ПОСЛЕДНИЙ ПАРАД

Как-то, очень давно, один сотрудник КГБ спросил меня:

- Почему вы так интересуетесь Некрасовым?

Он в упор посмотрел мне в глаза, ожидая, наверное, смущения. Действительно, вопрос для меня был неожиданным. Но я как-то быстро собрался и на вопрос ответил вопросом.

- Каким Некрасовым, русским поэтом, что ли?

- Да, нет - протянул кагэбист, - интересуетесь вы Виктором Платоновичем Некрасовым.

И еще словно с презрением добавил:

- Писателем нашим этим...

- Откуда вы знаете?

Мой собеседник хитровато улыбнулся.

- Мы все знаем. Все...

- Ну что ж, - решил я перейти на откровенность, поняв, что меня, наверное, «засекли», когда я пытался зайти к Виктору Платоновичу.

А было это уже после возвращения из мордовских лагерей где-то в конце шестидесятых или в начале семидесятых.

- Я глубоко уважаю Виктора Платоновича как своего боевого однополчанина из 227 гвардейского стрелкового полка, 79 гвардейской стрелковой дивизии, отважного, умного командира, пролившего кровь за отчизну. А потом - я его ценю как талантливого писателя, честно рассказывающего правду о войне.

Мой любознательный собеседник долго молчал, а потом, словно встрепенувшись, продолжил:

- Это прошлое... А сейчас Некрасов другой...

1948 год. Лето. Ордруфские военные лагеря в Германии. Тогда к нам в полк приехал наш однополчанин Виктор Платонович Некрасов, лауреат Сталинской премии.

О его приезде мы знали заранее и каждый готовился по-своему. А ведь кое-кто был прототипом книги «В окопах Сталинграда». Особенно беспокоился начальник инженерной службы полка капитан Кучин, с которым Некрасов прошел боевой путь от Сталинграда до Люблина.

- Да, Витька, наверное, если писал о выпивках, то имел ввиду меня. С меня списывал, - рассуждал Кучин.

На большой поляне собрался почти весь наш полк. Командир полка Герой Советского Союза полковник Чепурной Николай Миронович тепло представил Виктора Платоновича.

Оказывается, он был в командировке по поручению редакции «Литературной газеты» в город Л., где произошел взрыв на химическом заводе. И на обратном пути Некрасов решил посетить свой полк. Так он поступал каждый раз, когда оказывался в Германии и в последующем.

...Началась добрая, дружеская беседа. Воины засыпали Некрасова вопросами. Тем более, что недавно через радиоузел начальник клуба лейтенант Скуйбеда каждый вечер организовывал чтение книги «В окопах Сталинграда». Таким образом, книгу эту знал каждый солдат полка. Поэтому вопросов Виктору Платоновичу было множество...

* * *

Прошло с того дня более 10 лет. И вот мы снова встретились. Я за это время отслужил в далеком Заполярье и попал в Киев. И готовился к параду, наверное, к последнему. Недавно была объявлена программа сокращения наших Вооруженных Сил. Под сокращение подпадал каждый третий воин. Началось, как всегда у нас, поспешное, непродуманное разоружение. Посчастливилось неожиданно встретиться с Некрасовым. Сначала он меня не узнал. Но стоило кое-что подсказать и память восстановила все. Начались: «А помнишь! А помнишь?»

Уже начало светать. Парадная колонна готовилась к возвращению домой, в Дарницу. И вдруг у Некрасова возникла мысль: «А что если мы пройдемся пешком? Ведь разрешат».

И разрешили. Маршрут от Пассажа пролегал по Крещатику, мимо Аскольдовой могилы, по набережной к мосту им.Патона. И мы медленно пошли, что-то вспоминая, дополняя друг друга.

...А за Днепром занималась заря. Мы часто останавливались и любовались заднепровскими далями. Весна размашистым шагом входила в наш город.

- Так как вы относитесь к этому параду? - вдруг как-то неожиданно спросил Некрасов.

Очевидно, он давно вынашивал этот вопрос. А мое отношение к этому сложилось очень давно и я даже не удержался и как-то написал об этом в Москву в ЦК КПСС.

- Считаю это абсолютно ненужным делом. Лишней тратой больших денег. Да и каким-то своеобразным побрязанием оружием.

- Вот-вот, и я так думаю... Крещатик или Красная площадь не место, где можно показывать мощь страны. Как-то мы увлеклись парадным блеском. А ведь им-то особенно не ослепишь. За нашей страной крепко следят и разбираются - где правда, а где ложь.

Меня эти мысли Виктора Платоновича как-то насторожили. Но такое простое, бесхитростное лицо моего собеседника невольно распахнуло мою душу. И даже я обрадовался этому. Давно не находилось такого собеседника. Все как-то таились, прятали свои раздумья, мысли.

- Да, Виктор Платонович. Я с облегчением во многом откроюсь вам.

- Исповедь что ли?

- Считайте как хотите, но сидит во мне что-то такое, что долго держать в себе нельзя. Я вот даже не сдержался и написал письмо Хрущеву. Наивно? Возможно. Но что-то делать надо.

- Если не секрет - о чем вы рассказали нашему дорогому Никите Сергеевичу?

- Какой там секрет... Я написал о том, что говорилось в низах. Вот так со всей откровенностью и высказался.

Некрасов задумчиво посмотрел на меня. То ли с одобрением, то ли с укором.

- Да, - потянул он, - рисковый вы человек. А потом вдруг:

- А чего это мы все на вы, да на вы. Жаль нет с собой бутылочки, а то бы выпили на брудершафт и все пошло бы на «ты»...

- Не получится, Виктор Платонович, я застенчив и всегда обращаюсь со старшими только на вы. Не в этом же суть. Мы, очевидно, начинаем понимать друг-друга. В наших сердцах одна и та же боль. Мы видели много всякого - и хорошего, и худого, и благородного, великолепного, и страшного, и стыдного, и даже позорного. Масса фактов создавала общую картину, и эта картина в целом осталась в сознании, как картина трагическая и героическая.

Некрасов остановился, положил руку на мое плечо, задумался и словно с болью произнес:

- Да, дружище, одна боль нас объединяет и молчать тут нельзя. Но положение наше различно. Меня знают в стране. А вот с тобой могут обойтись без особых разговоров.

Виктор Платонович вздохнул и добавил:

- Ну что ж, что сделано, то сделано...

- Не буду лгать. Сегодня я более страдаю, чем радуюсь. Но без веры жить нельзя. Надо верить. Надо знать, во что верить. Ты не боишься за свою судьбу?

- Виктор Платонович, я верю в то, что есть немало людей, которым истина дороже всего. У которых совесть стоит на первом плане.

- Да, я знаю таких людей. Честность их безупречна. И, откровенно говоря, опасаюсь я за них. На них сфокусировано особое внимание властей. И все же молчать нельзя.

Вовсю занималась заря, пламенела над Быковней. По мосту им.Патона зазвенели первые трамваи и было какое-то радостное ощущение на душе. Начинался восход.