне пятьдесят, - говорит королева Елизавета, - пора думать о Боге…

Премьера этого спектакля была в день моего рождения, мне тогда исполнилось пятьдесят. Это был самый большой подарок, который преподнесли мне жизнь, наш театр и мой муж, Александр Попенко. Так сошлись звезды.

О хулиганстве

- Ты известная хулиганка, Лариса. Давай, рассказывай. Выдавай все свои розыгрыши!

- Я не люблю "зеленые" спектакли. Во-первых, надо еще обладать искусством разыгрывать актера или актеров. Да так, чтобы это не заметил зритель. Нет, я люблю другое.

Какое-то время в театре многие из нас не были заняты в хороших, полноценных ролях. Все главные роли (без второго состава) играла прима. Нет, не так - При-и-има! А мы - в массовке. И мне надоело. Я все время "перша дівка за тином" в "Бесталанной". И в первом отделении я уже выходила с немыслимым бюстом, и доставала оттуда яблоки, чем страшно радовала публику. Наши билетеры говорили, что были люди, которые приходили смотреть эту сцену, а потом уходили.

Режиссер нервничал: "Я больше переживаю за ваши сцены, чем за основные! Покажите мне все, что вы придумали".

Мы с гримером Людмилой Левченко начали искать образ для массовки во втором акте. Выбирали время, чтобы никого в театре не было. И родился дед! Он у меня был без руки, с палкой, курил трубку, георгиевский кавалер. Я придумала ему биографию - этот мой дед был при Цусиме.

Премьера. Я выхожу, покашливаю, смеюсь старческим смехом, курю трубку.

- Кто это? Кто этот старик в массовке? Откуда он вылез? Он же испортит весь спектакль! - гремел режиссер в рубке осветителя. Но старик вел себя прилично, в рамках спектакля. Не выпячивался. Кашлял. Возился со своей курительной трубкой. Я выходила во всех мужских сценах. Потом я и дальше его играла.

И "героини" удивлялись:

- Я не понимаю, зачем тебе это надо?

А мне было интересно.

- А старушка в массовке была запланированная?

- Нет. Я играла в массовке. Много народу на сцене. Все танцуют нашу буковинскую польку. Кто в чем, но одеты в стиле того времени. Я вышла в образе богатой старухи. В пенсне, в темном платье, с горбиком на спине. Старушка отплясывала, ухая, и падала кому-то на руки от усталости. У нее тряслась голова. Музыканты из оркестровой ямы растеряно тянули шеи - кто это? А билетеры говорили со знанием дела: а, это старенькая одна актриса, как ее там, ну как же… Короче, подрабатывает в массовке.

Когда всем стало понятно, что это я, то одни говорили, мол, наконец она играет роль по возрасту, хотя мне в то время не было и сорока. Другие - что в спектакле появилась новая краска, меня условно назвали графиней, и Владимир Сова в той же сцене галантно интересовался моим самочувствием. Я трясла головой, и дрожала вуаль на моей старенькой потертой шляпе.

- Мне кажется, Владимир Сова не сыграл все роли, которые должен был играть по праву, не доиграл, не досказал, ушел…

- В 1994–1995 годах он ходил в театр пешком, издалека, с бульвара Героев. И не потому, что так уж любил ходить пешком. Просто нечем было платить за транспорт, тогда в театре не платили зарплату. А он все равно шел. Наш завтруппы Тарас Ридуш говорил, что Владимир Сова - единственный артист, умеющий носить фрак.

У нас в театре, ты знаешь, юбилей - 85-летие. Хочется поклониться памяти тех, с кем мне посчастливилось служить театру, - народному артисту Петру Никитину, потрясающему и харизматичному Эдуарду Цисельскому, заслуженному артисту Василию Лещику.

Черевички

- В кого ты такая? Ты с детства знала, что будешь актрисой?

- Я в папу. Мой папа умел делать все. Я раньше думала, что все мужчины такие, как мой папа. Оказалось, он был один на планете. Мои первые туфли мне купили на выпускной вечер. И только потому, что у моего папы не было белой кожи. Он делал мне такую обувь, которую я надевала и взлетала - такая она была легкая и удобная. Папы нет уже 11 лет. Последние босоножки, которые он мне сделал, я ношу до сих пор. Им, пожалуй, лет шестнадцать, но они - как новенькие, и вне моды. У папы моего был хороший вкус. Он умер оттого, что не мог работать.

Трое детей. Тяжелое время. Родители - кристально честные люди. Мой папа своими руками делал все - мебель, обувь детям. Брат учился у папы, а мы с сестрой шили и вязали. Но в папе моем - звучит банально - умер великий артист. Он все рассказывал в образах. Пел хорошо. Чтобы меня занять, работая, он пел мне песни и читал стихи. Мою маму он практически увел с ее собственной свадьбы. Юная мама выходила замуж за летчика, а папа пел у них на свадьбе. И через пару недель он сделал моей маме подарок - туфельки.

- Черевички, как у царицы.

- Да она и без черевичек… Словом, через несколько месяцев они стали мужем и женой. Последние туфли, которые папа сделал маме, она хранила. В них и ушла вслед за ним. Через пять лет после его смерти. Я не люблю слов "простые люди". Они были необыкновенные.

Бедный Нико

- Ты сыграла столько ролей… Твой диапазон - от поросенка и капризной принцессы, Бабы Яги и злой мачехи до королевы Англии, Марии Стюарт и старого Щукаря. А есть роли, которые ты уже не сыграешь. Ужасно, правда? Не хочется говорить слово "никогда". Но вот сожалеешь, что уже никогда.

- Я столько не сыграла… "Бедный Нико, чего у него не было. Дома не было, денег не было…" Так и я. Джульетту не сыграла, Дездемону, Мавку… Но во все роли, что играла, я вкладывала все, что я хотела бы сыграть: и Джульетту, и Мавку…

О театре

- Мне кажется, как ты относишься к театру, так и он - к тебе. Я принимаю театр как живой организм. Я ему доверяю. Люблю его.

- Сценарист, режиссер, художник и мудрец Резо Габриадзе говорит, что с артистом надо как с больным ребенком, у которого температура 39,5.

- Полностью согласна. Но чаще всего артисты - это "сукины дети". Хотя, думаю, должна быть золотая середина: где-то кнут, где-то пряник. Иначе артисты сядут на голову. Они же действительно как дети. Правда, не все. Старшее поколение - закаленное, дисциплинированное. Они знают, как надо работать.

- Что изменилось, когда ты получила звание заслуженной? И какие у тебя награды?

- Четыре награды на театральных фестивалях. "За яркую актерскую индивидуальность", "За лучшее исполнение женской роли", Премия Воробкевича, звание заслуженной в 2006 году.

Ничего не изменилось. Изменился возраст, и пришло терпение. Выдержать то, что происходит сегодня в нашей стране, трудно. Вот представь, приезжали на фестивали актеры с оселедцямы, в вышиванках, щири патриоты… А сейчас они народные артисты ЛНР. Что у них в голове? Деньги? Слава? Ну, точно не искусство и правда.

- Помнишь, ты пела когда-то песенку на стихи Ш.Пётефи на свою собственную музыку?

"Актерское искусство
важнее всех других.

И в этом быть не может
сомнений никаких.

Сердец мы властелины.
Хотим - у вас у всех

из глаз польются слезы
или раздастся смех"

- В честь юбилея нашего театра поздравляю нас, всех актеров и наших восхитительных волшебников - работников производственных цехов с нашим большим праздником.

С днем рождения, театр!