РЕНАТА ЛИТВИНОВА: «КАЖДАЯ СЪЕМКА МЕНЯ ОПУСТОШАЕТ»

Зритель вновь проголосовал за «наше кино», придя, несмотря на мороз и предновогоднюю суету, в Большой зал Международного центра культуры и искусств, где продюсерская компания «Альянс Шатро» совместно с «Кинотавром», при поддержке Чрезвычайного и Полномочного Посла Российской Федерации в Украине Виктора Черномырдина, при участии кинотеатра «Кинопалац» представляла в рамках «Русских киносезонов в Украине» фильм «Небо. Самолет. Девушка». Глубокое почтение к кино уже во второй раз выказала торговая марка «Олимп», выступив эксклюзивным спонсором.

Радость встречи с Марком Рудинштейном — основателем «Кинотавра» и президентом группы компаний «Кинотавр», его удивительное человеческое обаяние, умение общаться с публикой на этот раз было роскошной рамой для главного «портрета» акции — красивой, культовой, талантливой, земной-неземной Ренаты Литвиновой.

Любовь к кино перешла к ней от матери, Алисы Михайловны, хирурга по профессии. С раннего детства Рената ходила с мамой на вечерние сеансы, на взрослые фильмы, может и не очень интересные и понятные для нее, но сделавшие девочку настоящей киноманкой. Поступать во ВГИК решила еще учась в школе, но, в отличие от большинства, мечтавшего об актерской карьере, подалась на сценарный факультет. Поступила с первого захода.

ВГИК давно уже традиционно слывет питомником для детей знаменитых родителей. «Девочка с улицы» Рената Литвинова относилась к «случайному меньшинству». Манерные интонации и картинная пластика — человеческая сущность Ренаты, которая умеет наслаждаться жизнью, работой, общением с людьми. Кира Муратова считает ее «своей актрисой» и любит как сценариста. Александр Митта, однажды сняв Ренату в фильме «Таежный роман», подчеркнул, что не снимет больше ни одного фильма без Литвиновой, у которой есть шанс стать международной звездой. А Сергей Соловьев, с которым Ренату связывает давняя дружба, подчеркивает ее силу и таинственность, тайну, которой «она не намерена ни с кем делиться». Недавно она закончила работу в картине знаменитого Гринуэя. Собирается приступать к постановке собственного фильма, пишет, любит, живет полной жизнью. Непонятно только, где время берет на все, что делает.

У нас появилась возможность чуть-чуть приоткрыть завесу этой тайны, не пытаясь влезать в личную жизнь Ренаты, которую она тщательно оберегает от чужих глаз.

— Рената, как в ситуации всеобщего равенства вырос такой экзотический цветок? Приходилось ли отстаивать себя, бороться?

—Ведь рождаешься вопреки всему. Я не знаю легких путей. А вот экзотический я цветок или нет — не анализировала.

—Женщина — существо цельное и обычно посвящает себя чему-то одному: она мать и жена, она в бизнесе, она пишет, она актриса. А у вас — полифония. Это намеренно выстроенная цепочка или существуют приоритеты?

—Ну почему вы мне хотите навязать что-то одно? Можно я буду делать все сразу? Это условие моего счастья. Конечно, может, и не получается быть по максимуму везде, но я стараюсь. Не хочется быть только семейной женщиной и только в быту. Люди очень склонны к деградации. Человек без труда деградирует, поэтому нельзя останавливаться. Для меня это очень важно — работать. И никакую работу не считаю черной или не черной…

— Вы пишете, занялись режиссурой, вы актриса… Не можете никому доверить свои замыслы?

— Чтобы сделать дело, готова приложить максимум. Если чувствую — могу больше. Зачем же себя сдерживать? Не могла бы — не делала.

— Когда-то Кира Георгиевна Муратова сказала, что актрису Ренату Литвинову открыла и сделала она…

— Да, безусловно. Она в меня поверила. Я непрофессиональная актриса. Не считаю себя актрисой. И не могу работать только актрисой, потому что каждая съемка меня опустошает полностью.

— Профессиональные актеры сбрасывают с себя экранный или сценический образ, не переносят его в жизнь, в повседневный быт. А на вашу жизнь влияет то, что вы делаете на съемочной площадке?

— Совершенно не влияет. Я не могу себя экономить на съемочной площадке, выкладываюсь полностью. В быту — нет. Кира Георгиевна меня открыла как актрису. Это было удивительно. Была такая девушка-сценарист, и вдруг во мне предположили актерский талант. Все актеры говорят, что я вне профессии.

— Что, на ваш взгляд, профессия и вне профессии?

— Для меня это абсолютная загадка. Мне, например, смешно, когда актеры играют на крупных планах, масштабно, технично. Когда видна техника — для меня это вне профессии. И бывает очень часто, когда внутри пусто и прикрываются такой техникой. Идут штампы. Но любому человеку в жизни нужно закрыться, вот они и прикрываются. Мне кажется, что красиво так, как делаю я.

— Вы попали в «актерскую тусовку», которая по своей природе недоброжелательна, там каждый защищает и отстаивает себя. Если нет образа, флера, очень легко умереть от недоброжелательства, обид. Разве можно быть столь открытой, показывать самые сокровенные уголочки себя?

— Умные люди относятся к человеческой зависти по-другому. Я из несчастий, из испытаний извлекла много хорошего.

— В каком смысле?

— У меня есть теория — испытания сильного человека укрепляют. Стараюсь быть сильнее, закаляюсь.

— По своей человеческой природе вы ближе к романтическому типу, идеалисту или рацио?

— Мне нравится в себе все одновременно.

— Вы верите в сегодняшнего зрителя и в сегодняшнего читателя?

— Я прохожу какой-то рубеж в 30 лет — очаровываюсь людьми. Раньше была более критична к ним. Относилась так, будто я не человек. Сейчас будто сама «очеловечиваюсь». Я их люблю, а раньше они меня удивляли, казались мне загадочными. Теперь знаю — люди бывают разные. Есть и хорошие, и плохие.

— Вера Сторожева, режиссер картины «Небо. Самолет. Девушка», категорически отрицает, что фильм этот — ремейк известной ленты Георгия Натансона. Вы тоже?

— Красивое слово, зачем от него отталкиваться? Но фильм совершенно другой получился. Просто Вера боится привязывать одно к другому. Она ту картину специально и не пересматривала. Я не отказываюсь от своего детского очарования Дорониной.

— Что было изначально — дружба с Эдвардом Радзинским или идея перекроить по-своему его пьесу?

— Мы были знакомы. Потом я вдруг поняла, что должна взять у него права на «104 страницы…». Написала какой-то текст, отдала ему, он был в шоке. А потом прочел второй раз — понравилось. Сказал, что даст права на экранизацию, если я буду играть главную роль. Он мой друг, очень тонкий человек. Мне кажется, что если человек создал что-то масштабное, планетарное, он не барахло. О Радзинском говорят по-разному. Но много говорят и о Мордюковой. Когда мы встретились на съемках, я была поражена — не видела актрисы более умной, тонкой, магической, великой. Такой же мудрый и удивительный Эдвард Радзинский. Хотя о нем говорят негативно. Это такая несправедливость, которая преследует людей успешных.

— Он давно уже не пишет ни для театра, ни для кино, ни для телевидения… Вы не вдохновили его на «возвращение к истокам»?

— Я с ним говорила по телефону, когда он был в Америке. И он обронил фразу, что надо бы все бросить и писать для меня.

— Давайте поговорим о вашей режиссерской работе — документальном фильме «Нет смерти для меня»…

— Это гениальная картина. Потому что там снималась Нонна Мордюкова. И она сама мне сказала, что это ее лучшая роль. Мне кажется, это женщина, которая ветер с севера может изменить на южный. Одно появление Нонны Викторовны в кадре оправдывает существование всех других актрис в мире. Она вносит великое в понятие «актер». Можно говорить, что это профессия шута, что она от лукавого, но такая актриса, как Нонна Викторовна, вносит особый смысл в профессию. Это ее божественная сила.

— Почему была выбрана именно такая форма — киноновелл, почему именно эти актрисы?

— Как всегда, поначалу почти случайно… С Окуневской я дружила в свое время. Нонну Викторовну обожала. Вера Васильева — очень светлый человек. (О ней тоже очень много гадостей слышала. Но это все миф.). Татьяна Самойлова — образ из детства.

— И Лара — героиня из вашего детства. Кстати, почему вас не устроило имя, которое дал своей героине Радзинский?

— Образ Лары идеальный. Сама хотела бы быть такой женщиной, но мне это недоступно. А в имени попытка «зашифровать» себя — Рената Литвинова, Ре-Ли. Ле-Ри, Ла-ра. Она такая правильная у Радзинского. А у меня абсолютно асоциальна.

— Скажите, многие пишущие говорят, что они вдохновляются от литературы. Что для вас важно, какие ориентиры?

— Литературные приоритеты у меня не меняются. Гоголь, Толстой, Достоевский, Бунин, а дальше — Томас Манн. Сейчас обожаю читать мемуары.

— А из современной русской литературы вас что-то заинтересовало?

— Поколение тридцати-пятидесятилетних не завораживает. Бродский, Платонов очень красиво пишут… Читаю молодых авторов до 25 лет — они пишут на каком-то странном, волшебном, очень красивом русском языке. И для меня это очень важно. Получаю удовольствие от прекрасного языка.

— А язык Акунина?

— Акунин собран из многих авторов. Это такой постмодернизм в литературе. Я к нему очень хорошо отношусь. Но это беллетристика. Когда читаю молодых неизвестных авторов, вижу какие-то отблески Платонова, Лескова… Кто-то из них останется, кто-то нет. Молодость нужно пережить как прививку, переболеть. Это очень сложный период.

— Профессия писателя требует одиночества, отказа от мирской суеты, актерская же — наоборот. Как они в вас уживаются?

— Одиночество это большая проблема. Это одновременно очень легко и очень трудно. Одиночество — убежище эгоистов. Вот например, Шукшин не был ни эгоистом, ни одиночкой. Писал на кухне выдающиеся вещи. Талант подразумевает какое-то неудобство, дискомфорт.

— А как же Михаил Булгаков, который подарил Мастеру возможность творить, не заботясь о хлебе насущном?

— Это очень короткий миг. Мечта…

— А как же публичность другой профессии?

— Я собираюсь прекратить много сниматься и буду отвлекаться только на что-то стоящее. Считаю, что мой настоящий успех кроется в литературе. Все знакомые литераторы говорили мне, что когда прочитаешь мои тексты, понимаешь — все остальное, что ты делаешь, малая доля того, что ты можешь делать.

— Когда вы начали писать?

— По-настоящему — курса с третьего. Когда поступала во ВГИК, писала простыми предложениями. А потом мне сказали, что я не сама написала свои вступительные работы, потому что с третьего курса в меня как будто вселился другой человек. Мне говорили, что пишу не по-русски.

— Есть люди, которые пишут, а потом очень долго продвигают свое произведение в жизнь. И на это тратится намного больше времени, чем на само творчество. А вы сами занимаетесь промоушеном или у вас есть литературный агент?

— На меня обижаются многие редакторы, нет времени сделать книгу, а предложений масса. Сейчас в «Искусстве кино» должна выйти моя повесть.

— У вас есть маленькая дочь Ульяна и есть определенный творческий багаж. Что было бы не стыдно Ульяне показать, передать из этого багажа?

— Иногда думаю: «Боже, нечего показать!» Может, несколько фотографий, несколько фраз. Такое у меня к себе отношение. Колоссальный опыт — съемки у Питера Гринуэя, но там такие шокирующие тексты… Он на меня очень большое впечатление произвел. Я там снималась вместе с несколькими нашими актрисами — Кристиной Орбакайте, Ларисой Гузеевой — они играли мою свиту. Я играла аристократку. С актрисами снимали меня — не актрису. Это, наверное, больно.

— Фильм «Небо. Самолет. Девушка» участвовал в конкурсе «Новые территории» на Венецианском фестивале, где очень сложно себя показать. Как вы считаете, ваш фильм — для фестиваля или для людей?

— Для людей. Знаете, для меня очень важно сделать картину, с которой бы не уходили люди. Была задача поставлена — сделать просто, но гениально.