К НАМ ПРИЕХАЛ ПАРФЕНОН?!

От такой фразы может захватить дух, она же может шокировать любого культурного человека. Учитывая то обстоятельство, что причисленная к культурной часть нашего общества, наверное, уже адаптировалась к «шоковости бытия», все же поспешим объясниться на предмет правд и полуправд.

В рамках мероприятий одесского филиала Греческого фонда культуры в Украинском доме экспонировалась уникальная копия западного фриза Парфенона. Уникальность оной — в ее максимальной идентичности оригиналу, хранящемуся в Британском музее Лондона, а также в том, что единственная копия прописана в музее афинского Акрополя, но как вечный странник постоянно колесит по миру.

Двадцать дней Киев имел возможность любоваться завораживающей красотой античного памятника. И сразу стало очевидно, что реклама у нас работает от противного: о чуде привезенного в Киев фриза информация просачивалась, в основном, как в доисторические времена, из уст в уста. Но не будем увлекаться суетой, а обратим свое внимание непосредственно к самому объекту.

Немного истории. Основываясь на декрете, принятом по предложению Перикла в 450—449 г. до н. э. и разрешающем черпать из союзной казны средства для восстановления храмов, разрушенных во время греко-персидской войны, были предприняты крупномасштабные работы по реконструкции святилищ Акрополя.

Перикл следил за всем: обсуждал архитектурные планы, участвовал в выборе материала, наблюдал за ходом работ, проверял расходы. В 450 г. до н. э. главным руководителем работ на Акрополе был назначен Фидий, сорокадвухлетний скульптор, уже хорошо известный всей Греции своими многочисленными работами.

В афинском Акрополе и, прежде всего в Парфеноне, был воплощен в зримых образах принцип культуры афинской демократии, сформулированный Периклом: «Мы любим мудрость без изнеженности и красоту без прихотливости».

«Красота Парфенона, — писал Андре Боннар, — это «красота простоты». Но эта простота, как и простота всякого великого произведения искусства, представляет конечный результат чрезмерной сложности, не улавливаемой нашим первым восприятием». Далее: «И все же материальное совершенство храма пленяло бы только наш разум, если бы поиски его могли полностью увенчаться успехом, как пленило бы нас изящное решение теоремы. Но Парфенон нравится нам не так, вернее, не только так. Он удовлетворяет, он продлевает нашу органическую жизнь, нашу органическую радость. Он трогает нас, как если бы был не абсолютом, а живым существом. Он есть порядок, но порядок столь же подвижный, как порядок царств и видов».

Действительно, чудо Афин и по сей день восхищает туристов-паломников своей соразмерностью человеку и общей гармонией, одно из немногих произведений в мировой культуре, наслаждаясь которым слагали гимны Акрополю, Парфенону, Фидию.

Но вернемся непосредственно к фрагменту фриза, привезенного в Киев. Его высота 1 м, длина 21.5 м. Но уже давно сказано: «У греческого храма нет размеров, у него есть пропорции». И еще: «Будь он мал или велик, о размерах его никогда не думаешь».

В третий год каждой Олимпиады, примерно в конце июля по нашему календарю, после гимнастических и музыкальных состязаний начиналось торжественное шествие на Акрополь. К этому дню девушки готовили ткань для древнейшей статуи Афины. Ткань укрепляли на мачте корабля, который несли на руках. За кораблем шли жрецы, правители городов, знатные афиняне, послы. По улицам двигались колесницы, скакали на лошадях всадники. Праздник Великих Панафиней и стал главной темой фриза. Это первый случай, когда на фризе храма были изображены не только боги или герои, но и простые граждане. Но так захотели оба — Перикл и Фидий!

Как пишет В. Полевой: «Все это — изображения прекрасных богоравных героев, ... и все это — вариации одних и тех же типов, словно выпущенных из одного инкубатора, приспособленного для создания прекрасных близнецов». Но «инкубатор прекрасных близнецов» это более чем метафора, ибо гением Фидия создана сложнейшая система ритмических построений, дающих удивительную импровизационную легкость изображенной процессии, над разгадками которой бились многие ученые. Мы позволим себе привести несколько цитат.

«В каждой группе положение ног скачущих коней — иное, посадка всадников, их жесты — тоже. Каждый раз дается новый вариант главного пластического мотива, — а какое разнообразие и какая музыкальность в сближениях, разъединениях, касаниях движущихся фигур!» (Н. Дмитриева).

«Кроме смены темпа движения Фидий применяет прием смены частоты расположения фигур на фризе... При этом ритм смены разрежения и сгущения фигур не совпадает с ритмом убыстрения и замедления движения» (Ю. Колпинский).

«Процессия идет справа налево. Примечательно, что по остаткам фигур на западных метопах можно говорить об общем движении на них, напротив, слева направо. Таким образом, действия на фризе и метопах как бы взаимно погашались. Такое равновесие соответствовало торцевой стороне храма» (Г. Соколов).

По мнению А. Гильдебрандта, немецкого скульптора и теоретика конца ХІХ — начала ХХ века, фигуры и предметы фриза, словно бы сжаты между двумя параллельно поставленными стеклами. Он пишет: «Не основная плоскость рельефа (то есть не его фон) должна действовать как главная, но передняя плоскость, на которой находятся высоты фигур».

Существует множество логических объяснений притягательной силы Парфенона и его скульптур, где подобно богам Олимпа, воспарил Фидий.

Но, несмотря на авторитет, талант главного создателя Акрополя, его судьба вполне соотносится с общественными идеалами и недостатками эпохи, и может в чем-то показательна для нас, стремящихся приспособить к своему образу жизни «нерадивое дитя» по имени Демократия.

Вот что пишет Плутарх: «Так как он был другом Перикла и пользовался у него большим авторитетом, у него было много личных врагов и завистников. Они уговорили одного из помощников Фидия, Менона, сделать донос на Фидия и обвинить его в воровстве. Над Фидием тяготела зависть к славе его произведений... При разборе его дела в Народном собрании улик в воровстве не оказалось. Но Фидий был отправлен в тюрьму и там умер от болезни».

Акрополь как святыню, как исторический центр на протяжении последующих веков старались сберечь, хотя в его истории были и достаточно мрачные времена.

Римский император Адриан во II в. н. э., между храмом Зевса Олимпийского, находящегося у подножия Акрополя, и самим Акрополем поставил арку, условно разделив город на две части. На стороне арки, обращенной к Акрополю, сохранилась надпись: «Это город Тезея» — древний город. На другой стороне: «Это город Адриана» — римский город. Эта корректность — поучительна.

На сегодняшний день одна из главных проблем Акрополя — его реставрация и сохранность. Начиная с 70-х годов ХХ века, под эгидой ЮНЕСКО была разработана комплексная программа по его «жизнеобеспечению», где одной из составляющих было создание копий с уцелевших оригиналов, с использованием новейших технических достижений.

Следует заметить, что на территории Акрополя сохранен «живой грунт», а это дает возможность продолжать археологические работы. Здесь никому и в голову не пришла мысль, что в угоду туристам и сомнительной эстетике можно залить его метровым слоем бетона, а потом аккуратно вымостить плиткой. В Афинах запрещено строительство высоких домов, которые могли бы заслонить Акрополь. И тут уместно вспомнить о родном и многострадальном Киеве.

Хочется верить, что мы когда-нибудь подымем голову и (о чудо!) увидим, что есть цивилизованные способы сохранения национальных и мировых культурных ценностей.