ОМАР ХАЙЯМ МОСКОВСКОГО РАЗЛИВА

Давно признано, что самый народный жанр поэзии - частушка. Четыре строки, на ходу слепленные безымянным острословом, могли внезапно заблистать гранями истинного поэтического бриллианта. Тысячи этих невесть как и где возникших четверостиший, иногда язвительных, иногда весьма фривольных, передавались из уст в уста. Их пытались приручить - в двадцатые-шестидесятые годы выходили целые сборники якобы народных частушек, прославляющих партию и ее вождей. Но истинные шедевры в подобные сборники не вписывались. Может, еще и поэтому никто из «серьезных» стихотворцев не разменивался на «низкий» жанр.

В семидесятые-восьмидесятые стали разлетаться по бывшей необъятной разные куплетики явно не топорной выделки. Необычайно свободные, безжалостно остроумные и в то же время философски-парадоксальные, они взросли в стихии самиздата. Чем-то они неуловимо напоминали мудрого пьяницу Омара Хайяма и иронического повесу Франсуа Вийона. Потом оказалось, что у этих безымянных шедевров есть-таки законный автор - Игорь Губерман. Похоже, что поэтическая душа мусульманина Хайяма переселилась в тело еврея Губермана, а с Вийоном его объединяют некоторые тюремные моменты в биографии.

Что поражает в творчестве Губермана прежде всего - необыкновенная внутренняя свобода. Он с равным достоинством и раскованностью может иронизировать над собой и над державным бардаком. Не будем забывать, что многие свои «стишки», как он их называет, были написаны тогда, когда гонораром за них мог стать срок. Что Губерман и получил.

Первое очное знакомство киевлян с Губерманом состоялось три года назад, когда известный продюсер Семен Рубчинский рискнул привезти этого ярого поборника свободы слова, в том числе матерного, на суд патриархальной киевской публики. Оная публика приняла Губермана неоднозначно: многие с возмущением покидали зал, зажимая уши. Но те, кто воспринял не сам факт употребления ненормативной лексики, а достигнутую благодаря ей афористичность и энергетическую емкость, Губермана долго не отпускали.

И вот - новый приезд в Киев автора «гариков». Зал Дома художников был полон и без обычной перед приездом гастролеров рекламы.

Встреча с Игорем Губерманом для читателей «ЗН».

- Украинский читатель, даже знающий ваши «гарики», не очень знаком с вами, с вашей биографией.

- Я - еврей московского разлива, родился в 1936 году, окончил школу с медалью, затем железнодорожный институт. Год работал машинистом электровоза. А потом много лет вкалывал наладчиком и писал научно-популярные книжки: о биологической кибернетике, о мозге, о великом Бехтереве. Я даже ездил в Киев, интересовался Сикорским, с которым дружил Бехтерев. Перешел на профессиональную деятельность - начал писать научно-популярные сценарии. А в 1972-м стал сотрудничать с подпольным журналом «Евреи в СССР». В редколлегии были физики, биологи, математики, в основном со степенями - все «отказники». В той трудной ситуации они повели себя, как свободные люди: зря не базарили, а просто организовали научный семинар физиков-«отказников», это чтобы научные «мышцы» у них не завяли. И еще выпускали журнал «Евреи в СССР».

Вечно и нисколько не старея,

всюду, и в любое время года,

длится, где сойдутся два еврея,

спор о судьбах русского народа.

С самого начала я сотрудничал с ними, за что и сел в 79-м году.

- Вы не могли бы рассказать об этом подробнее?

- Это есть в моей книжке «Прогулки вокруг барака». В Киеве ее не было? Я сел «за скупку краденого». Так это звучало. Тех, кто не устраивал советскую власть, сажали либо за скупку краденого, либо за наркотики. Я вот хочу организовать в Израиле клуб людей, сидевших в СССР за «наркотики». Они их видели впервые в жизни в тот момент, когда опер доставал их при обыске.

А со мной было проще. Я коллекционер. Нашли двух квартирных воров, уже сидевших, и они показали, что я купил у них пять краденых икон. А так как при обыске их у меня не нашли - их не было в природе, - то я сел не только за скупку краденого, но и за сбыт. Все очень просто. Практическая причина - даже не мои стишки, меня предупредили, что посадят. Мне предложили либо садиться, либо посадить Виктора Браиловского, математика: он в то время был редактором и издателем этого журнала. Меня вызвали открыткой в ОВИР - я тогда был в «подаче» - и со мной поговорили два таких милых мальчика. А потом в мае 1979 года произошла вся эта история.

На наш барак пошли столбы

свободы, равенства и братства:

все, что сработали рабы,

всегда работает на рабство.

Когда я возвратился из ссылки в 84-м году, никто и не думал о перестройке. И вот тут все началось. Я сидел, писал роман, и одновременно стишки из меня так и сыпались, как горошки из кролика. Помните, тогда в авангарде перестройки была газета «Московские новости». У меня там работали приятели, я даже написал им в назидание стишок; он лежал в редакции в виде плакатика:

Доблестно и отважно

зла сокрушая рать,

рыцарю очень важно

шпоры не обо...ать!

Эти же стишки послужили косвенной причиной моего ускоренного отъезда. Я все задерживался, хотел роман переписать. Но вот «всевидящее око» столь злилось, что стишков появляется все больше и больше и ходит в самиздате, что в самый разгар «законности и прав человека» нас вызвали с женой в ОВИР, осенью 87-го года, и красивая такая чиновница сказала фразу замечательную: «Министерство внутренних дел приняло решение о вашем выезде». Ну, мы сопротивляться не стали.

Я вырос, научился говорить,

стал каплями российского фольклора,

и, чтобы не пришли благодарить,

бегу, не дожидаясь прокурора.

- И как вам теперь живется в Израиле?

- Я невероятный израильский патриот. Просто обожаю Израиль. Волшебная страна, чудом существующая и просто источающая что-то (слово «духовность» не люблю). Но это не мешает писать о ней, скажем, так:

Сомненья мне душу изранили

и печень до почек проели.

Как чудно жилось бы в Израиле,

когда б не жара и евреи!

А что касается евреев, то я их тоже люблю, они очень смешной народ и любят посмеяться над собой. Кстати, я полагаю, что анекдоты о нас, евреях, должны сочинять мы сами - еще и потому, что это у нас лучше получается.

В Израиле евреи становятся совсем другими. Например, молодые израильтяне не верят, что была Катастрофа, Холокост. Они по своей психологической структуре не понимают, как это получилось, что шесть миллионов пошли на смерть, как овцы, и ни один не бросился перегрызть глотку своему охраннику. Они бы бросились все, до единого, перед тем как умереть. Они уже - не как изгои в стране проживания, а как древние иудеи.

Те овраги, траншеи и рвы,

где чужие лежат, не родня -

вот единственно прочные швы,

что с еврейством связали меня.

- Вы не страдаете ностальгией по России, по СССР?

- С крушением Империи я потерпел личное такое поражение. У меня была глава о пьянстве, чисто русском занятии. Она называлась так:

Не стесняйся, пьяница, носа своего,

он ведь с нашим знаменем цвета одного.

Теперь Империя рухнула, и мне приходится кое-что переписывать и дополнять. Появилось новое название:

Поскольку истина - в вине,

то часть ее уже во мне.

Или вот:

Главное в питье - эффект начала,

надо по нему соображать.

Если после первой полегчало,

значит, можно смело продолжать.

Я очень люблю приезжать в Россию, тут полным-полно друзей. Публики такой, как в России, нигде нет. Отсюда я всегда возвращаюсь оптимистом. Я разговорился со своим приятелем, он доктор двух наук и входит в комиссию по выработке реформ. «Старик, - спрашиваю, - а что ты сам думаешь про реформы, которые вы сочиняете?» Он говорит: «Я тебе отвечу притчей. Если мужчина приходит к женщине и садится с ней пить чай - это нормально. Если мужчина приходит к женщине, снимает штаны и занимается с ней любовью - это тоже нормально. Но если мужчина приходит к женщине, снимает штаны и садится пить чай - это уже ненормально. Но это и есть российские реформы».

Сильна Россия чудесами,

и не устала их плести:

здесь выбирают овцы сами

себе волков себя пасти.

Думаю, что и в Украине системные проблемы - те же.

- Вы не можете вспомнить свое первое четверостишие, которое вы осознали не просто как стихотворение, а как «гарик»?

- Пожалуй, нет. Я их раньше называл «дацзыбао», помните, были когда-то такие настенные «лозунги больших букв» у китайцев. Моя жена лежала на сохранении, и мы с моим другом наперебой писали четверостишия и вешали ей на стенку возле кровати. Там приличных не было ни одного. Ну разве что вот это:

Какие дамы нам не раз

шептали: дорогой!

Конечно, да! - но не сейчас,

не здесь и не с тобой!

- Как жена относится к вашим многочисленным «гарикам» на любовную тему?

- Совершенно спокойно. Она тоже полагает, что это лирический герой. И так отвечает на вопросы всех доброхотов, которых вокруг имеется до хрена.

- Ваши впечатления о Киеве?

- Я здесь раз десятый, я видел очень многое в Киеве, его красоты. Тем более, что в последние два раза меня по Киеву водит Семен Рубчинский, которого я просто обожаю. Я теперь знаю, каким должен быть импрессарио. Он все организовывает мастерски.

- Пожалуйста, на прощание еще один ваш «гарик».

Зря вы мнетесь, девушки,

грех меня беречь.

Есть еще у дедушки

чем кого развлечь!