ЛЮБЛЮ ЗЛОДЕЕВ Я...

Недавно вместе со всеми украинскими массами я посмотрел российский телесериал «Бригада». Не уверен, что все серии, но большую часть — точно. И уверен, что большей части зрителей сериал понравился. Мне тоже не нужно было особенно заставлять себя сидеть у ящика. Конечно, неприятно чувствовать свою зависимость от ТВ, неприятно каждый раз убеждаться в своей неспособности выключить этот ящик. Хотя в эпоху Ги Дебора уже и «коню ясно», что ТВ функционирует как зрелище, отвлекающее взгляд от радикального обеднения нашей жизни. Богатые и сильные прокрались в наши спальни и гостиные, и даже сны сегодня мы созерцаем чужие. И в самом деле, ведь «мочат» не чеченцев где-то там на чужбине, а наше воображение, нашу способность воображать, изобретать что-то новое, вот здесь и сейчас. Неприятно ощущать себя лишенным влияния и авторитета, отстраненным от реального участия во власти и общественной жизни. Вечно недовольным, в том числе и телевидением, и солидарным с себе подобными в этих вечерних, рутинных ритуалах солидарности «дасманов».

И все-таки, и все-таки...

В чем же успех «Бригады», или хотя бы почему она вызывает такую заинтересованность простого зрителя?

«И волки сыты, и овцы целы» — первое, что приходит на ум после просмотра сериала. То ли из-за ощущения того, что библейское «око за око...» действует, несмотря на все декларации прав человека, то ли от осознания, что в конце концов бандиты тоже плачут. Как сказал отец одного из героев: «Сами виноваты — озверели совсем». Фильм вообще-то демонстрирует перлы народной мудрости, то есть так называемого «здравого смысла». «Бог дал — бог взял», — говорит отец убитого бандита над могилой сына. (Трудно даже представить, что родственники погибших заложников на Дубровке реагировали бы подобным образом; зато я уверен, что подобная реакция была бы мечтой московских властей всех уровней.) Инертность, покорность и пассивность зрителя ТВ легко перекликается и с подобной логикой «простого» народа. В фильме, выглядящем довольно стильным, на фоне прочей телевизионной «пурги» (white noise, по словам Дона ДеЛилло) единственными героями, остающимися нетронутыми, являются представители государства — федералы-гэбэшники и человек из Белого дома либо Кремля. Оно и понятно... «Порядок» для обычного человека значит более всего. И потому «Государство» не только как олицетворение силы, но и как воплощение порядка словно жена Цезаря всегда остается вне подозрения. Идеология государства и государственности является, пожалуй, едва ли не основой сериала. Этот мессидж фильма должен был бы нас особенно заинтересовать, ведь мы смотрели повествование о преступлении и наказании, рассказ о преступлении и преступниках. И эдаким невидимым преступником, самым большим, но нетронутым, и оказывается государство. Оно не только благоволит к бандитам и уничтожает строптивых, ему просто все разрешено. Ведь «никто не знает, что в интересах государства», говорит Белову его гэбистский патрон. Государство, за которое было так «обидно», и наверное, не только простому советскому человеку, никогда не страдает от убытков и всегда остается в выигрыше.

Романтизацию преступников, конечно, начал не Сидоров... Юкио Мисима, например, считает, что именно Оноре де Бальзак (годы жизни 1799—1850) впервые в своем романе наделил беглеца-каторжанина Вотрена даром страсти, на которую были способны лишь трагические герои. В начале 70-х уже века ХХ огромный успех «Крестного отца» Ф.Ф.Копполы объяснялся именно тем, что простой зритель распознал в мафиозной семье себе подобных. В этом мире могло меняться все, и единственной безусловной ценностью для «семьи» оставались семейные ценности, а единственным, что несомненно отвергалось, было предательство. Безусловно, «Бригада» тоже следует подобной матрице. И потому любопытно было бы сравнить ее с другой классикой жанра — романом «Дневник вора» Жана Женэ, который и сам лет семь отсидел в тюрьмах.

Герой Женэ также поклоняется силе, и сила эта, прежде всего, представлена в обликах других преступников — Стилитано, Армана — в виде их красоты, грациозности и мужества. Стиль «Бригады», как я уже указывал, также не в последнюю очередь держится на стильности и своеобразной элегантности ее героев. На дворе уже не ХХ век с его бездушными, механическими, всепожирающими войнами, и герои сериала предпочитают элегантность, или, быть может, силу элегантности, пусть даже и не проповедуя этого. И потому даже в расстрельной яме им удается не потерять ее. И представители государства не пренебрегают ею: роль одного из них воплощает Александр Белявский, игравший знаменитого Фокса; тоже стильная штучка.

Но это, пожалуй, единственное, в чем сходятся герои Женэ и «Бригады». Герой «Дневника вора» в конце концов стремится к святости, пусть и понимает ее довольно своеобразно, и путь к ней состоит из предательства, кражи и гомосексуализма. Для «Бригады» сие недопустимо: «ворьё» в фильме просто расстреливают, за предательство мстят даже ценой разрушения жизни своей и своей семьи, а киллер за убийство гомосексуалиста просит дополнительные две тысячи долларов, последний, оказывается, успел его поцеловать. Герои «Бригады» — это образцовые натуралы, идеальные российские граждане, для которых ценности семьи значат чрезвычайно много, не зря обращение «брат» является едва ли не своеобразной мантрой для фильма, а, быть может, и для целого пласта российского кино или даже жизни. (Кстати, Белов отнюдь не расист. Для него братом может быть таджик или узбек и даже, надеемся, «ныне дикий тунгус», не говоря уж о чеченцах.) Постепенно они прозревают и к христианским ценностям: чего стоит лишь эта фантасмагорическая катавасия с возвращением нательного креста Космосу.

Что ж, должны ли мы констатировать, что российскому кино удалось выйти на уровень стильного патриотически-дидактического лубка? Но разве тогда не нужно признать, что подобного рода педагогическое зомбирование в конце концов является не просто едва скрытой идеологической рекламой — пропагандой командных, бригадных ценностей, а остается обычной порнографией — пусть добротной и стильной с точки зрения обычного зрителя, но порнографией. То есть перенасыщенной подачей непристойностей, которыми обычный зритель стремится лучше незаметно для себя восхищаться, нежели порицать.

И все-таки, и все-таки...

Понятно, что привлекательность сериала держится на подсознательном ощущении: «Каждый — преступник». Каждый — без исключения, преступник всегда внутри нас. В одной из своих книг Славой Жижек приводит пример фильма Фрица Ланга «Женщина в окне», где добропорядочный профессор психологии убивает человека, как потом оказывается, во сне. Но смысл этой метаморфозы не успокоительный, мол, это был только сон, в реальности я нормальный. Знаменитый словенец утверждает: в реальности наших настоящих желаний, нашего воображения мы все — убийцы. Люди тем и отличаются, что одни отдают себе отчет в реальности своих снов, а у других не хватает на это мужества. Если обычный человек и мечтает хоть на миг побыть эдаким сильным и стильным Сашей Беловым и наказать всех, кто когда-то его обидел, то высоколобый, увлекающийся Женэ понимает: на Сашу всегда найдется кто-то покруче Белова. Каждый из нас — никчемный и слабый человек, всегда вынашивающий в себе монстра.

Несчастна та страна, которая не может жить без героев и спасителей человечества, Брюсов и Арнольдов и иже с ними. Но это не должно служить поводом ни к появлению разновидности лакейского сознания, ни к героизации или патетизации преступления и преступников. Массовое сознание скорее склонно к последнему. Сила критического сознания именно в постижении того, что нам не сбежать от преступника в себе, и все, к чему мы способны, — это смотреть в оба.

И все-таки, и все-таки...

Что же, мы имеем дело с обычным коллективным воображением, пространством ничего не стоящей фантазии? И хотя мы все убийцы и преступники, но никогда не способны признать этого? А если способны, тогда чего стоит вся наша благопристойность? Симуляция и фикция? Ведь, как мы уже отмечали, в немалой мере привлекательность героев сериала держится именно на постоянной демонстрации ими стремления быть социальными: они уважают мать, не отрываются от отцов, любят жен и детей и даже идут в депутаты. Что это?.. Тоже одна имитация и фикция?.. И бандитов любят потому, что они играют в «наши» игры?.. Вот здесь снова хочется стать в защиту себя как человека маленького и слабого.

На самом деле в эту игру мы уже играем очень давно, еще со времен Протагора. В одном из диалогов Платона именно Протагор защищает возможность надевать маску, возможность быть лицемерным и даже считает обязанностью носить маску справедливости: «...общепринято, что все должны говорить, что справедливы, таковы они на самом деле или нет, и что тот, кто не принимает личину справедливости, сумасшедший». Созидание фикции социальных связей равносильно фактическому их созиданию. Лицемерность, вежливость, этикет, деликатность, воспитанность, договор, политкорректность и т.д. и т.п. — это все вещи одного порядка — это способы созидания определенной дистанции между людьми, являющейся, быть может, важнейшим условием достойной человеческой жизни. Только при наличии подобной дистанции, своеобразного светского чистилища, сумел восстать Запад. Славой Жижек в одной из своих статей требует ликвидировать подобные дистанции, чтобы чувствовать настоящее страдание или наслаждение других людей. Но это бессмыслица... Разве не создает, скажем, телевизор, этот уже всеми оплеванный ящик, своеобразную частную «духовную» территорию, возможность быть одновременно со всеми и оставаться все-таки от них свободным. Конечно, зависимость от ящика оказывается порой намного страшнее. Но это уже мои проблемы, где находить свободу заниматься более творческими делами. Главное, что мой ящик отвоевывает меня для моей частной жизни. Просто трудно иногда не забывать, что дистанции разного рода и понимаются всячески. Дистанция, экран — это и игнорирование боли и страдания других, но это также и единственный способ заниматься своим делом. И когда мы, созерцая телевизор, поддерживаем какую-то очередную для нас иллюзию, это невинное действие по своим механизмом немного в чем отличается от нашей коллективной поддержки «демократии». Тоже, по сути, большой фикции, но без поддержки которой, и в этом я уверен, преступников мы полюбим уже не экранных и стильных братьев, а как Брата Старшего, любовь к которому может начаться с «его толстые пальцы как черви жирны...», а завершиться — «Не я и не другой — ему народ родной — Народ-Гомер хвалу утроит».