Можно было бы сказать просто: некому спорить и не о чем. Хотя о чем, кажется, все же есть. Значит, все же некому. Любая дискуссия интеллектуалов сегодня, и это чувствует почти каждый, выглядела бы надуманной, театральной и фальшивой. Хотя что значит фальшь в современном мире, мире без референтов? В дискуссиях интеллектуалы должны были бы постоянно прояснять эту ситуацию, как для себя, так и для заинтересованных в этих вещах. Дискуссии интеллектуалов должны были бы являться признаком существования напряженного, интенсивного и, следовательно, интересного и значимого интеллектуального поля, что, вероятно, влияло бы на остальные значимые поля нашей культуры и общества.
Видимо, главная причина такой ситуации — исчезновение силы и авторитета интеллектуалов, если не их самих. Во всем мире они напоминают распыленную, виртуальную, в значительной степени анонимную корпорацию, которая едва барахтается, только чтобы еще некоторое время оставаться на плаву. Главные события в мире и обществе происходят без их фундаментального влияния, вот почему нарекания на эту тему стали заметным жанром нынешнего интеллектуального творчества. Современные интеллектуалы ни за что не отвечают. Отсюда и потеря их легитимности и силы. Их публичные попытки взять на себя ответственность хоть за что-нибудь вызывают только гомерический смех и саркастическую улыбку.
Интеллектуальные публичные дискуссии — это, подчеркну еще раз, проявление существующего мощного, интенсивного, напряженного интеллектуального поля. Те «круглостолики», которые иногда проходят у нас, подчинены доминирующей на сегодня медийной, точнее, масс-медийной манере проведения. Все делается в спешке, на скорую руку, для какой-то мифической галочки (читай «мы есть!», «мы существуем!», «мы еще не исчезли!», «наша культура существует!»), или же для приобретения еще одного кирпичика в стену собственного символического капитала, также довольно мифического как для наших просторов. Подобные так называемые события требуют от своих участников не светить или, боже упаси, сиять, а скорее мерцать или, возможно, даже светиться и «засвечиваться». Это стратегия поп-звезд; этакое полусознательное поведение присутствует — но отсутствуют звезды и небеса, где они могли бы достойно или хотя бы привлекательно появляться.
Таким образом, существующую проблему можно было бы представить в виде известного софизма: интеллектуалов у нас просто не существует, поэтому не существует и темы для дискуссии; интеллектуалы у нас все же есть, но они слишком распылены, инертны и пассивны, чтобы выполнять значимую социальную роль.
Они часто слишком перегружены собственной амбициозностью и, как следствие — взаимным ведением счета нанесенных оскорблений. Вместо хоть каких-то попыток интеграции в какую-то заметную социальную и культурную силу наблюдаем доминирование таких типов интеллектуала или скорее квазиинтеллектуала, как «приспособленец», «борец за украинскую культуру», «имитатор».
Для «приспособленца» главная цель — необходимость выжить в институциональном интеллектуальном пространстве, не потерять пусть и небольшую, но все же реальную пайку, материальную и символичную. Для этого «приспособленец» готов заниматься почти чем угодно и почти где угодно. Но самое страшное то, что для этого он иногда готов потерять остатки добропорядочности и бороться недостойными методами с любым воображаемым или реальным претендентом на его место. Если бремя какой-то начитанности у такого интеллектуала еще можно почувствовать, то налета элементарной воспитанности уже можно и не заметить. Впрочем, именно сильная нравственная позиция интеллектуала, думается, является важнейшей предпосылкой для проведения каких-либо дискуссий. Чтобы не покривить душой, отмечу, что и среди «приспособленцев» достаточно умных людей, которые просто нашли свою социальную и культурную нишу, свою синекуру, чтобы не беспокоиться о выживании и по возможности заниматься, как говорят, любимым делом, и среди борцов хватает личностей с пониманием баланса и парадоксальности защиты своей и нападок на другие культуры.
Приходится с болью констатировать, что и борьба за возрождение украинской культуры уже довольно часто превращается у нас в борьбу против культуры вообще. Именно среди этого типа интеллектуалов — «борцов за культуру» — довольно часто встречаются «имитаторы», которых еще лет десять назад встречал с совершенно иными мыслями, в совершенно иной среде. Масштабы такого душевного евроремонта иногда просто поражают. В то время как нас окружают и все больше поглощают некультуры наших уважаемых соседей, которым мы многим обязаны (и не только притеснениями). Нас давят, и в конце концов раздавят при такой ситуации толпы невежд, которых не устает порождать наша родная Отчизна.
Основные заботы «имитатора» связаны с симуляцией так называемой научной деятельности. Таким симулянтам не нужно даже изучать современные гуманитарные дискурсы, являющиеся своеобразной lingua franca для западных интеллектуалов. Основная метка (или клеймо) нашего «имитатора» — овладение ВАКовским жаргоном, способным задушить, еще у аспиранта остатки собственного творческого подхода к материалу, еще не выбитого у него молниеносным, но от этого не менее нудным, университетским «серфингом» дисциплин. Качественный уровень в гуманитарных науках всегда держался и будет держаться на авторском, личном языковом или речевом стиле интеллектуала, который не укладывается в ВАКовские требования, направленные на нивелирование и усреднение всего талантливого. Личный языковой и речевой стиль — это не какое-то декоративное украшение интеллектуала, а проявление постоянного созидания гуманитарных знаний. Вообще, мы должны помнить, что ориентация на сухую англосаксонскую манеру изложения гуманитарных исследований именно в этом оказывает плохую услугу нашей гуманитарии. И не подумайте, что наши «имитаторы» апеллируют к стилю англосаксов. Их коронные слоганы — «Эссеистика! Публицистика! Литература!». Они не способны выработать собственное гуманитарное чутье к качественному продукту, поэтому вынуждены искать более легкие для овладения критерии научной деятельности, одним из которых и является для них использование квазинаучных канцеляризмов. Зато они способны часами до умопомрачения обсуждать, какое именно слово — скажем, «фольклор» или «фольклорная культура» — нужно использовать в названии диссертации.
Но следует предостеречь и тех, кто высказывает и отстаивает мнение о необходимости только личных усилий интеллектуала на пути к улучшению этой ситуации. Положительные и конструктивные изменения в гуманитарном поле Украины возможны только при наличии совместных и, лучше всего, институционально оформленных усилий «бойцов ноосферы». Системные противоречия невозможно разрешить усилиями интеллектуалов-одиночек. Исчезновение фигуры публичного интеллектуала путем выхолащивания публичной сферы культуры, возможно, крупнейшая потеря современной, все еще ориентированной на античные источники, интеллектуальной культуры. Фигура медиа-интеллектуала никоим образом не может компенсировать эту прореху в культуре в силу собственной природы культурного существования; никак не соответствующей «логике качеств», на которой собственно и держится гуманитария, а следует скорее «логике количеств», более свойственной рыночному видению мира и «философии» — «если ты такой умный, то почему такой бедный?»