Катакана клей — это альтернатива

Новая книга Ирэны Карпы, как и предыдущие две («Фройд би плакав» и «50 хвилин трави»), написана в форме дневника. С одной стороны, это простейшая форма, поскольку автор, являющийся в то же время и главным героем, может писать обо всем, что вздумается, не слишком беспокоясь о сюжете, коллизиях, персонажах и прочих литературных тонкостях. С другой — самая сложная, поскольку дневник напрямую связан с тем, кто пишет. Иными словами, дневник — это своеобразный интеллектуальный и душевный стриптиз, требующий от автора незаурядной смелости и откровенности. Помню, как один писатель делал упор на том, что его дневник призван подчеркнуть скромность личности автора. Что ж, лояльные дневники вряд ли вызовут у кого-либо большой интерес. В то же время дневники, в которых автор буквально каждой своей записью подчеркивает свою незаурядность: «Понеділок — я, вівторок — я, середа і т.д. — я», как в случае Витольда Гомбровича, или ежедневную работу над оттачиванием собственной гениальности и приближением славы, как в случае Марии Башкирцевой, в истории литературы занимают не промежуточное, а центральное место.

Итак, знакомьтесь — Ирэна Карпа, или же Катакана Клей, к счастью, не скромная девочка. Наоборот, она — откровенная, энергичная, иногда циничная альтернатива, которой хронически не хватает украинской литературе, искусству да и самому украинскому обществу, та альтернатива, без которой всем нам позор. При этом следует подчеркнуть — эта альтернатива не сводится к позерству. Не стоит ее объяснять и завистью. Слишком примитивно. Смысл такой альтернативы в том, чтобы держать нас в напряжении и плыть против течения. Спросите, по какому праву и почему именно Катакана? Что здесь ответить, такова Божья воля. Ведь мы не спрашиваем, по какому праву и почему именно трава растет сквозь асфальт. Хотя, конечно, есть и объективные причины: Катакана Клей образованная, способная, а еще, и это, наверное, главное, — неприспособленная. Аксиоматически, альтернатива заканчивается там, где начинается приспособленность. Поэтому программа максимум — альтернатива форэва!

В предисловии к «Перламутровому порно» Ю.Андрухович точно подметил, что неуязвимость этого романа заключается в его незрелости. Это принципиальное замечание имеет благородное происхождение. О молодости, не стесняющейся и не скрывающей собственной незрелости, наоборот, проявляющей и культивирующей ее, очень давно, еще в прошлом веке, писал уже упомянутый Витольд Гомбрович. Более того, классик польской литературы развил эту спасительную мысль в целую теорию, открывающую широкие возможности не только перед незрелыми личностями, которым в силу их молодости не хватает жизненного опыта, но и перед молодыми нациями, которые в силу объективных причин не смогли полностью проявить себя в истории. К числу молодых наций украинцы относятся еще в большей степени, чем поляки.

Возможно, Катакана Клей чувствует это интуитивно, но факт остается фактом — ее собственная молодость умножается молодостью ее народа. Поскольку чем, как не молодостью, можно объяснить тот кайф, который чувствует Катакана и общество, стоявшее на Майдане, от свободы? Поэтому главной темой романа «Перламутрове порно», автор которого, кажется, не выходит за рамки частной жизни, а на самом деле касается важных общественных проблем, является именно молодость. Главная черта авторского стиля — отсутствие менторского тона, морализаторства, что не отождествляется с игнорированием морали. В книге немало пассажей, свидетельствующих: Катакана не только прекрасно разбирается в том, что является добром, а что злом, но и проявляет в этом вопросе резкую бескомпромиссность. Так может говорить только незрелость, которая не обращает внимания на устоявшиеся иерархии. Так может говорить только незрелость, не считающая, что молодость менее значительна по сравнению со старостью. Для украинского общества, которое при своей формальной молодости до сих пор предпочитает старость (постколониальный синдром), дело неслыханное. Провокационные, иногда и шокирующие заявочки Катаканы Клей, например по поводу наших замечательных «звезд», бесспорно, многим попортят кровь. Однако безжалостная констатация Катаканы, которая сводится к тому, что слава зовет, но моральное здоровье каждого в его же руках, — не преувеличение, а гребаная правда.

Из сказанного следует, что «Перламутрове порно» — книга для молодых, а следовательно, для многих, поскольку преимущественно все мы хотим оставаться молодыми, и к тому же как можно дольше. Но, к сожалению, нельзя быть молодым и зрелым одновременно. Нельзя принимать какую-либо молодежную мысль, отвергая при этом ее ход или форму выражения. Молодежная мысль должна быть высказана со вкусом. Потому все упреки типа: «Смотрите, каким языком написана эта книга! Просто скандал — суржик, смешанный с нецензурщиной и английскими фразами. А как же украинские классики?», — в случае «Перламутрового порно» не срабатывают. Они свидетельствуют о непонимании молодости или ее фальсификации критиками, которым хочется ответить: «Молчите уж о классиках. Профанация украинской классики благопристойным языком, эта разновидность профессионального, культурного вранья намного более отвратительна, чем суржик и нецензурные высказывания, которые употребляют миллионы наших соотечественников — от работяги до высокопоставленного чиновника, выражая целую гамму эмоций — от негодования до счастья». Вообще, как я понимаю, молодежь покорнейше благодарна за советский вариант украинского языка, это неоценимое наследие отцов, которым сами отцы не пользуются, засунув его в самый дальний из ящиков собственного мозга. Ведь фальшивый язык не пригоден для того, чтобы выразить на нем пренебрежение, отвращение, увлечение, счастье или любое иное неподдельное чувство. Именно поэтому, например, о верности Катакана говорит так: «В мене немає тяги буття кончєною падлюкою». Прочитав эту фразу, редактор журнала «Советское литературоведение» схватился бы за сердце. Какое глумление над тем языком, которым по всем правилам грамматики откровенно промывали, а отчасти и продолжают промывать читателям мозги! Такая грамматика явно не для Катаканы. Пусть живет молодость и провокация!

Мне кажется, что, читая этот роман-дневник, многие будут узнавать в мыслях Катаканы собственные. Например, раздражает ли вас, когда название Киева передают латынью в российской транслитерации, нравится ли вам радио «Шансон», песни Круга? А «пєсні із савєтского кіно»? Они вас вставляют? А как относительно американских мелодрам, где все бросаются люстрами и т.д.? Вы обожаете публичных лиц типа VIP? Что значит — жизнь удалась? Неужели счастье — это «Ягуар»? А может, «Порше», «Мерседес», «Понтиак»? Мне также кажется, что разные люди найдут в этом тексте свои приманки. Например, некоторых не очень интересуют эротические сказочки или рассказы о разных отклонениях. Тем не менее его пронзает история о смерти от СПИДа, не оставляет равнодушным рассказ о гомосексуальной любви или прямые упреки в адрес Ватикана. Как уже отмечалось, Катакане присущи экстремальные чувства и экстремальные наблюдения. Например, она замечает, что сквозная идея эпохи, то есть идея толерантности, на самом деле оказывается самой обычной туфтой. Любовь парижан к арабам мнимая, а толерантность к восточноевропейцам, черным, азиатам — только видимость. Это же касается и гомосексуалистов. Впрочем, Катакана и сама не отказывается от мнимого. Она коварно обещает гаишнику пойти в «уютное» кафе на Троещине, во избежание штрафа, чувствуя при этом к неудачнику-ухажеру неподдельную симпатию. Действительно, он один из немногих, говорящих в ее городе на украинском, точнее суржике.

Именно это жестокое расхождение между кажущимся и реальностью порождает глубинную экзистенциальную тоску. Так, в один прекрасный день маленькая девочка, которую постоянно сопровождало счастье, вдруг перестает петь, подпрыгивая на одной ножке. Кажется, ничего не изменилось, но изменилась сама девочка. На вопрос, что случилось, она прямо отвечает: «Я збагнула, що у житті все не так, як хочеться». Совсем не так, Катакана.

Вообще человек — удивительное существо, которое всегда, даже при самых благоприятных обстоятельствах, например, когда молод и здоров, умудряется страдать. Он страдает даже тогда, когда нигде долго не задерживается и никому не принадлежит. Точнее, как следует из романа, в этом случае он страдает еще больше. Катакана Клей в своей борьбе с одиночеством или в поисках рецепта от него не одинока. Вспомните историю о Маленьком Принце и Лисе, которого он приручил, а еще историю о розе с тремя шипами, которую нужно было постоянно спасать, если не от холода, то от жары. Само же окончание романа, когда Катакана разгоняет авто к пропасти и хочет нырнуть в воду, где тепло и куча рыб, мне напомнило повесть Чингиза Айтматова «Белый пароход». В конце этой повести мальчик, измученный страданиями и нехваткой человечности, бросается в воду с мыслью о том, что он хочет быть рыбой, а не человеком. Мистифицированная смерть в «Перламутровом порно», поскольку всем понятно, что Катакана Клей обязательно вернется, говорит, что в нашей жизни опять что-то не так. Одни, чувствуя это драматическое потиворечие, страдают, а другие умудряются забыть, не обращать внимания, вытеснить страдания наслаждениями: успехом, алкоголем, наркотиками, сексом, чтобы снова страдать. Где же выход? Читайте Катакану Клей. Она знает, как выбраться из этой помойной ямы.

Карпа Ірена, Перламутрове порно (супермаркет самотності), К.: Дуліби, 2005.