ОБРЕТЕНИЕ НАБОКОВА

Вот, пожалуй, и все, что я могу восстановить из пыли и зарослей своих старых фантазий

В.Набоков.

В ладимир Набоков отно-

сится к тем особым пи-

сателям, чьи художественные поиски и парадоксы открытий поддерживали неослабевающий интерес к его произведениям как у читателей, любителей интеллектуальной прозы, так и у издателей, ученых, критиков, журналистов и восторженных ценителей волшебного мира его искусства. Каждое творение мастера поражало непохожестью на предыдущие и экспериментаторской новизной. Появление наиболее известного и читаемого романа «Лолита», принесшего Набокову мировую славу, было связано со скандалом и обретением противников: друзья становились врагами (как З.Шаховская), приверженцы - оппонентами (Э.Уилсон и др.).

В чем же секрет человека, пережившего эмиграцию, крах чудесного рая русского детства, потерю богатства и свободы писать на родном языке? Что подвигло писателя на то, чтобы выжить, уцелеть как личность и стать одним из выдающихся представителей мировой литературы XX века?

В какой-то мере ответил на этот вопрос исследователь творчества Набокова и один из его американских друзей Э.Уилсон, который писал: «...Многое в нем вызывает восхищение - его сильный характер и невероятная трудоспособность... Невзгоды, ужасы и тяготы, подобные тем, что ему пришлось пережить в изгнании, многих людей сломили и принизили, а его стойкость и талант помогли ему преодолеть их». Добавим, талант очень своеобычный, отличный от тех писателей, которые творили до него, в одно время с ним и после него.

Это понял уже И.Бунин, видевший в Набокове продолжателя русской литературной традиции в ином, еще не бывшем в ней качестве. Он писал, что Сирин (псевдоним, которым Набоков подписывал свои произведения с 1926 по 1940 гг.) выступил с новым видом искусства, «за который надо быть благодарным ему» (цит. по: В.Набоков. Собр. соч. в 4-х т. T.I, с. 403-404). Это искусство вывело Набокова на уровень таких xудoжникoв мировой философской прозы, как Джойс, Борхес, Кафка, Пруст, Кортасар, и сделало фигурой, постоянно привлекающей внимание специалистов в области эстетики и литературы.

Начало современной набоковиане было положено еще в 20-е гг. в русских изданиях Берлина, где начинался творческий путь русского писателя Набокова-Сирина. В то время о нем писали М.Алданов, Г.Адамович, Ю.Айхенвальд, В.Варшавский, П.Бицилли, З.Гиппиус, Г.Иванов, Г.Струве, В.Ходасевич и мн. другие.

«Можно говорить о своеобразном «сиринском буме» в эмигрантской печати», - пишет автор статьи «Загадка Сирина» Олег Дарк, помещенной в первом томе собр. соч. Набокова (М., I990 г., с. 404) .

Расходясь в оценках достоинств и недостатков набоковской прозы, рецензенты отмечали несомненный талант автора, «сущность которого остается загадочной» (там же, с. 405. - Выделено мной. - Т.Б.). Вот то слово, которое стало своеобразным ключом к определению всех последующих произведений мастера, написанных по-русски и по-английски, ставших объектом осмысления и трактовки исследователей разных стран нашего века.

Понять природу этой «загадочности» - означает приблизиться к миру Набокова, явлению сложному и многогранному: личность писателя и его произведения содержат множество загадок и мистификаторства, «темных мест», которые не дают покоя филологам, собратьям по перу, ученым-культурологам и озадаченным читателям. Один из русских биографов Набокова Б.Носик справедливо заметил, что, «несмотря на массовые тиражи изданий, это все еще не «массовый» читатель» («Мир и дар Набокова», изд. «Пенаты», М.,1995), т.к. романы «Отчаяние», «Дар», «Король, дама, валет», «Защита Лужина», «Приглашение на казнь» содержат сложности символики, литературных реминисценций, образных параллелей, словесных криптограмм, для восприятия которых нужно обладать терпением, вдумчивостью, желанием разобраться в лабиринтах сюжета, общей культурой и любовью к искусству.

Одним из самых «замысловатых» по идейной и формальной структуре является роман Набокова «Бледный огонь». Американская писательница Мэри Маккарти, чей блестящий анализ этого произведения является результатом аналитического исследования его художественной архитектоники, писала: «Бледный огонь» - это шкатулка с сюрпризами, ювелирное изделие Фаберже, механическая игрушка, шахматная задача, адская машина, западня для критиков, игра в кошки-мышки ... это одно из великих творений искусства нашего века... это творение совершенной красоты, симметрии, странности, оригинальности и моральной правдивости». (См.: Мс Саrtу М. The Writing оn thе Wall. N. У., 1973, р. 178). - Выделено мной. - Т.Б.). Вот сколько образных определений различных свойств обнаруживает только один шедевр Набокова, не говоря уже о его творчестве в целом! Мастер, стремясь осмыслить и объяснить Время, Вселенную и Человека, воссоздает свое видение и понимание этих глобальных явлений в наиболее адекватной форме всесторонности и глубины, что обуславливает трудность восприятия его произведений.

Существует иное объяснение нарочито построенной многоуровневой структуры данного романа (как и многих других), - оно состоит в том, что литературное произведение обнаруживает сходство с игрой и содержит «словесные кроссворды», шарады, криптограммы и шифры. В творчестве Набокова это было своеобразным продолжением детства на серьезном, профессиональном уровне, и мастер так писал об этом: «Мальчиком я был вроде фокусника. Мне нравилось... превращать воду в вино и все такое...» В юности он иногда целые ночи проводил за составлением шахматных задач или крестословиц, и эту страсть к изобретательству перенес на свое сочинительство. Составлял, переставлял и перепутывал прошлое с будущим («Другие берега»), Россию с заграницей («Отчаяние»), себя с другими («Пнин», «Приглашение на казнь»), вымысел, фантастику с реальностью («Сказка», «Подвиг», «Король, дама, валет»). Набоков создал особый мир своего творчества с определенными правилами игры и процессом ее ведения.

Этим объясняется и выбор героев его произведений - фокусников, чародеев, артистов, музыкантов и, конечно же, поэтов и писателей, лозунгом которых могут стать слова из романа «Гляди, Арлекины!»: «Вперед! Играй! Придумывай мир! Придумывай действительность!» Набоков писал об авантюристах и колдунах, творивших зло, и о тех, которыми играл Его Величество Случай или Рок в рассказах «Пильграм», «Бахман», «Экскурсия в музей», «Картофельный эльф», «Весна в Фиальте», «Сказка», романе «Защита Лужина» и множестве других. Набоков - мудрец и большой знаток Книги Судеб жизни, ее баловней и жертв, среди которых - гении, великие творцы и прекрасные души, - и просто люди, слабые и страдающие, униженные и обездоленные («Уста к устам», «Рождество», «Звонок», «Путеводитель по Берлину»).

Писатель Владимир Набоков видел крушение империи, России, вместе со своей семьей пережил тяготы изгнанничества и эмиграции, разрушение лучшего из того, что он любил и знал; потом он наблюдал зверства, истребления войны, - и все это показал в иной плоскости: в судьбах и душах людей, разрыве привязанностей, потере друзей и смерти близких, в утрате отчизны и возможности писать на родном языке. Трагедию всяческого уничтожения и его последствий на разных уровнях человеческого существования показал Набоков в своих глубоких, философски обобщающих произведениях, которые только ограниченные люди могли назвать бессодержательными и аполитичными.

Отвергая нападки, искажения и ложное понимание его творчества, Набоков пророчески заметил, что будущие читатели поймут: он «не был легкомысленной жар-птицей, а наоборот, строгим моралистом, который награждал грех пинками,.. высмеивал вульгарных и жестоких и придавал высшее значение нежности, таланту и гордости» (Vl. Nаbоkov. Strong Opinions. N. Y., 1973, р. 193).

Историей одного из парадоксальных заблуждений в оценке издателями, критиками и друзьями «лучшей книги» Набокова, романа о любви и страдании, явилась публикация «Лолиты». Окончив в 1954 г. роман, задуманный еще в 30-е годы, автор писал, что работа над ним двигалась медленно, т.к. ему «следовало выдумать Америку», а это оказалось нелегко русскому писателю. Он даже хотел сжечь черновик, но мысль о том, что «дух казненной книги» не оставит его в покое до конца дней, остановила его. Отправляя свой роман, отнявший столько сил, вдохновения и ума, по очереди в американские издательства «Викинг», «Саймон энд Шустер», «Нью дайрекшнз», «Партизан ревью», Набоков получал отказы, мотивация которых состояла в том, что читателю он может «показаться порнографическим»... Хотя издатели признавали, что «Лолита» - это «литература самого высокого класса», однако «всех нас упрячут в тюрьму, если мы это напечатаем».

Каково было читать это Набокову, считавшему свой роман «трагической повестью», «сложным и необычным произведением», лучшим из написанного по-английски!

«Красота плюс жалость - вот что ближе всего к определению искусства. Где красота, там и жалость, по той простой причине, что красота должна умереть»... В этом тезисе из лекции о Кафке Набокова и состоит, на наш взгляд, основной смысл и философское прочтение «Лолиты». Смелость автора в том, что он показал психически больного человека, который, встретив Лолиту, видит в ней «возвращенное детство», трепетность и нежность, тем самым обретая любовь. Трагедия главного героя романа Гумберта в том, что эта любовь осталась неразделенной, а красота умерла, принесенная в жертву жизни. Именно так показана история Лолиты в последней версии фильма режиссера Э.Лайна, который вышел на экраны в этом году. (Первая экранизация романа осуществлена в 1962 году режиссером Стэнли Кубриком, сценарий для которого написал сам Набоков, присутствовавший на ее премьере...)

Джереми Айронс, играющий Гумберта, тонко и психологически достоверно создает сложный образ человека неизвращенного и глубоко несчастного, трагически обреченного в своей любви. Выражение печали и удивления не сходят с его лица, скрывающего внутреннее страдание и боль от сознания непонимания окружающими и Лолитой его чувств: «Она состояла из роз и меда; на ней было ее самое яркое ситцевое платье с узором из красных яблочек; руки и ноги покрывал густой золотисто-коричневый загар; царапинки на них походили на пунктир крошечных запекшихся рубинов...» Гумберт виноват лишь в том, что любит Лолиту, несмотря на разницу в возрасте, ложность своего положения в глазах общества, несмотря на свою болезнь... Он смотрит на нее глазами художника и видит в ней ту «вечную женственность» и красоту, которая и составляет очищающую и вдохновляющую энергию мира.

Фильм Лайна воспроизводит атмосферу времени и детали быта, обстановки послевоенной Америки: фотографии, украшающие стилизованную мансарду, госпиталь в Эльфинстоуне, звуки гостиниц, интерьеры мотелей, сувенирные лавки... К этому можно прибавить еще удивительный свет, полутени, полузвуки, пейзажи - деревья у дороги, горы, закат, пожар, степь и заснеженные склоны. Все, что можно встретить в дороге длиною в жизнь. Большую роль в фильме, как и в романе, играют звуки грозы, зеркала, детали и намеки... Музыка Морриконе, развивая изображение, вносит в него светлый или драматический оттенок.

Лолита-нимфетка и Лолита-женщина, которую мастерски в фильме сыграла актриса Доминик Суэйн, несет в себе двойственность образа, созданного в романе: «...эта смесь в Лолите нежной мечтательной детскости и какой-то жутковатой вульгарности, свойственной курносой смазливости журнальных картинок... в придачу к этому мне чудится неизъяснимая, непорочная нежность, проступающая сквозь мускус... и смерть». Может быть, если бы не было этой двойственности, Лолита не убежала бы с истинным извращением и разделила бы любовь грешника Гумберта... Но тогда бы не было трагедии, как писал Набоков, «не было бы книги».

Набоков создал две «Лолиты» - на английском и на русском языках, и за это мы должны быть ему бесконечно благодарны. В предисловии к роману 1965 года Набоков писал: «Издавая «Лолиту» по-русски, я преследую очень простую цель: хочу, чтобы моя лучшая английская книга... была правильно переведена на мой родной язык». Но дело не только в этом: Набоков любил свою странную книгу, как любят больного, хрупкого ребенка. Видимо, в ней заключался для мастера тот сокровенный смысл, который разгадывали и искали в ней многие набокововеды мира, и который, как в любом другом творении гения, начиная с самого первого поэта, остается таинственно спрятанным за гранью слов и фантазии автора. Это те самые восклицания: «Татьяна, милая Татьяна!» - «Мисюсь, где ты?» - «Лолита, свет моей жизни... Грех мой, душа моя. Ло-ли-та», которые принадлежат вечности.