В Харьковском художественном музее прошла первая персональная выставка Кости Зоркина, 16-летнего выпускника художественной школы им. Репина. Он назвал ее «Наваждение» и представил на суд зрителя более 60 работ — графика, смешанная техника, инсталляция, живопись — малую часть того, что было сделано за последние полгода. Честно признаться, я давным-давно не видела, чтобы на художественную выставку шел такой поток неорганизованных тинейджеров. И уж совсем удивительно, что без каких-либо указаний они заполнили своим неустановившимся почерком целую тетрадь восторженных отзывов.
Это взрыв атомной бомбы!
…Кем и когда был установлен жизнерадостный и умилительный стандарт для образцов детского творчества — что-то вроде старой песенки про «оранжевое небо, оранжевое солнце, оранжевую маму и оранжевого меня»? Неизвестно. Жив, однако, он и поныне, несмотря на все реалии нашей нынешней жизни — взрослые вообще склонны обманываться насчет младшего поколения.
Эта выставка ясноглазого шестнадцатилетнего мальчика застала взрослых врасплох. Уже названия серий и отдельных работ говорят сами за себя: «Любовь уродов», «Мороки», «Маленькие люди», «Срыв», «Автопортрет с порезанной губой», «Крыс», «Голод», «Ночное самокопание», «Русалка», «Безысходность»… Судя по записям в книге отзывов, большинство взрослых были шокированы и даже пытались «перепрограммировать» юного художника, обратить его внимание на, как говорится, светлые стороны жизни.
— Улыбнись! — не то просили, не то командовали одни.
— Пусть в твоей спальне будет четыре окна. В одном виден солнечный лес, в другом — синий океан, в третьем — зеленые горы, в четвертом распахивается поле. И пусть твоя дума вдохновляется только этими видами, — сочувствуя, желали другие.
И только один написал: «У нашей страны есть будущее, если есть мальчики, которые честно смотрят на жизнь».
Зато сверстники выразили полное понимание и поддержку.
— Ты нарисовал реальную жизнь реальных людей, правду о них.
— Эта выставка — взрыв атомной бомбы. Классно!
— Костя, ты молодец. Все так думают, но боятся выразить.
— Пусть в этом мире, где нас окружают разочарование и отчаяние, ты будешь глотком чистого воздуха.
— Ты просто святой!
— Таких, как ты, должно быть больше! Мы тебя любим!
Интересно, а что бы написали вы, если бы увидели изображение свернувшегося калачиком человека на коврике в коридоре с подписью «Пес»? Или работу «Голод», где из спрессованной толпы истощенных до крайности людей поднимается одна рука, чтобы схватить летящую бабочку? Или картину «Срыв», где у человека изо рта высовывается рука и ее пальцы уходят глубоко в глазницы? Или инсталляцию «Слоник», где изображение доброго грустного животного вжато в грубую раму из пенопласта да еще и окружено остриями настоящих гвоздей?
Причем все эти работы нарисованы быстрой, летящей рукой, без тени неуверенности или ученичества, так просто, как будто Костя Зоркин не прилагал никаких усилий. Да и материал шел в ход любой — ватман так ватман, оберточная бумага, даже листики в школьную клеточку. А возле рисунка стихи — Хармса, Хлебникова, раннего Маяковского. В результате получалась экспрессия такого накала, что хотелось броситься кого-то спасать. И бросился бы немедленно, да непонятно, кого именно спасать — то ли юного художника от нестерпимой остроты существования, то ли себя от потери такой остроты чувств?
Искусствоведы обратили внимание на Костю еще в прошлом году, когда в Харьковском художественном музее проходила выставка батика «Песня без слов» выпускников художественной школы №2. Он разработал для этой выставки оригинальный пригласительный билет, потом блестяще выполнил дизайн «Запрошення» для детского фестиваля «Харьков — город добрых надежд», дипломантом которого стал. И вот — персональная выставка.
— Уже сегодня очевидно, что Константин Зоркин ярко выделяется своим творческим темпераментом, индивидуальностью, ассоциативностью мышления, разнообразием тем и экспериментальным подходом к различным техникам исполнения, — говорит научный сотрудник Харьковского художественного музея Ирина Николаевна Сиделева. — Да, его рисунки гротескны и ироничны, они суммируют в уродливых ситуациях и неприветливых лицах множество людских грехов, но в них все-таки просматривается желание автора противостоять неблагополучию жизни. Шестнадцатилетний художник инстинктивно стремится к гармонии и счастью из желания выстоять и победить.
Счастье — слишком абстрактно
— Костя, когда ты начал рисовать?
— Не помню. Наверное, в раннем детстве. Мне кажется, я рисовал всегда. Правда, долго не хотел идти в художественную школу, мне не хотелось, чтобы меня кто-то учил рисовать.
— Многие отмечали мрачность твоих работ. Откуда она?
— По-разному. Где-то я специально заостряю. Где-то не контролирую фантазию, работаю на подсознании. Вообще-то в жизни я веселый человек. Рисую обычно ночью, когда темно, холодно, мороки… Все мои графические работы создавались зимой, когда я болел. Тяжело бывает абсолютно всем людям, я просто умею изливать это в картинах и мне сразу становится легче. Сейчас искренних людей мало. У многих на уме только деньги, а на лицах из-за этого у них — маски. Да и к тому же как изобразить счастье? Оно слишком абстрактно, чтобы его изображать.
— Ты веришь в Бога?
— Мне ближе язычество. Оно полно жизни. У меня есть разные вещи — обереги, я в них верю. Я верю в домовых, в леших, в потусторонние силы, в ночные страшные мороки. Мне ближе обожествление сил природы. Природу перестали обожествлять, о ней сейчас забыли, поэтому такое и происходит с миром.
— Может быть, миру нужны герои?
— Да, герои — это те люди, которые меняют мир в лучшую сторону. Они есть и сейчас, но их мало, их всегда мало. Героем, на мой взгляд, был Пикассо, он так много дал миру.
— В каком порядке ты бы поставил: умный, сильный, красивый…
— Внешность много значит. Многое определяется по глазам, по рукам. Вы видели, в моих работах везде есть руки? Я свои руки очень люблю. Одежда тоже определяет человека. Я, например, богато одетых людей не люблю. Так что сначала видишь лицо, руки и одежду, а потом уже начинаешь разбираться, умный он или нет.
— А как ты относишься к неудачникам? Сейчас модно быть успешным.
— Я сочувствую неудачникам. Особенно, когда у человека нет денег, когда он не может устроиться на хорошую работу, не может получить образование, когда он понимает, что у него что-то не получается не по его вине. У меня есть знакомый Сергей Морозов, по прозвищу Крыс — он работает грузчиком, в пункте приема бутылок таскает ящики. Работа очень тяжелая, у меня еле хватило сил загрузить грузовик. Но он пишет стихи…
— Что в твоем представлении есть красота?
— Красота есть во всем!
— А что самое уродливое?
— …Это нужно видеть, чтобы понять.
— Ты в этом году заканчиваешь одиннадцатилетку. Тебе нравилось учиться в школе?
— Нет. Многие мои работы были связаны с уроками. Помните «Срыв»? Я делал геометрию и начал рисовать руку, торчащую изо рта. Пальцы в глазницах. Когда я это нарисовал, у меня было такое ощущение абсолютного счастья, что забыл об уроках. Лег в три часа ночи. В школу пришел разбитый. У меня вообще такая система — рисовать ночью, когда ничто не мешает сосредоточиться. Я заканчиваю новую работу, кладу ее на пол маме в комнату, чтобы она утром проснулась и оценила. Мама — мой главный критик. Она по профессии инженер-экономист, но человек творческий. По знаку зодиака мы с ней Львы.
— Что для тебя рисование?
— Для меня это все. Я надеюсь, что буду заниматься этим всегда.