ПРИЯТНОЕ С ПОЛЕЗНЫМ

Покосившиеся бревенчатые развалюхи родного Мстиславля, жирная провинциальная грязь, уныло ссутулившаяся спина удаляющегося извозчика… Или навевающие знакомую тоску стерильные фасады лавок по обе стороны игрушечной улочки, движущиеся по тротуару сомнамбулы и «кипение жизни» около бензоколонки, гордости города Пикскилла, — виды российского и американского захолустий похожи, как братья-близнецы… Другие берега оказываются все теми же, ибо кочевник Абрам Маневич (1881—1942) повсюду возил с собою свою провинцию, свое «мобильное» ощущение дежа вю. Вы убедитесь в этом сами — на ретроспективной выставке классика пейзажной живописи в Национальном музее, продлящейся до конца года.

И это место тоже — возвращение на круги своя. Судьбу Абрама Маневича предопределила встреча с основателем Городского музея древностей — Николаем Биляшивским, который инициировал в стенах музея первую персональную выставку художника, окончившего Мюнхенскую академию искусств. Столь же успешно складывалась и международная карьера мастера, — в 1910-м Маневич дебютировал в престижной парижской галерее Дюран Рюеля, — и не остался незамеченным. В предреволюционные годы он жил и работал в Москве и Петербурге, в 1917-м — возвратился в Киев в качестве профессора класса пейзажной живописи новообразованной Украинской академии искусств. В 1920-м, после трагической гибели семнадцатилетнего сына, эмигрировал, с 1922-го — осел в Нью-Йорке.

Каждый может краткую канву этого жизнеописания украсить подробностями, подсказанными самой живописью. Киевский период Маневича — солнечный, ветреный, счастливый. Окраины Киева пронизаны единым ритмом, единым дыханием жизни — небо исчерчивают «нервные» силуэты деревьев, землю — дрожащие тени, к горизонту быстро убегают облака, трепещут кроны каштанов… Эта живопись полна отголосками мюнхенского модерна и поэзией тихой провинциальной повседневности, культивируемой отечественным искусством рубежа веков.

Бытование Маневича в обеих столицах российской империи совпало с распадом гармоничного мира. Москва ощерилась «юоновскими» острыми углами и красными стенами фабрик — режущий глаз кирпичный угол на задворках дурным предвестием выпирает из каждого урбанистического пейзажа того времени. Жить и работать в состоянии постоянного внутреннего дискомфорта — выше человеческих сил, два десятилетия спустя, в 1930-х, перетерпев свое горе, художник вновь пытается склеивать осколки. Преодолев чуждость языковой среды и удачно американизировавшись — его работы охотно покупали и государственные музеи, и коллекционеры — Маневич становится абсолютно другим, оставаясь все тем же. Космическое единство декоративного линейного ритма он превращает в единство цветовое. В одном из писем Маневичу поклонник его творчества Альберт Энштейн писал: «Мы оба служим звездам, Вы — как художник, я — как ученый». Минимальное усилие воображения — и в сплошном мареве осенних пламенеющих красновато-коричневых тонов угадываются контуры написанных с заокеанской натуры несуетных мест из прошлой жизни, мест, в которых на рубеже XIX и XX веков умирает империя. В силу некой аберрации зрения американская глубинка — бревенчатые постройки ферм, шезлонги в запущенных садах, лошади, воз сена, кузница — воспринимается как воспоминание, ностальгия об ушедшей усадебной России…

«Дорога» Александра Гляделова в галерее «РА» (с 28.09.) открывает цикл выставок «Социальные проекции». Во времена глобальных катастроф стратегия проекции искусства в социум более чем актуальна. Исподволь проявляющаяся социальная, антропологическая тенденция теперь становится совершенно очевидной. Последние события в Америке изменили лицо мира, и мало кто сомневается, что в том, другом, мире искусство будет другим. Если, конечно, вообще будет... Время доказало, что и после Освенцима поэзия продолжает существовать, поэтому, избегая фантастических пророчеств, предположим: после взрывов в Нью-Йорке и Вашингтоне искусство вряд ли прекратит свое существование, но станет более чутким к человеческой боли...

Эта чуткость и политкорректно-фальшивое сочувствие к оказавшимся вне социума — совсем не одно и тоже. Гляделов находит своих бездомных и опустившихся «героев» повсюду — в Украине, России, Америке, Франции вовсе не затем, чтобы вышибить слезу из зрителя… Как сказал в одном из интервью Борис Михайлов, известный «портретист бомжей» — оказавшиеся за бортом общества живут вне любых правил, не считая при этом себя ни униженными, ни оскорбленными, для них спать, блевать и т.д. на улице — это нормально, поэтому по-настоящему увидеть их можно только взглядом беспристрастным, документальным, лишенным эмоций.

«Люди улиц» — не единственные попутчики фотографа в дороге, петляющей по белу свету — от Памира до Алабамы. Хаотичность лиц, хаотичность мест, впечатлений — в этом вся прелесть путешествия. Эскалатор парижской подземки на станции «Гобелены» возносится вверх — к небу в чудных листьях акации. Тяжелее добраться к свету через близлежащую «Лыбидскую» — на фоне серой массы, затопляющей эскалатор, позирует маленький лукавый попрошайка. В Грозном расчищают разрушенную улицу Мира — ирония судьбы иногда бывает жестокой, а здесь, в Киеве, на бульваре Шевченко, омоновцы с остервенением бьют дубинками демонстрантов ( «9 марта 2001 года»)… По центру ночного Львова движется факельная процессия националистов, а колоритные кришнаиты Киева готовятся к молитве… Хоронят погибших шахтеров в Краснодоне, жизнь продолжается и за колючей проволокой в Сибири (тюрьма-больница для больных туберкулезом в Мариинске), и в цыганском таборе на окраине Вильнюса… Занимательные этюды и, несмотря на случайность скользящего взгляда фотографа, отнюдь не бессмысленны. Комментируя смысл своих усилий, автор говорит о попытке установить «тождественность нового социального пространства», в котором мы существуем. Ему это удалось сделать — если считать, что тождественность пространства определяется степенью социальной защищенности, количеством людей, выброшенных на улицы, а не количеством памятников «монументальной пропаганды» независимости на один квадратный метр городской площади.

Опять-таки в свете последних событий интересны плакаты московского издательства «Има-пресс», выставленные в галерее «Мастерская» (с 25.09). Они были созданы в рамках международной плакатной акции против расизма и ксенофобии «Мы — это они, они — это мы», поддержанной Институтом «Открытое общество». Еще одна благая инициатива социально активного искусства — и сколь ни ничтожна его убеждающая сила, напоминание о необходимости «убить в себе зверя» вновь приходится очень кстати…

Центр современного искусства при НаУКМА и Гете-институт продолжают диалог «родственных» искусств — театрального и визуального. Дабы вдохнуть жизнь в декорации, сделанные участниками немецкой выставки «Сценическое око», режиссеры «Нового театра на Печерске» Александр Крыжановский и театра им.Франко Андрей Приходько изобрели этакие безделицы, театральные миниатюры (27.09). Среди публики слонялись заблудшие ангелы, называющие себя «интерлюди», что-то скучное вещали персонажи «комедии дель-арте».

Эксцентричней, эстетичней и логически завершенней выглядело сценическое шоу, для основы которого режиссер театра «Свободная сцена» Дмитрий Богомазов использовал видео и звукоряд экранной работы Розмари Трокель «О важности ношения одежды», а в качестве исполнителей — Василия Цаголова, актрису Полину Войлевич и себя самого. Сей театральный перформанс посвящен важности стирки грязного белья, необходимой для сохранения чистоты интеллигентных отношений в любовном треугольнике. Он соткан из намеков, по тонкости соперничающих с клипами «Виагры». Очаровательная «Василиса Прекрасная» танцевала и одновременно показывала фокусы, извлекая из тайников хищного «халатика» кипы нижнего белья, тут же вручала их для стирки и сушки, а главное — копания — своим импозантным кавалерам в смокингах и котелках… На этой совершенно бесполезной «мыльной опере» (все втроем они выдули тучу пузырей) старого «социально бесполезного» образца и остановимся — до следующего месяца.