ПОДАРОК ЦЕНИТЕЛЯМ УМОЗРИТЕЛЬНОЙ КРАСОТЫ

В недавно открывшемся «Арт-центре на Костельной экспонируется выставка Валентины Бирюкович «Рождественский интерьер» (5—31 января), организованная при поддержке Печерской госадминистрации и Международной корпорации «Славянский базар». Поиски места длились достаточно долго, и у меня было время систематизировать претензии к иконе нынешнего дня и ее адептам. Работы В.Бирюкович заставили меня отступать со своих односторонне критических позиций.

«До самого последнего времени икона была совершенно непонятна русскому образованному человеку. Ключ к пониманию ее особого духовного смысла был утерян... Лики святых в наших древних храмах потемнели единственно потому, что они стали нам чуждыми» — писал в 1916 году, один из первооткрывателей древнерусской иконы Евгений Трубецкой в своем «Умозрении в красках». С течением времени научное исследование иконописи значительно продвинулось вперед, но тот ключ, о котором шла речь у Трубецкого, кажется, утерян безвозвратно.

Немногим одиночкам на протяжении XX столетия было дано приблизиться к пониманию духовной умозрительной красоты иконы — увидеть ее очами умными». Плохо ли, хорошо ли, но это факт эволюционного развития» — наши духовные очи атрофировались за ненадобностью. Секуляризированному сознанию эпохи не дано постигать религиозные откровения. Именно потому мне удобнее причислять себя к «иконоборческой партии» искусствоведов, отрицающих возможность иконописания в нашем времени. Попытаюсь подробней обосновать эту точку зрения.

Икона в современном искусстве явление, мягко говоря, маргинальное. На нее не существует ни потребительского (несмотря на то, что в церковном культе используются уродливые репродукции еще более уродливых оригиналов), ни эстетического запросов. Символический язык иконописи для большинства наших современников — мертвый язык. Особенно явно его непонимание проступает при сопоставлении старинных памятников и произведений сегодняшних «изографов» на религиозную тематику. Назвать их иконами многие не решаются. Ведь икона — это моленный образ, образ, предназначенный для поклонения. Образ харизматический — осененный благодатью, которую ему сообщает уже само имя Бога. Стоит задуматься — почему современные произведения не вызывают ни малейшего проблеска религиозного чувства, желания молитвенного обращения к ним, не притягивают зрителя, молящегося, но отталкивают? За примерами не нужно далеко ходить, обратимся к произведениям, заявленным в проекте «Искусство Украины XX столетия» в разделе «Собор». Все они отмечены печатью эпохи модернизма. Художникам не удается избежать соблазна свободной игры с формой, максимальной персонализации манеры исполнения. Это современное искусство как таковое, сохраняющее право автора на ошибочное художественное решение, ни больше и ни меньше.

Икона же — нечто иное, тут ошибок модернизма или «постмодернизма» быть не может, это не просто искусство, но доказательство Божьего воплощения, вочеловечивания Слова — Логоса (что, кстати, и стало решающим аргументом византийских иконопочитателей IX века в споре с иконоборцами). Не будем забывать — первой иконой, по преданию, стал нерукотворный образ Христа, отпечаток лика на плате, подаренный им самим эдесскому царю Авгарю.

Из чего следует — радикальные трансформации концепции иконного образа, разработанной еще византийскими теологами Псевдо-Дионисием Ареопагитом, Иоанном Дамаскином, Исааком Сирином, абсурдны. Иконный образ был и остается отражением божественного праобраза, что обусловливает специфику его языка, двумирную природу изображения — материальная красота его не самоценна, но символизирует божественную красоту. «В линиях и красках иконы мы имеем красоту по преимуществу смысловую. Они прекрасны лишь как прозрачное выражение того духовного содержания , которое в них воплощается. Кто видит лишь внешнюю оболочку этого содержания, тот недалеко ушел от почитателей золоченых риз и темных пятен...», — цитирую Е.Трубецкого. Остается добавить: только каноническая, освященная вековой традицией «оболочка» наполнена сакральным содержанием. Наши же современники, легко отступающие от канонов религиозной живописи ради полнейшего выражения собственной уникальности, убивают ее смысл. Успешен в данном случае был бы иной принцип — подчинение индивидуальности идее соборности, единения в любви к Господу.

Ценнейшим достоинством икон Валентины Бирюкович является уже то, что это иконы, а не свободные проекции эстетической спонтанности. Художница осознает: иконный образ, рождаясь в определенном времени и пространстве, завися от таланта или бесталанности иконописца, тем не менее существует вне времени, вне пространства, вне индивидуальности, но в каноне. Иконы В.Бирюкович каноничны, они следуют правилам православной иконографии, регламентирующей изображение в мельчайших деталях. Идущему в ногу со временем художнику, непременно отождествляющему себя с артистом, а не ремесленником, трудно смириться с такой «несвободой» творчества. Принять ее как должное легко лишь в том случае, если понимаешь: в рамках канона передается эстафета духа, преодолевающая тысячелетия.

Возможно, В.Бирюкович впитала в себя традиционализм мышления, чуткое отношение к иконописным образцам, занимаясь реставраторской практикой. Похвально ее умение профессионально воспроизводить манеру древних мастеров во всех технических и технологических тонкостях. Валентина постигла сложность их живописных прозрений, сочетая многослойные лессировки и глухие локальные цветовые пятна. Научилась не пренебрегать «ремесленным» трудом — резать по левкасу рельефные орнаменты фона, с ювелирной точностью покрывать изображение сетью золотых паутинок — ассистов... Чувствуется, что иконопись для Валентины не просто искусство, а «единственное искусство», не просто стиль, но особый, духовный смысл жизни. Иконы В.Бирюкович очищают, преображают, спасают обращающегося к ним человека, что и составляет сверхзадачу христианской церкви как духовного института вообще и сакрального образа в частности. Строгие и благостные одновременно лики Христа, Богоматери, помещенные художницей в старые киоты и прекрасно с ними сочетающиеся, дарят нам чудесную возможность контакта не только с изображением, но и с миром сверхбытия, Божественными Первообразами. Ими хочется любоваться, перед ними хочется молиться.

И все-таки у иконописца нынешнего дня прав на самовыражение больше. В поисках своего иконного образа он может путешествовать среди эпох и народов. В.Бирюкович не слишком увлекается локальным колоритом, ее иконопись по сути своей космополитична. При желании можно разложить ее образы на стилистические составляющие — идеальная иератичность византийских ликов согревается и смягчается украинской теплотой чувства, экспрессия цвета, полыхание киновари в огненном вознесении пророка. Иллья напоминает о древнерусских новгородских иконах, парадные одежды священных персонажей покрыты готическим орнаментом крестоцвета... Впрочем, нет нужды продолжать. Маршруты «культурного номадизма», позволим себе сей «трансавангардный» термин, Валентины пролегают от Константинополя до Сиены (иногда в стилистике икон ощутимы реминисценции западноевропейского готического и ренессансного искусства) — что вовсе не мешает органичности и целостности образов. Ведь дистиллированность стиля важна, главным образом, при фабриковке подделок.

Было бы странным, если бы женская тяга к украшательству в нашем случае никак не дала о себе знать, — иконы В.Бирюкович нарядны, праздничны, декоративны.

Эстетический и богословский смысл иконы, как правило, колеблется между двумя полюсами — аскетизмом и «нездешней радугой красок», «ликованием всей твари земной и небесной, славящей Господа». В иконах Валентины преобладает второе, радостное начало, находящее выражение в ярких красках, изящной линейной ритмике, орнаментальном изобилии. Женский способ видеть и чувствовать ощутим и в эмоциональной трактовке религиозных сюжетов. Не случайно излюбленный иконографический мотив художницы — «Богоматерь Умиление». Младенец Христос, ласкаясь, прижимается щекой к щеке Богоматери, обнимает ее. Возвышенная скорбь матери, провидящей трагическую судьбу сына, была главным эмоциональным содержанием этого сюжета в классические эпохи иконописания. Вспомним расширенные страданием глаза матери на прекрасной византийской иконе XII века, названной на Руси «Богоматерью Владимирской». В интерпретации сюжета В.Бирюкович меньше теологической сложности, но больше любви. В ликах матери и ребенка не отыскать ни следа страха предстоящей жертвы, они излучают только любовь и нежность.

«Христос Лоза виноградная» — популярный в эпоху барокко в Украине и по-барочному трактованный художницей сюжет, иллюстрирующий догмат литургического претворения вина в кровь Христову, трогает личным его переживанием. Жертвенная судьба Христа символически аналогизирует с жертвенной судьбой украинского народа, небезразличной В.Бирюкович, когда-то арестованной по обвинению в украинском национализме...

Вместо пустых риторических красот конца напоследок поговорим о проблемах банальных, надоедливых, вроде бы неразрешимых. И все ради слабой надежды, тлеющей в слове «авось». Авось придет конец периоду социальной невостребованности иконописца. Изучая творческую биографию художницы, обнаруживаем: в 1990-х В.Бирюкович расписывала иконостасы и во Франции, и в Польше. На родине же во времена постсоветского экономического кризиса заработала признание, пер- сональные выставки, но не получила церковных заказов. Привычно печальная картина — куда ни глянь, везде кризис. Кризис экономический, кризис духовности, кризис культового, т.е. церковного, искусства, проявляющийся в его почти полном отсутствии. Авось что-то изменится…