НАША ПОБЕДА

Когда речь заходит о будто бы несостоятельности украинского бестселлера, скептики обычно утверждают, что украинская литература не в состоянии отмочить что-нибудь этакое... не то чтобы примитивнее, но «доступнее». То бишь для читателя, лектуру которого составляет не «Маркес, Борхес, Гессе, И-Цзин», но и не Джеки Коллинз, и не Маринина. Теперь этот читатель покупает на раскладках Суворова, Климова, Кинга, Пелевина или Кастанеду в ярких обложках, как раньше покупал подозрительные репринты типа «Золотой немецкий ключ большевиков», на последних комсомольских резервах изданные исследования НЛО в Пермской области, «Азбуку секса», напечатанную, кажется, на тех же резервах, а еще раньше — только не на раскладках, а «с рук», — «отЭРЕнного» Высоцкого и прочую неблагонадежную литературу. Но неблагонадежность эта была весьма выборочной: Солженицин, а не Милош, Лимонов, а не Гомбрович, НЛО, а не УПА... Одним словом, это часть взрослого, при «совке» возмужавшего, но еще не деградировавшего общественного слоя, твердо убежденного, что все равно мы умнее остального цивилизованного мира, что и сейчас «самые читающие», а литература, как и пиво, должна быть правильной. Постмодернизм продвинутая часть этих читателей, представляющих большую часть трудоспособного и сознательного населения украинских мегаполисов, воспринимает исключительно в виде фэнтэзи.

Собственно, это «доступное» украинская литература никак не могла обратить во благо Неньки. А шедевры на то и шедевры, чтобы не валяться на раскладках в подозрительном соседстве. Современная украинская литература ни с того ни с сего приобрела реноме элитарной.

Пока большинство украинских писателей не могли укротить свой интеллект, а большинство украинских читателей — примириться с коварством украинских писателей, в свою очередь непримиримых к «старым песням о главном», в журнале «Сучасність» появляется роман Василия Кожелянко «Дефіляда в Москві». Через два года, то есть сейчас, львовское издательство «Кальварія» издает роман нарядной книгой.

В «Дефіляді» есть все, имеющее шанс понравиться потенциальному потребителю «лоткового» бестселлера: оперирование на событиях Второй мировой войны, паразитирование на советском дискурсе, в том числе на текстах советской субкультуры, как, например, превращение Штирлица в подпольного члена ОУН Максима Исаченко (этот прием в свое время применил Пелевин, использовав такой жанр советской субкультуры, как анекдоты о Чапаеве и Петьке), паразитирование также на текстах постсоветской субкультуры — этих увлечениях репринтными сенсациями и версиями: НЛО, Шамбалой, путями ариев и таинственным всемирным правительством.

Но рядовой потребитель «лоточного» бестселлера — который может работать в коммерческой фирме, отрицательно относиться к коммунистам и советской власти, верить в преимущества рыночной экономики, даже читать Виктора Суворова, — не полностью лишен такого типично совкового комплекса, как святая уверенность в правоте советской армии и устойчивые представления о том, кто «наши», а кто враги.

Учась в советской школе, третье послевоенное поколение вырастало на рудиментах этой войны. Впрочем, любой нормальный ребенок, особенно тот, семья которого пережила репрессии властей (подавляющее большинство украинцев видели, как отправляется в Сибирь эшелон с кем-то из близких), — не мог не испытывать отвращение к так называемым «урокам мира», на которых в действительности учили яростно ненавидеть все за пределами одной шестой, к маразматическим партийцам в медалях, к виршикам, которые им нужно было выразительно читать, не мог не чувствовать фальшь «праздника со слезами на глазах». Естественно, подобные чувства весьма эффективно подавлялись пропагандистской машиной, сгибавшей ближнего своего, посмевшего усомниться в том, кто все же был «нашим», а кто — «фашистом». Но и сознательный вроде бы украинец будет унижать ближнего своего, который отважился быть победителем. И мудрый вроде бы человек, известный поэт, символ поколения, будет проклинать, на чем свет стоит, культ успеха как явление глубоко аморальное, богопротивное, да и вообще американскую диверсию. Удачный проект, осуществленный украинцами, также будет как минимум трижды проклят «своими» по кабинетам и кофейням. Украинцы не любят побеждать и не любят победителей среди «своих».

И тут роман Кожелянко становится едва не ересью. Он ведь не просто слепил постмодернистское чтиво в жанре «альтернативной истории». Он изобразил ситуацию, когда украинец является не тем, кого «сгибают», а тем, кто «сгибает». И кого! Того старшего брата, перед которым в действительности украинцы «прогибаются» наиболее вдохновенно и рьяно. Сам замысел Кожелянко является крамолой. Объединение двух ветвей ОУН, «бандеровцев» и «мельниковцев», под фашистскими знаменами ради Украинского государства еще не удивляет: некоторые украинцы каким-то чудом умудрялись менять своего традиционного, как это теперь у нас называется, «стратегического партнера» в пользу то ли шведов, как Мазепа, то ли немцев, как Мельник, но никогда не побеждали. А победа — дефиляда украинского войска на Красной площади и дефилядство украинских батянь в покоренной и униженной Москве, где на суржике говорят предупредительные москвичи, — это уже неизведанная роль в Новые времена. И это — надрывное забужковское «Украинец — и победитель: диковина, ей-богу, во сне бы не привиделось...» за кадром.

И все это было бы очень смешно, прикольно даже, если бы не было так страшно. Отражение является коварно простым. На самом деле его вообще не существует — лишь одно Великое Зазеркалье размером где-то так с одну шестую мира.

Юрий Шерех писал о романах бубабиста Андруховича, которого в определенной степени можно назвать предшественником Кожелянко: «...несмотря и сквозь коварства, о, жуткие! — врагов — чертей — люциферов, в здоровом смехе выходим мы на светлые горизонты жизненной радости, к здоровому, расе присущему неуничтожимому оптимизму». «Московіада» Андруховича — особенно из-за присутствующей в обоих романах пародии на российскую шовинистическую патетику и благодаря алкогольным проходам «столицей нашей родины» — и в самом деле непременно всплывет в памяти читателя «Дефіляди». Только у Кожелянко все наоборот. Его жонглирование украинским, советским, постсоветским гештальтами, игра с текстами — от учебника истории и школьного сочинения, от бульварного романа до дипломатической ноты, является не раскованностью, не бахтинским карнавальным смехом, а осознанием того, что на самом деле в Великом Зазеркалье победить невозможно. Название романа превращается в изысканный парадокс, а из перенасыщенного цитатами и аллюзиями текста на глаза все навязчивее попадает имя чотара Остапа Назарука — прозрачный намек на Иосифа Назарука, который в 1930 году вместе с епископом Григорием Хомишином создал Украинскую католическую народную партию. Кожелянко, ясное дело, не был бы Кожелянко, если бы не сотворил из этого возможного прототипа бабника и разбойника. Эссе Назарука о поражении УГА (Украинской Галицкой Армии) на территории «Великой Украины» кому-то могут показаться паранойей, а кому-то — пророчеством. Красоту украинского пейзажа он считал ядовитой, общую атмосферу «Великой Украины» — растлевающей, воздух — отравленным. Одним словом, адским краем степных сирен, в котором обречены на поражение любые юбермены. Впрочем, мистицизм Назарука мне лично никогда не казался неоправданным, поскольку бабушка когда-то рассказывала о немцах, разъяренных отсутствием на Киевщине ватерклозетов. С тех пор меня не оставляет убеждение, что обессиленных дизентерией белокурых бестий победить было легче и что любой «Drang nach Osten» безнадежен.

Роман Кожелянко — о нашей обреченности на самих себя, о том, что в «великом славянском единстве» нас объединяет худшее из того, что в нас есть. О том, что мы действительно очень похожи, и, опять же, не лучшими своими чертами, о том, что наша братская любовь — это любовь к смерти, что мы не можем жить иначе, кроме как господствуя друг над другом, о том, что мы всегда обречены на поражение, поскольку в каждом покоренном рано или поздно увидим самих себя. И потому нет большой разницы, где происходит дефилирование, — в Киеве или Москве.

А между тем «Дефіляди» Кожелянко все же не увидишь на раскладках в подземных переходах, где-то между Пелевиным и Суворовым. Она заняла свое место в чистых и красивых книжных магазинах, по соседству с Гандке, Дейвисом, Тойнби, среди амбициозных юношей и нежноликих студенток. Горе побежденным!