КАССАНДРА

Годы быстротечны. Вот уже и свой первый юбилей отметила вставшая с колен Украина. Время меняет облик стран, а еще больше - людей. Особенно если счет ведется на десятилетия. Минуло более двадцати пяти лет с тех пор, как об этой женщине заговорили в Киеве. Одни произносили ее имя шепотом, уважительно и одобрительно, иногда с восторгом, но с опаской оглядываясь по сторонам - не подслушивает ли кто? Другие коротко бросали: «Бандеровка» и замолкали, в дискуссии не вступали. Молва о ней волнами пробегала по Украине, хотя и усиленно гасилась поставленными на то «бойцами невидимого фронта». Люди говорили о ней, но мало кто знал ее в лицо, мало кто мог правильно, не коверкая, произнести ее имя: Стефания Шабатура.

Мне случилось тогда видеть ее в павильонах готовящейся к открытию очередной юбилейной художественной выставки, долженствующей засвидетельствовать миру успешную поступь советского народа к светлым вершинам коммунизма. На стенах залов развешивались картины, отображающие трудовые подвиги народа, на тумбах устанавливались скульптуры сталеваров, воинов, хлеборобов. Авторы их волновались, осматривая свои детища под разными ракурсами, ища наиболее выгодные... А она - красивая, молодая, стройная, с гордо поднятой головой, с горящими гневом глазами - тот тут, то там отыскивала организаторов-устроителей выставки и громко задавала один и тот же вопрос: «Почему мои гобелены сняты с экспозиции? Ведь вчера они уже висели вон там на стене?» Устроители отводили глаза в сторону, разводили руками, отсылали к самому высокому начальству Союза художников, Министерства культуры. И никто не решался сказать ей правду: накануне вечером выставку осмотрели высшие мира того - главные идеологи ЦК Компартии Украины. И с гневом обнаружили крамолу. Да еще такую, что до поздней ночи телефонные аппараты краснели от резких эпитетов, такую, что на ноги по тревоге были поставлены и отчитаны не только руководство Союза художников и чиновники от Министерства культуры, но и службы, призванные неустанно следить не только за деяниями, но и за мыслями и намерениями творческой интеллигенции.

Молодая художница не просила ответа, она настойчиво требовала его. Устроители ссылались на выставком, на его коллективное решение не включать гобелены в экспозицию. Ну а где коллективное решение, известно, концов не найдешь, за ним кто хочешь спрячется.

Знакомый коллега-журналист поведал мне о ней: «Талантливейшая личность. За что не возьмется - все у нее получается. Особенно хороши ее гобелены. За них ее недавно с триумфом в Союз художников приняли. Пожалуй, самая молодая из его членов. Слыхал, у нее заказов - на целую пятилетку. Только твори. А теперь...» - и многозначительно замолк.

Какую же крамолу допустила молодая художница, что сотворила переполох в тихом омуте социалистического реализма?

Оказывается, Стефания Шабатура предложила на выставку два гобелена: «Леся Украинка» и «Кассандра». Они были очень высоко оценены специалистами, «на ура» прошли предварительный отбор, республиканский выставком единогласно включил их в экспозицию. И уже тут «Кассандра» Шабатуры пронзила недремлющее око чинуш. Посыпались вопросы: «К чему нам эта Кассандра?», «Кого кличет она защищать Трою?», «Не потому ли тут желто-блакитные тона?», «А не хочет ли Шабатура вольной Украины? Не к ней ли Кассандрин зов?» И усмотрели в Кассандре угрозу существующему строю. И вынесли приговор: не пущать!

Много лет спустя, в первый после провозглашения независимости Украины год, я разыскал пани Стефанию во Львове. Паутинка морщин вокруг глаз, фигура потеряла былую стройность. Гнев в глазах поугас - сердца украинок отходчивы. Но по-прежнему полна энергии. С головой погрузилась в общественную жизнь, избрана депутатом городского Совета. Одна из учредителей благотворительного фонда Святой Марии. На мое предложение снять телевизионный фильм о ней ответила решительным отказом. Какая, мол, я героиня? Да и некогда, Украину надо обустраивать! Даже творчество ушло на второй план. Но, поразмыслив с недельку, согласилась. Для молодежи нужно, сказала, пусть знает и помнит, что независимость нам не с неба упала. За нее боролись, страдали, мучились и победили...

И вот мы сидим за столом в уютной небольшой комнате, напоминающей уголок музея. Собранное здесь все - живопись и графика, вышивка и ткачество, чеканка и писанки - создано талантом обитательниц этой квартиры. Нас трое: пани Стефа, ее мама пани Ганна и я. Говорим о будущем фильме, пьем чай с пирожными домашней выпечки (царственно вкусными!).

- Я тогда, конечно же, хорошо понимала, за что снята с экспозиции моя «Кассандра». И многие, кто на первых этапах отбора пропустил ее, тоже понимали, в чем там изюминка. Знали и молчали. В душе поддерживали зов: Украину нужно будить!

- Стефочка с детства была настойчивая, решительная, - рассказывает пани Ганна. - Жили мы бедно. Я вдовой осталась, муж с войны не пришел. Каждый день - в колхоз, на панщину. На трудодни почти ничего не давали. С огорода своего кормились. Стефочка мечтала рисовать, а мне не за что было краски купить. Спасибо вуйку, подарил девочке коробочку акварели. Так она с ними и спала, она их целовала, на вкус пробовала.

- Слаже их десерта не помню... - дополняет рассказ матери пани Стефания.

Уже учась в восьмом классе, Стефа стала существенно поддерживать материальное состояние семьи. А началось это так. Пришла как-то к Шабатурам соседка и стала уговаривать Стефу: «Учитель говорил, у тебя талант от Бога. Нарисуй мне икону Христа-Спасителя. Дочь замуж выдаю - благословить нечем, в войне все вместе с домом сгорело». Уговорила. Нарисовала Стефа икону. Заказчице понравился образ. Принесла за работу цыпленка. И пошла гулять слава, пошли заказы не только от односельчан, но и из других сел приходили люди. не пришлось Стефе из-за нужды учебу в школе бросать.

- Страшное то было время, - вспоминает пани Стефания. - Закончив школу, я не имела права выбора, обязана была идти работать в колхоз, норму выполнять. Я не пошла, так у мамы огород отрезали. Мама им объясняет, что я не дезертирую, я учиться поехала, а секретарь райкома партии Залисчик (он из нашего села родом) грозится: «Не вернется в колхоз работать - напишу во Львов, что она иконы рисует, вмиг из института вылетит».

Не выгнали, хотя и знали, с чего живет сирота. Во Львове среди преподавателей и наставников будущей художницы оказалось немало убежденных патриотов, твердо настроенных против существовавшей власти.

- Как и они, - говорит пани Стефания, - я до разоблачений культа хорошо знала, кто такой Сталин. Знала о голоде тридцать третьего, о массовых репрессиях и сибирских ссылках. Знала, но не думала, что и мне той судьбы не миновать.

Стефания Шабатура была одной из тех, кто в годы хрущевской оттепели поверил в возможность призрачной свободы. Вместе с другими единомышленниками она восстала против запрета традиционных в народе вертепов. Молодые люди (а были среди них Ирина и Игорь Калинец, Василий Стус, Вячеслав Черновил и многие другие) в дни рождественских праздников стали ходить с вертепом по домам львовской творческой элиты. Их с радостью встречали, угощали, как дорогих гостей, надеялись на дальнейшее послабление загнанного в узкие рамки атеизма религиозного народа. Но на этот раз, после скандала с «Кассандрой», председатель областной организации Союза художников Эммануил Мысько вызвал к себе Стефанию и посоветовал не ходить нынче с вертепом, до него, мол, дошли слухи - тучи сгущаются. Опасно.

Не поверила, отмахнулась, пошла. А через несколько дней в шесть утра звонок в дверь и женский голос: «Вам телеграмма». Сердце так и екнуло. Мама в селе одна - беда случилась. Открыла. Из-за спины женщины ворвались в квартиру мужчины. В форме и без. Предъявили документы, заявили, что проведут обыск. «На каком основании?» «В связи с арестом Черновола...» - услышала в ответ. И разъяснили: «У нас есть подозрения, что вы участвуете в выпуске редактируемого им нелегального журнала «Український вісник».

А дальше - хуже. Пришлось пройти и через первый персональный обыск. Без гнева и возмущения не может вспоминать пани Стефания о тех минутах унижения.

Во время обыска забрали и «Кассандру». из преподавателей художественного института следователи КГБ создали экспертную комиссию. С кафедры текстиля - Рахитин, с кафедры живописи - Добушанский, искусствовед Овсийчук. Создатели ее прекрасно понимали, что девиз на гобелене «Проснись, Троя! Смерть идет на тебя!» обращен не к троянцам, а к украинцам. И казачья сабля в руках Кассандры вместо троянского меча - тоже адресные. Как и желто-голубые тона гобелена. Но обвинить художницу за это не удалось. Члены комиссии дружно стояли на своем: «Элементов украинской одежды в фигурах троянцев не усматриваем. Художница еще молодая, хорошо не изучила троянский период истории и не учла, что сабель тогда не было, были мечи. К тому же, трудно сказать, что то казацкая сабля, а не просто сабля, она является только декоративным элементом».

Попытались Стефанию Шабатуру и в шпионаже обвинить, приписали связь с одним бельгийским подданным, но и из этого на суде ничего не вышло. Вымышленные факты свидетели не подтвердили.

И все же - приговор оглашен. Пять лет лишения свободы и три года ссылки. Львовской Кассандре, не троянской...

Чего только не пришлось пережить этим двум мужественным женщинам. И хотя пани Ганна была не в тюрьме, ей было далеко не легче, чем дочери, отбывающей наказание в одном из лагерей Мордовии. Болезни, переживания за ее судьбу, безденежье, скудная еда. Не растерялась. Дни и ночи просиживала с иглой в руке, понесла в художественный салон прекрасно вышитые скатерти, мужские и женские купоны. Появились средства и на дальнюю дорогу к дочери, и на передачу. Пока не встретила как-то в гастрономе старого знакомого - следователя по делу дочери. Сочувствовал, интересовался, с чего живет. Рассказала. На свою голову. Когда принесла новые работы в салон на продажу - не взяли. Отказали. Директор салона виновато извинилась и беспомощно развела руками: «Я бы с радостью, но не могу».

Добрые люди откликнулись в «белокаменной». Но и им было не безопасно поддерживать опальную семью. Пришлось оформлять работу на подставное имя. Из Львова в Москву отправляла пани Ганна свои вышивки, а оттуда во Львов шли денежные переводы.

- Когда меня привезли в мордовский лагерь, - вспоминает художница, - там было много заключенных еще со сталинских времен, отбывавших двадцатипятилетний срок. А вскоре этапом доставили Ирину Каринец, Надежду Светличную. Мы работали, шили рукавицы для строителей, но заставить нас покорно отбывать свой срок никто не смог. Мы устраивали голодовки, требовали освободить женщин-заключенных, прекратить политические аресты в Украине. Мне запретили рисовать. Я протестовала, воевала за право на творчество. И, конечно же, за все это платилось карцером. Треть своего срока я провела в нем.

Особенно тяжело было находиться в карцере в лютые морозы. Однажды суровой зимой я оказалась в карцере вместе с русской девушкой Таней. Никогда не забуду ее. В карцере в стене была печь. Топили ее раз в сутки, по утрам. Еле-еле. Помню, Таня после бессонной морозной ночи прижалась стоя к печи и задремала. Во сне упала, ушиблась. Тогда мы решили греться во сне по очереди. Она прижмется к печи и дремлет, а я ее своей спиной поддерживаю, чтоб не упала. Потом она меня страхует от падения. Так мы пятнадцать суток и перебыли, но не раскаялись и пощады не просили.

Одиннадцать раз за пять лет совершила хрупкая старая мать вояж к дочери-заключенной. Одиннадцать раз в мороз и стужу, в жару и дождь поливала она слезами дорогу в Мордовию, пряча от посторонних глаз свое горе, высоко неся свою непокорную голову.

Не покорилась и дочь. Не давали возможности рисовать красками или цветными карандашами, нашла иное применение своему таланту. Взялась за экслибрисы. Работа над ними стала целью ее жизни, радостью и вдохновением. Экслибрисы бумаги много не требуют. Да и одного тонко заточенного карандаша для них достаточно. Рисуй себе, фантазируй, твори образы в миниатюрных гравюрках. И Шабатура творила! У нее уже собралось около ста маленьких шедевров, когда тюремщик определил их враждебную суть. Художницу ознакомили с актом на немедленную конфискацию всех ее работ.

От потрясения и возмущения сначала не могла произнести ни слова. Твердый комок перекрыл гортань. Собралась с силами, спросила: «Что вы с ними сделаете?». И услышала ответ: «Уничтожим!» «Как? Порвете? Выбросите на мусорник?». «Уничтожим путем сожжения».

Путем сожжения... Какое еще более страшное канцелярское слово для определения подобного варварства мог бы придумать опричник-иезуит!

Нелегко даются моим собеседницам печальные воспоминания. Но они моментально преображаются, глаза их лучатся, когда речь заходит о заботах дня, о писанках, которые расписывает пани Ганна к пасхе, об организации бесплатной столовой для нуждающихся, которой занята депутат горсовета пани Стефания, о возобновлении традиционных маевок в парках Львова. У обеих забот невпроворот.

Сохранилась, пережила годы репрессий и «Кассандра». «Вещественное доказательство», несмотря на немалые размеры, из-под носа строжайшей охраны было вынесено из хранилищ художественного института друзьями-единомышленниками Стефании Шабатуры и сохранено до лучших времен. Оно уже не раз экспонировалось на различных выставках, им любовались многие тысячи ценителей искусства.