НЕСЕНСАЦИОННЫЙ СЕЗОН

Чем живы лучшие представители киевской арт-тусовки? Ожиданием сенсаций, как выяснилось в недавней кулуарной беседе. Какие тут могут быть сенсации? — удивилась я. Тишь да гладь. Если какой-нибудь бездарный проект и вызовет волны не очень вежливых откликов в прессе, все равно — это буря в стакане воды. Но Киев и есть стакан воды — резонно возразил мой собеседник.

В этом стакане идет партизанская война интересов, мини-кланы группируются по принципу «против кого дружите» и радуются, когда удается исподтишка куснуть противника. Удовольствие наблюдать за всем этим отложите до осени. Страсти вокруг «проектов века» стихли, наступает пауза, мертвый сезон. Выставочная активность перемещается в камерное пространство галерей, умаляясь в масштабе. Нам не остается ничего другого, как видеть большое в малом. Отдохнем в сладком предчувствии новых скандалов и обратим внимание на искусство как таковое.

Выставки, организованные активистами за права всевозможных дискриминированных меньшинств — заключенных и душевнобольных, гомосексуалистов и сирот, как правило, с чисто художественной точки зрения вполне предсказуемы. Это скорее социальные инициативы, напоминающие обществу о существовании изгоев. Они угнетают. Идя на такие вернисажи, заранее настраиваешь свою нервную систему на перегрузки негативом. И на чувство вины, которое в глубине души испытывает всякий благополучный наблюдатель чужого несчастья или ущербности.

Галерея «Ра» и фонд «Искусство, культура и наука» открыли выставку фотографий и рисунков бездомных детей без фальшивых слез. Все равно слегка коробит двусмысленность призыва к потенциальным благодетелям — помогите детям, они талантливы. А с неталантливыми что делать, оставить на улице? В достижении благородных целей все средства хороши, но стоит искать наиболее эффективные. Не станет ли выставка бесполезным разговором в пользу бедных, которые так и останутся без практической помощи? Не будем недооценивать подвижничество выехавшего в Одессу в апреле сего года педагогического десанта. Они устроили там мастер-класс для бездомных — по праву, фотографии, общеобразовательным предметам. Достаточно для самоуспокоения, но вряд ли — для изменения ситуации.

Представить себе, каково быть «ребенком улицы», нормальный человек не сможет, попивая вино, приветствуя друзей и знакомых. Радоваться жизни не мешали даже смотрящие со снимков на стенах непривычно взрослые лица маленьких детей. Их снимал и учил фотографии Вадим Процько. Диковаты и глазасты, как напуганные зверьки. Одни — уязвимы, другие — запломбированы, сверхзащищены, все вместе — лишены настоящего и будущего. По правилу предсказуемости благотворительных проектов такие лица с бездомностью в глазах мы и должны были увидеть. Она — очки, сквозь которые дети смотрят на мир. Констатируем ее как факт, без надрыва. Душа неприкаянна, но дети привыкли к этому, приспособились. Бездомность преломляется в каждом увиденном Александром Пенчуком, Алексеем Пирожком, Михаилом Бокуром фрагменте мира — в спящем ночном дворе, пуделе, пробегающем по тротуару, секторе прибоя. Велика сила искусства — оно превращает детскую депрессию в элегичность. Мрачный юмор, но такое и искусство.

Красочные рисунки еще более юных художников, от 5 до 13 лет, столь же предсказуемо гениальны. В этом возрасте над ребенком не довлеет установка рисовать как все, он творит интуитивно. Не испорченные образованием дети с улицы еще более раскрепощены — просто кладезь талантов. Феномен творчества одиноких детей, как его понимает куратор Ольга Журавлева, действительно существует. Расшатанная, переполненная страхами психика ребенка выплескивается на бумагу бурным потоком абстрактного экспрессионизма. В красочном месиве застывают сильные, недетские, перехлестывающие через край эмоции. Если же взгляд ребенка останавливается на чем-то конкретном, то это не принцессы с бантами, а крыса на прогулке, закрывающая горизонт могила с крестом... Но чаще всего встречается радуга — ожидание новой, счастливой жизни. И хочется верить, что найдется добрый волшебник, почувствующий ответственность за осуществление надежд этих детей.

Забыться после «Детей улицы» лучше всего в галерее «Тадзио», демонстрирующей невечерний ретростриптиз (в живописной форме, разумеется) Владислава Шерешевского. Шерешевский — «самый одесский» из всех киевских художников. Усиленно культивирует городской еврейский фольклор. Великолепно самоироничен. Иронизировать по поводу собственного искусства любят немногие, иронизировать с удовольствием, с чувством, толком, расстановкой, валять дурака — никто, кроме Шерешевского. Он кокетливо посмеивается над своей маленькой слабостью — неравнодушием к китчу — слащавому, анекдотичному, мещанскому. Оглядывается с тоской в золотую предреволюционную эпоху, когда китч царил самодержавно. Выуживает оттуда миленькое, красивенькое, сладенькое. Умильных деток, семейства размножающиеся с кроличьей плодовитостью, восседающие за изобильным столом, раздачу обедов для бедных. А какие знойные дамы позируют на фоне роскошных портьер домов терпимости. Красочки блестят, фактурка вылизана. Заземленный салонный постмодернизм не лишен своей доли привлекательности. По части открытия новых имен галерея «Ирэна» опережает других. На сей раз она предоставила шанс взобраться на художественную сцену Светлане Чернушенко, дебютирующей персональной выставкой с вычурным названием «Nekartina» (29.06. — 12.07) Согласимся, это — не картина. Потому что это графика. Своим появлением Светлана решила произвести переворот в «азбучном» рассудочном мышлении и «реабилитировать инстинктивно-бессознательное». Эти планы получили очень своеобразное визуальное воплощение. Темноватые, напоминающие полуистлевшие или обгоревшие куски пергамента листы ассиметрично-динамично разложены по полу и развешены по стенам. «Некартины» Светланы делают более явной неосознанную тенденцию, витающую в воздухе. Она провоцирует брожение умов, но не стала пока модным общим местом. В игру произведения искусства и зрителя все чаще вклинивается третий нелишний — пространство, круто меняющее привычный расклад. За примерами не надо долго ходить, достаточно взглянуть на выставку в ЦСИ — Л.Тарасевича и Т.Сильваши. Так как здесь кроется источник неизведанных эстетических ощущений, невыработанная жила, скоро игры с пространством станут популярны и массовы.

Чем больше в живописи процент живописи, тем трудней говорить о ней. Не существует вербального эквивалента ее языку. У одессита Владимира Цюпко («Ателье Карась» 26.06—20.07) — почти неразбавленный ненарратив. Для легкости маневрирования в море цвета за борт холста выброшены все чужеродные смысли — метафизика, эзотерика, литература. Но как тогда прикажете убеждать непосвященных, что вот оно, настоящее искусство?

Мое огорчение незадачливого «переводчика» усугубляется еще и тем, что сам художник чужд малейшей неуверенности в том, что делает. Высказывания на холсте гармоничны и закончены. Ясность целей и средств.

Ключ к интерпретации ситуации нашелся внезапно. Образы Цюпко запоминаются невольно, легко, будто бы наполнены конкретностью психофизического состояния, пережитого нами когда-то. Так иногда чужие воспоминания, рассказанные случаи из жизни кажутся более реальными, чем собственные.

Холсты из серии «Окна» ассоциируются со «Стогами» Клода Моне. Исследуя капризы световоздушной среды, Моне упорно писал один и тот же мотив — в разное время дня, при разном освещении. Цюпко — зеркальный импрессионист, импрессионист наоборот. Его «Окна» открываются во внутреннее пространство, отражающее цвет, увиденный извне. В матрице окна — цвет, как след, как воспоминание о взвинченном полыхании алой зари, блекло-розовых сумерках, зеленовато-сером молчании ночи...

Все, долепетала до конца на своем птичьем языке. Внутренний опыт, все такое прочее — восхищаюсь выносливостью аудитории, это переваривающей. Сенсаций бы достать, да пока негде.