НАСЛЕДИЕ БЕЗ ПРОПИСКИ: ВАРИАНТ Ч/Б

Трипольский бычок на колесиках — керамическая игрушка, которая на полторы тысячи лет «состаривает» колесо. Золотая гривна весом 940 граммов — единственное известное в мире киммерийское царское украшение. Уникальное собрание киммерийского оружия — от китайских границ до Испании. Бронзовый акротерий в форме головы архара. Античные амфоры всех четырех известных школ — какова их история? Бюст римского легионера — надгробный памятник воинам, нашедшим вечный покой на чужой земле. Коллекция казацких нательных крестов, золотые украшения половцев, уникальные женские украшения времен Киевской Руси, вещи, изготовленные готами, аланами, фракийцами...

Всего этого мы могли бы не увидеть. В крайнем случае, эти удивительные вещи восхищали бы нас издалека, из витрин музеев Западной Европы или США. Они украсили бы Прадо, Лувр, Эрмитаж… Однако все они были найдены на территории Украины и собраны известным коллекционером Сергеем Платоновым и его коллегами, чтобы здесь и остаться.

Сергей Николаевич принципиально не прячет свою коллекцию, а открывает ее для науки и в первую очередь для народа — дабы знали мы свою историю и гордились ею. Это особенно ценно, если вспомнить, что в Украине около пяти тысяч частных коллекционеров, каждому из которых есть что показать людям. Четвертую выставку под названием «Тебе, Украина» на территории Национального заповедника «София Киевская» украсило собрание древностей не только семьи Платоновых, но их последователей и единомышленников — «Индустриального союза Донбасса» под руководством Сергея Таруты и киевских коллекционеров Валерия Нечитайло, Александра Полищука и Виктора Горячука.

— Какие перспективы для отечественной археологии открывает такая коллекционерская деятельность? — поинтересовалась я у Михаила Видейко, кандидата исторических наук, старшего научного сотрудника Института археологии НАН Украины.

— Собирание и коллекционирование вещей — с этого, собственно, когда-то начиналась наука археология. В определенном смысле это возвращение в XIX и даже XVIII век, без которого, однако, не будет дальнейшего развития. На выставке «Тебе, Украина!» открыто экспонируется одно из самых больших собраний памяток Трипольской культуры, которое я видел в Украине. Здесь есть несколько загадок не только искусствоведческих, но и таких, от которых научная мысль может двигаться в любую сторону. Например, керамические модели храмов. Ничего подобного нет ни в Национальном музее истории, ни в археологическом. Эти изделия полностью меняют наше представление об уровне архитектуры эпохи, в которую они были созданы, —
3700 гг. до н.э., то есть почти шесть тысяч лет назад. До того как эти вещи появились, дома трипольцев представлялись нам чем-то вроде бараков с камышовой крышей. Или, к примеру, уникальная коллекция статуэток наталкивает на мысль о совершенно новом центре их изготовления — за последние сто лет при раскопках ничего подобного не находили… О Киевской Руси, казатчине, антиках, скифах рассказывают письменные источники, в то время как единственные свидетели более ранних эпох — вот эти вещи. Их нужно только правильно прочитать. Совмещение изучения таких коллекций с научными полевыми исследованиями, экспедициями, раскопками — это, по сути, то, что позволяет воспроизводить историю, вписывать в нее новые страницы. Летописи, архивные источники изучены вдоль и поперек, в них трудно найти что-то новое. Археология же всегда способна удивить — что меня в ней и привлекает. А эта коллекция подтверждает мои слова. Ученым здесь работы — непочатый край. Единственное, что они не смогут никогда установить, — место нахождения этих вещей.

— В моей коллекции нет археологического материала, — считает Сергей Платонов. — Материал является археологическим, когда имеет точку привязки к конкретному месту, найден на определенной глубине в определенных условиях, описан. Если он ходит по рукам, то это предмет древности, и то, если специалисты подтвердили, что он не фальшивка. Когда у нас всплывает греческий предмет древности, невозможно подтвердить, был ли он найден здесь, в Украине, либо непосредственно в Греции, либо в городах-колониях севера или юга. Итак, это — коллекция древностей.

Неужели когда вы смотрите на экспонаты, у вас перед глазами лопата, яма, откуда это выкопали? Нет, конечно. Археологов у нас — одна сотая процента населения. У массового же посетителя музеев вопросы возникают касательно самой вещи: как она сделана, для чего предназначена. Он, возможно, захочет побольше узнать о том, кто такие скифы, сарматы, трипольцы, где они жили, чем занимались. Но разве неспециалиста заинтересует, на какой глубине нашли экспонат, на каком скелете? Главное, что все это — вещи с территории Украины. Другое дело, что сделаны они не нами, а достались нам от наших предков, и наш долг — не украсть их, не переправить за границу, не переплавить на зубы, а собрать, сохранить и передать потомкам.

Кто и что, отбирая у уникальных археологических памяток «прописку», частично или полностью лишает их научной ценности? Разумеется, черные археологи. Хотя, справедливости ради, заметим: утверждать, что все частные коллекции от первого до последнего предмета выкуплены у черных археологов, нельзя.

В середине XIX века, когда император Николай І увлекся поисками древних сокровищ настолько серьезно, что создал государственную археологическую комиссию, только в Крыму, где размещались дачи самых сановитых российских дворян, было известно около 170 крупнейших археологических разработок. История прослеживает судьбу только одной из собранных коллекций. Но остальные 169, конечно же, не пропали, а были спрятаны. Сейчас все всколыхнулось, эти вещи выплыли, стали предметом купли-продажи, обмена, коллекционирования. Как утверждает Валерий Нечитайло, 50% коллекций нынешних собирателей старины пополняются за счет обедневших потомков тех, давних коллекционеров.

— И это хорошо, — полагает Сергей Платонов, — потому что практически все музеи мира созданы на основе частных коллекций меценатов — порой целых династий — или первых лиц государства. Петр І создал кунсткамеру, династия Бурбонов — Прадо, Екатерина ІІ со всей Европы свозила ценности в Эрмитаж… Люди относились к своей истории бережно, трепетно и с пониманием, чего, к сожалению, не хватает сегодня.

И все же это отнюдь не значит, что диггеров не существует. Даже если коллекционер уверяет, что не имеет прямой связи с черными археологами, никто не может гарантировать, что купленная им прошедшая через десятки рук вещь не выкопана незаконно в каком-нибудь кургане. Доказать что-либо невозможно, поскольку государство, научные учреждения могут просто не подозревать о ее существовании.

Черная археология — проблема всеобщая. Она была, есть и будет, пока существуют клады, пока остается нераскопанным хотя бы один курган. Пока есть спрос на историко-культурные ценности, найдутся и люди, которые будут этот спрос удовлетворять. Еще во времена существования фараонов смельчаки оскверняли гробницы — иначе не появились бы душераздирающие истории о духах — хранителях пирамид. Скифы устраивали в курганах тайники для самых ценных вещей — то есть, хороня своих вождей в украшениях, они уже предвидели попытки ограблений. Так что эта проблема уходит корнями в далекое прошлое.

В принципе, если вдуматься, кладоискательство как черта характера в крови у любого мальчишки. Кто из ныне серьезных и почтенных мужей в детстве не лазал по чердакам и подвалам в поисках неизвестно чего? За одними раскопками стоит чистый азарт — так каждый рыбак мечтает поймать крупную рыбу; за иными — страсть к наживе, чаще же и то, и другое соединяются в рискованной игре не только с законом, но и зачастую с собственной жизнью. Множество случаев могут поведать нам СМИ: кого-то убили свои же напарники, не поделив добычу, кого-то в лимане утопили вместе с машиной… Впору даже эдакую легенду современную сочинить: людям мстят духи потревоженных умерших. А хочешь умилостивить духов и совесть не запятнать — получи от государства официальное разрешение на раскопки.

Наша земля хранит много тайн, о которых мы не имеем ни малейшего представления. С одной стороны, этические соображения препятствуют разрытию курганов и могильников. И, конечно, варварство, разрушение археологических памяток недопустимо. С другой стороны, стремление свести к минимуму научные потери, пробелы в наших знаниях о прошлом украинской земли требует все извлечь и изучить. В идеале это, очевидно, недостижимо, но стремиться к этому надо. Признаем, что вещь, веками хранящаяся под землей, находится в явно ненадлежащих условиях: портится, гниет, превращается в труху, окисляется. Найти ее, очистить, отреставрировать, законсервировать — иное будет непростительной халатностью по отношению к нашей истории.

Согласно статье 17 раздела IV Закона Украины от 8 июня 2000 г. «Об охране культурного наследия», все памятники археологии, в том числе и находящиеся под водой, включая связанные с ними движимые предметы, независимо от форм собственности территории или водного объекта, на которых они размещаются, являются государственной собственностью. Попросту говоря, все, что под землей и под водой, принадлежит государству. Компетентная организация — Институт археологии НАН Украины — периодически организовывает поисковые экспедиции в местах, представляющих археологический интерес, и специалисты-археологи, вооруженные дедовскими лопатами и кисточками, так же, как и 150 лет назад, отрабатывают свою зарплату, обогащая отечество новыми находками. Археологические разведки и раскопки ведутся с санкции центрального органа исполнительной власти в сфере охраны культурного наследия. Разрешение на раскопки вручается при соблюдении исполнителем условий охраны культурного наследия и наличия у него открытого листа — необходимого квалификационного документа, который выдает все тот же Институт археологии. Порядок предоставления разрешений регулируется Кабинетом министров Украины. Находки фотографируют, взвешивают, измеряют, связывают с определенной эпохой, всесторонне анализируют — на это уходит от двух дней до трех месяцев. Дальнейшая их судьба может сложиться благоприятно: тогда вещи попадут в музей, где будут храниться в надлежащих условиях и предстанут взорам народа, чьим достоянием, по сути, и являются. Может статься, что находки затеряются в подвалах научного заведения, где условия хранения могут и не быть столь удовлетворительными, и останутся достоянием лишь незначительного числа людей, которые их изучают. Дабы остаться объективными, допустим и такой вариант: с легкой руки не очень честных ученых — по разным причинам: от безденежья, алчности либо же элементарной глупости — найденная вещь может быть сокрыта, присвоена и отдана совсем не туда, куда следует. Вариант, законом карающийся как хищение государственной собственности. Конечно, если поймают.

А теперь представьте: копаете вы картошку на своем родном огороде — и вдруг находите старинный глиняный горшок-зерновик, полуистлевшие бусы или клад монет из непонятного сплава. Согласно статье 140 Гражданского кодекса вы как лицо, нашедшее клад, обязаны сдать его государству, за что получите 25% стоимости найденного. Правда, этот постулат ныне работает довольно вяло, поскольку не слишком ясно, куда именно сдавать, как оценивать и кто за это заплатит. Оставить себе такой «сувенир» из далекого прошлого? Статья 193 Криминального кодекса карает присвоение найденного или случайно оказавшегося у вас чужого имущества, имеющего особую историческую, научную, культурную ценность, или же клада штрафом в размере до 50 необлагаемых налогом минимумов доходов граждан, исправительными работами сроком до двух лет или же арестом сроком до шести месяцев. Но является ли «чужой» вещь, извлеченная из собственной земли? Тем более если раскопок никто не видел — кто подтвердит, откуда вещица взялась? А если найденное и на клад-то не похоже — так, кучка черепков или маленький нательный крестик? Зачастую нашедшие и не догадываются о ценности своих находок. Продают их за копейки на базаре… и спустя какое-то время вещи попадают к частным коллекционерам, для которых такая мелочь может оказаться редким подарком. История помнит, как Николай I, фанатично скупавший для Эрмитажа ценности со всей России, приобрел одну скифскую пластинку за 1250 рублей серебром. В те времена за такую сумму можно было обзавестись стадом в 250 коров…

Но вернемся к нашему огороду. Будь раскопки заказаны государством — и вопросов бы не возникало. Все находки — в закрома родины. А если вещь найдена случайно и человек хочет оставить ее себе, более того, может содержать ее в надлежащих условиях? Казалось бы, что может быть проще? Пусть позволит ученым описать ее, сфотографировать — и бережет у себя. Если вещь представляет ценность для науки — пускай государство возьмет ее на учет, заведет на нее паспорт, взимает налог. Однако такой вариант законодательством не предусмотрен.

Другая ситуация. Человек специально что-то искал на территории Украины, нашел и выкопал. Независимо от того, чья это собственность — государственная или нашедшего, — в этот момент наша страна стала богаче, поскольку вещь была извлечена и о ее существовании узнали. Теперь многое зависит от того, как поступит с ней искатель. Сдать государству он ее не может, потому что добыл незаконно. Можно хранить у себя, но это небезопасно. Гораздо выгоднее продать. И покупатели находятся. Западные частные коллекционеры не скупятся, дабы пополнить свои коллекции предметами, истинную ценность которых они хорошо понимают. Да и наши коллекционеры причастны к купле-продаже этих вещей.

Директор Института археологии, народный депутат Украины, кавалер ордена Ярослава Мудрого академик Петр Петрович Толочко разработал проект закона об охране археологического наследия. Однако этот законопроект не встретил понимания и принят не был. Я попросила Сергея Николаевича Платонова прокомментировать эту ситуацию:

— Главное, что хотелось бы отметить: карательными способами этой проблемы не решить, ее только загонят вглубь. Я не знаю мотивов уважаемого Петра Петровича — он и ученый, и государственный человек, ему, наверно, виднее, как правильно это делать. Но, на мой взгляд, прежде всего следует уменьшить фискальные меры, создать здоровую среду, а не действовать по принципу «всех посадить, никого не пускать».

Существует несколько ситуаций, неумных и опасных для нашего культурного наследия. Самая большая из них — это то, что у нас все найденное сгребли в одну кучу. Есть вещи, оцениваемые и в пять копеек, и в миллион. Первых вещей тысячи, и они никому не интересны. А вторая одна — но ее надо беречь как зеницу ока. Но в связи с тем, что они созданы в одно время — например, 2000 лет назад, их уравнивают. Нужно создать государственную комиссию, которая определила бы, какие вещи являются национальным достоянием и никогда не могут быть проданы и вывезены из страны, а какие суть исторические древности, но так называемый ширпотреб и не подпадают под категорию национального достояния. Такие вещи можно менять, продавать, вывозить, покупать на эти деньги за границей то, чего не хватает для наших музеев. Нам нужна объективная комиссия, которая четко отделила бы зерна от плевел. Самое опасное, если в этой комиссии найдется непорядочный человек, который оценит в пять копеек миллионную вещь и первый же загребет ее себе. Как этого избежать — уже другой вопрос.

Я давно предлагал организовать внутренние аукционы для таких вещей. На них вещь легализовывалась бы, получая максимальную цену, государство снимало бы с нее налог. Продавец и покупатель имели бы право остаться неизвестными. И все были бы довольны.

Что касается археологов и людей, которые лоббируют закон об археологическом наследии, мне понятно одно: научное заведение обязано найти вещь, обработать и передать музею. На этом его полномочия должны исчерпываться. А Институт археологии сегодня настаивает на собственной монополии в этой области. Это должно заставить задуматься: монополизм никогда не приводил ни к чему хорошему.

Я считаю, назрела необходимость в надзорном органе за археологическими памятниками, заповедниками. Институт должен иметь тематический план работы, доказывать, что именно это направление приоритетно, интересно, нужно и значимо, после этого в другой организации на этом основании получить открытый лист, а у государства — деньги. Тогда станет ясно, что есть со стороны государства некто, надзирающий за национальными археологическими, историческими, культурными памятниками.

В наших музеях все вещи хранятся в штуках — единицах хранения. В Британском музее вещь, которая никогда не будет выставлена — какой-нибудь черепок, лежит с надписью: 10 фунтов, 100 фунтов, миллион. У нас в музеях вещь за пять миллионов долларов и за десять гривен — штуки, которые приходят, уходят, списываются, теряются. На мой взгляд, вещи, попадающие в категорию национального достояния, нужно описать и передать с баланса Минкульта на баланс Минфина, укрепить активы государства денежным выражением. Тогда прекратится это разворовывание.

Это отнюдь не свидетельствует о моей неприязни к Министерству культуры и Институту археологии. Напротив, мне хотелось бы с последним сотрудничать. Я приглашал всех ученых этого института описывать и изучать предметы моей коллекции.

Однозначно, черная археология — не от хорошей жизни. Существенная разница между финансированием официальных археологов и прибылью, которую приносит сбыт неофициально извлеченных из земли ценностей, заставляет балансировать на грани закона не только любителей, но и, что самое неприятное, специалистов. Наличие же законодательных нестыковок (к примеру, современные приборы —металлоискатели в Украине продаются, но разрешения с ними работать нет — получается, современную технику можно использовать только незаконно) лишь способствует «очернению» искателей и аутсайдерству официальной, белой археологии.

— Наше государство — без преувеличения! — содержит самый большой в Европе Институт археологии, — утверждает Михаил Видейко, — кандидатов и докторов наук в нем около сотни. Такой концентрации научных сил нет даже в России, США. Однако деньги наш институт получает только на зарплату. Раскопки за нас делают черные археологи. По количеству экспедиций у нас была археологическая страна — 400 ежегодно. Сейчас же мы можем обеспечить не более ста в год, но это очень мало, и мы не все успеваем. Ситуация стабилизируется, если будут нормальные экспедиции, кстати, затраты на них не так уж велики. Например, стоимость вещей с одной витрины этой выставки окупила бы работу целой экспедиции, причем экспонатов найдено было бы значительно больше, и все они были бы привязаны к месту раскопок. Ведь сейчас коллекционеры фактически спонсируют черных археологов, позволяя на вырученные от продажи деньги покупать более совершенное оборудование, и так далее. Но если коллекционеры будут сотрудничать непосредственно с учеными — ситуация будет иной. Сейчас они, по сути, платят посредникам, причем часто за некачественный товар, а потом обращаются к экспертам и обнаруживают подделку.

Сто лет назад, когда оформилась археология как наука и меценаты перешли от коллекционирования к созданию научных обществ, патронированию профессиональных археологов, сложилась ситуация, нормальная для всего мира. Если человек хочет коллекционировать, то без научного подхода не обойтись, иначе это — куча золота и непонятных погремушек. Если мы не сделаем этого сами — это сделают за нас. Несколько лет назад я сделал в Интернете запрос «археология Украины» и получил список научных заведений, которые ее изучают. Техасский университет, Берлинский институт... Последним в списке стоял Киевский университет, и то только потому, что он сотрудничает с Техасским, проводит подводные раскопки. Нас как археологов для мира не существует. Если мы не хотим, чтобы наше наследие изучали другие, мы должны нормализовать ситуацию с помощью того же меценатства, если государство не способно помочь.

Почему бы в таком случае действительно меценатам не спонсировать официальную отечественную археологию?

— Я неоднократно подчеркивал, что, во-первых, вся моя коллекция собрана в Киеве, во-вторых, через мои руки ничто никогда не ушло за границу, не было перепродано, а в-третьих, я всегда требую гарантий, что на предлагаемые вещи не падает криминальная тень. Поэтому я чувствую себя достаточно спокойно, — говорит Сергей Платонов. — Сразу после экспертизы ученых — ведущих специалистов или бывших научных работников Института археологии — вещь идет на стенды музея. Впрочем, уникальная коллекция, насчитывающая 1315 предметов, которую я подарил государству в присутствии Президента, до сих пор пылится в нераспакованных ящиках. Люди ее не видят.

Национальный институт археологии — это бюджетная организация, где на деньги налогоплательщиков организовывают экспедиции, проводят раскопки, пишут диссертации для своего же узкого круга специалистов. А вещи должны быть в музее, потому что они принадлежат всему народу, это национальное достояние, это его история. Пока этого не происходит, неизвестно, кто же лучше — черные археологи, собирающие предметы, которые сразу попадают на стенды музеев, пусть и без надлежащей научной рекомендации, или белые археологи, которые эти вещи откопали, описали и где-то у себя в подвале припрятали.

Конечно, можно 90% процентов рабочего времени жаловаться на недостаточное финансирование. Но если покопаться в наших фондах, можно сделать три хорошие выставки и заработать деньги — а ведь это и престижное, и коммерчески выгодное дело. Вдумайтесь: нашу выставку посетила правительственная делегация Испании. Посол Испании, человек с историческим образованием, широко известный в дипломатических кругах, после осмотра экспозиции сказал мне: «Сегодня я впервые напрямую соприкоснулся с истоками европейской цивилизации». Мне очень обидно, что они, которым это, в общем-то, невыгодно, подобное видят, а мы нет.

Наши ученые почему-то гордятся, когда их выставка открывается за границей — например, в Бельгии или во Франции. Это, конечно, хорошо. Плохо только, что в Украине ее никто не видел. 50% туристов едут в Петербург только ради Эрмитажа. То же самое можно сказать о парижском Лувре, Ватикане в Риме. Туристический бизнес — это не прямое вливание денег в музеи. Вся городская инфраструктура получает огромные деньги от существования в городе музея. Несколько лет назад в Метрополитен-музее Нью-Йорка была организована выставка византийского искусства — из семи-восьми европейских музеев, в том числе и нашего, было собрано около 730 предметов. За четыре месяца музей получил 6 миллионов долларов, а город благодаря ей — 182 миллиона, поскольку каждый приезжающий на выставку турист оставил в казне около тысячи долларов — расходы на гостиницу, рестораны, такси, магазины, сувениры.

У нас это тоже возможно. Одна из основных моих целей — создание в Украине музея раритетов мирового уровня на основе фондов Института археологии, Золотой и частных коллекций. Для этого есть и подходящее здание на улице Институтской, 3. Я и мои коллеги готовы выкупить и отремонтировать его. Это будет музей самого высокого уровня. Нужен лишь здравый смысл и росчерк пера Президента — и через пару месяцев все будет готово. Хотя, похоже, нашему государству совсем не до этого. Парадокс: во всем мире первые лица государства относятся к историческому наследию страны сверхтрепетно, сверхбережно. В наших же музеях торгуют турецкими тряпками и дезодорантами. А ведь можно все сделать с минимальными потерями, очень быстро, достойно — и весь мир нас зауважает.