ОТ ФИЛЬМА К ФИЛЬМУ

Марсель, как и все приморские южные города, летом особенно оживлен и многолюден. Именно в июне 1996 года здесь был проведен 7-й Международный кинофестиваль документального кино и кинорынок. Для участия в специальной программе в рамках фестиваля «Средиземноморские встречи» была приглашена коллекция украинских документальных кинолент последних лет. Автором двух фильмов из этой коллекции был режиссер-оператор Украинской студии хроникально-документальных фильмов Израиль Цалевич Гольдштейн.

Во Франции Гольдштейн был впервые.

Родился он в год после революции, в Киеве. Отец был маляром, писал вывески, плакаты; мама - домохозяйка. Сын увлекался фотографией. Это увлечение и привело его в 1935 году в Киевский киноинститут, где учились тогда не только на киноинженеров, но и на режиссеров, кинооператоров.

В 1937 году творческие факультеты закрыли, а киевлян перевели во ВГИК, в Москву, где через два года Израиль Гольдштейн получил диплом по специальности кинооператора. Его направили в Ереван поднимать национальный кинематограф.

Но поскольку поднимать, как оказалось, было нечего, а томиться от безделья Изя категорически не любил, то, приехав в отпуск домой, молодой специалист пришел к директору «Укркинохроники» проситься на службу.

Он понравился тогдашнему директору студии: умен, сдержан, независим в суждениях. Однако решающим оказался вопрос о партийности. Израиль Цалевич был тогда кандидатом в члены КПСС, и это определило его судьбу.

Это было в 1940 году. А потом была война.

На фронт молодой оператор попросился в первые дни войны. В удостоверении было записано скупо: «Отправлен в командировку для съемки военных действий».

Фронтовой кинооператор капитан Гольдштейн видел мир, высвеченный военными пожарищами, не только через объектив своего «Аймо». Он лез в самое пекло боевых действий, уже тогда осознавая благородную миссию и ответственность документалиста.

Свои первые четверть века отпраздновал на Волге 2 февраля 1943 года, в день победы наших войск под Сталинградом, где он воевал в составе 1-го Украинского фронта. Снятые им военные репортажи вошли в фильмы «Сталинград», «Битва за нашу Советскую Украину», «Победа на Правобережной Украине», в многочисленные киножурналы.

Работал Израиль Цалевич с Александром Петровичем Довженко, снимал по его заданиям и разработкам.

Война, на которой его жестоко контузило, не отпускает его до сих пор, напоминая о себе муками утраченного здоровья и жгучим чувством долга художника перед тем временем, перед павшими на полях сражений.

В минувшем году по бережно сохраненному листку из записной книжки, где А.Довженко раскадровал для Израиля Цалевича задачу будущей съемки военных действий, режиссер создал трогательный и волнующий фильм «Листок из записной книжки».

Ветеран войны, он был режиссером кинолент, посвященных 50-летию освобождения Украины и полувековому юбилею Великой Победы. Хотя сказать «был», это сказать очень мало. Он снова, спустя полвека после той войны, пропустил через свое сердце тысячи метров архивной военной хроники, отбирая с высоты сегодняшней зрелости кинокадры, разительно показывающие ратный труд солдата на войне. Именно к этому призывал в годы войны молодых своих коллег А.Довженко.

А до этого был киноочерк о военной регулировщице Лидии Овчаренко - «Хозяйка Бранденбургских ворот», фильм о детях-партизанах «Орлята».

Израиль Цалевич действительно смелый человек, а не пытается казаться таковым. И это качество его характера проявилось не только в годы войны, но и в мирное время. Хотя быть смелым в мирное время оказалось, пожалуй, сложнее, чем на войне.

Делом своей жизни, непременным назначением своего творчества считал документалист разоблачение тех явлений, которые жизнь нашу делали безрадостной. И главное, ему не хотелось работать вхолостую.

Сейчас даже трудно представить, сколько в недалеком прошлом было запретных тем. Все было хорошо, мы строили коммунизм. И упоминать о том, что среди строителей светлого будущего есть алкоголики, тунеядцы, воры, бандиты и т.п., не позволялось. Дескать, это нетипично.

Ресторанный принцип, кто платит, тот и заказывает, стал основополагающим в государственной политике руководства средствами массовой информации. Особенно яростно боролись власти с критическими, проблемными сюжетами в брежневские времена. Но Израиль Цалевич имел мужество оставаться самим собой. В поиске жизненного материала для своих фильмов он всегда отважен и принципиален. Именно он впервые рассказал на экране о беспризорных пенсионерах («После 60-ти») и о безнадзорных детях («До 16-ти»), о ползучем распространении алкоголизма с его жуткими последствиями («Похитители детства», «Без нас они не проспятся», «Не будем безразличными», «Покушение на красоту», «Вне игры», «Чрезвычайный автобус», «Обвиняю» и др.) и о том, что разбоем у нас занимаются внешне обыкновенные советские люди («Четыре выстрела в безоружных женщин») и что наркомания у нас поражает уже целые семьи («Я подумаю...»).

Его киноленты сурово просты и глубоки. Он всегда избегает приукрашивания жизни, подгонки ее под некий положительный стандарт. Но он и не цитирует жизнь. Каждый факт, неподражаемо запечатленный им на экране, был его, и только его. Его операторский почерк, его гражданский подход к проблеме всегда своеобычен. Недаром в нашем просмотровом зале безошибочно узнавали: это материал Гольдштейна!

Он поднимал в своих фильмах непомерно тяжелый груз проблем. И пусть экран не мог решить их, дать готовые рекомендации, но, обличая недостатки, называя их, он привлекал к ним внимание общества. Как в капле воды, гражданская и человеческая позиция кинодокументалиста Гольдштейна проявилась в ситуации с фильмом «Стена». Речь в ней идет о знаменитой стене памяти, созданной Адой Рыбачук и Владимиром Мельниченко в колумбарии на Байковом кладбище в Киеве. Почти готовую, талантливую работу варварски залили бетоном, уничтожили на веки вечные. И только лишь потому, что то ли по творческим, то ли по политическим мотивам сие творение не приглянулось первому лицу в государстве. Многие у нас на студии обращались к этой конфликтной ситуации, пытались что-то снимать, однако до конца довел дело только Израиль Цалевич. Он сделал фильм «Стена» и неистово бился головой о стенку, чтобы эта кинолента увидела свет. А палки в колеса ему ставили до самого последнего дня. Более двух часов продержал у себя создателей фильма «Стена» тогдашний наш культурный министр, когда уже была готова копия. Уговаривал, требовал, угрожал, рекомендовал разбавить критический материал положительным, сбалансировать черное с нечерным. Однако Гольдштейн был непреклонен. И тогда министр сдался, вызвал инспектора по реперткому и распорядился: «Дайте ему разрешительное удостоверение. Пусть идет».

Таких историй в жизни документалиста было немало. Да почти каждый его проблемно-критический фильм буквально таранил дорогу к экрану.

Сегодня времена изменились. Критикуй, сколько хочешь и кого хочешь. Но денег на это нет. В 1996 г. государство профинансировало документальный кинематограф всего на 10%, а на этот год запланировано и того меньше. Многие творческие работники ругают сегодняшний безысходный день, дескать, раньше было получше. Но Гольдштейн исповедует Экклезиаста: это не дело мудрого ругать вчерашний день. Он любит день завтрашний, он всегда шел чуть впереди своих коллег. Сегодня он ищет себе дело на завтра, пусть без авторского, без постановочного вознаграждения: дело ради идеи. Ведь именно так родилась сегодня невероятно популярная картина «Прощай, кино!». В ней Гольдштейн так же категоричен и яростен, как и 56 лет тому назад.

Кому выгодно, чтобы цвет украинского кинематографа - первоклассные режиссеры, операторы, сценаристы - работали сторожами на складах у новых украинцев, разводили на продажу аквариумных рыбок, торговали пивом? Или голодали, выносили из дому все, на что найдется покупатель? Ответ и очевиден, и не так прост. Во Франции на Марсельском кинофестивале смелости этой картины искренне удивлялись кинематографисты разных стран.

Не чурается Израиль Цалевич и крепкого словца. Но всегда очень к месту и только по делу. Когда в одном интервью спросили его мнение, почему на документальный кинематограф государство не выделяет денег, Израиль Цалевич сердито ответил: потому что лет через 50 наши потомки посмотрят на экране все, что сейчас происходит в стране, и спросят: а кто в этом бардаке был заведующим?

А жизнь за стенами студии стонет, кричит, требует - снимайте, снимайте, снимайте! Ведь мы живем в редкостное время, на наших глазах творится история, происходят кардинальные социальные, экономические, духовные сдвиги. С одной стороны - реформируется экономика, пусть и хаотично, продвигается приватизация, возрождается культурная и духовная жизнь народа... С другой - вся Украина, особенно пожилая, нищает; молодая же торгует на каждом пригодном для стихийного прилавка клочке нашей плодороднейшей на планете земли, преступность, организованная и единичная, махрово расцвела на почве безвластия, безответственности, вседозволенности.

А наши киноаппараты зачехлены...

Израиль Цалевич сейчас носится с идеей создания фильма «Казино» о морально-нравственных проблемах нашего бытия. Директор студии не тормозит инициативу этого человека-катализатора, ибо верит, что Гольдштейн за пустышку не возьмется.

Место Израиля Цалевича Гольдштейна в документальном кинематографе определяется не только количеством его фильмов, а их снято более ста пятидесяти, не только его, по всем статьям неординарным, творчеством, но и авторитетом его нравственного облика принципиального человека, смелого воина, самоотверженного труженика, благородного борца за идею.

Если сегодня задаться вопросом, есть ли в творчестве Гольдштейна какая-то заглавная кинолента, то ответить будет очень трудно. Ибо каждая его новая вещь в какой-то мере заглавна. И поскольку кинопублицист в неутомимом поиске, возможно, что его заглавная работа еще впереди.

А работоспособности и трудолюбию Гольдштейна, его усердию можно по-хорошему завидовать. Он тоскует по работе, как по любимой женщине. И это правда, это без преувеличения.

На 7-м Международном кинофестивале в Марселе Израиль Цалевич Гольдштейн отмечен очень емкой наградой - почетным и редкостным дипломом «За творческий путь».

Каждое утро, сейчас, правда, всего три раза в неделю, ибо студия работает, к сожалению, только три дня, выходит из студийного жилдома седой, с густой шевелюрой человек, патриарх украинского документального кино. Прихрамывая, опираясь на палочку, идет он открывать очередной рабочий день студии. Идет по длинному, прямому, как линия его судьбы, студийному коридору, и гулко раздаются в пугающей холодной пустоте удары его посоха. Эти размеренные удары - как удары сердца уходящей в небытие студии.

Хочется верить, что пока по утрам на Украинскую студию хроникально-документальных фильмов идет этот необыкновенный человек, человек с заглавной буквы, студия будет жить.

P.S. Когда на 11-й съезде кинематографистов Украины ведущий собрание объявил, что слово предоставляется фронтовому кинооператору Израилю Цалевичу Гольдштейну, весь зал встал и стоя аплодировал, пока мастер шел на трибуну. Согласитесь, это признание стоит многого! Значит, надо жить и надеяться.