ИЗ ВСЕХ ИСКУССТВ ДЛЯ НАС СТРАШНЕЙШИМ ЯВЛЯЕТСЯ КИНО

Создается впечатление, что люди уже не любят и не работают, не спорят и не дружат. Что они каждый Божий день стреляют и гоняются за преступниками, ловят маньяков, бандитов и насильников. Фильмы разучились улыбаться и укокошили надежду как понятие. Они тупо твердят: жизнь ужасна, беспросветна, уродлива и бессмысленна, и надо бежать от нее, хоть в другую галактику, хоть в страну глухих, только подальше. Наше телекино стало моносюжетным и моножанровым. И оттого монотонным. Именно об этом шла беседа с писательницей Светланой Зориной. Она — автор ряда детективов (роман «Наезд» имел большой коммерческий успех), а сейчас заканчивает новую книгу-исследование «Криминальный Киев некриминальным взглядом». Итак...

Очарованье старых лет...

В.Д.: Светлана! Начнем разговор с констатации того непреложного факта, что у нас кино всегда было самым массовым. Например, в 75-м году какой-то «Всадник без головы», проходивший по разряду «экранизация зарубежной классики для детей», посмотрели 69 миллионов зрителей. А много позже, в самом начале перестройки, на довольно претенциозный, но созвучный пафосу времени фильм «Покаяние» ходили семьями по нескольку раз — как в церковь. А сериалы тех лет? «Следствие ведут знатоки» началось в 71-м и прожило на экране почти 20 лет! Этот сериал имел ошеломляющий успех, люди верили «знатокам» безгранично. В Москву, на Петровку, 38, присылали письма, адресованные «следователю Знаменскому». В Театр на Малой Бронной к Георгию Мартынюку приходили женщины с уголовными делами, просили разобраться... На помощь надеялись даже преступники. Один из них так прямо и написал: «Если бы мое дело вел Пал Палыч Знаменский, я бы получил на два года меньше». А кто не знает песню?

Наша служба и опасна, и трудна,

И на первый взгляд
как будто не видна,

Если кто-то кое-где у нас порой

Честно жить не хочет,

Значит, с ними нам вести
незримый бой —

Так назначено судьбой
для нас с тобой,

Служба — дни и ночи…

Песня эта стала негласным милицейским гимном. Сама милиция заявляла тогда гордо: «Когда фильм показывают по телевизору, улицы пустеют, а преступность падает».

С.З.: Но лично меня, еще девчонку, воспитали другие непревзойденные сериалы: «Место встречи изменить нельзя» и «Семнадцать мгновений весны». «Место встречи...» понравилось не столько изобретательностью, с какой оперативники гоняются за «Черной кошкой» и, наконец, побеждают ее, сколько характерами и судьбами героев картины — как положительных, так и отрицательных. Ну а «Семнадцать мгновений...» смотрели и смотрят до сих пор все — и молодые, и старики. И, в отличие от Штирлица, который, как мы помним, смотрел «Девушку моей мечты» шестой раз и ненавидел эту картину, наша любовь к фильму Лиозновой не только не ржавеет с годами, а, наоборот, крепнет. Сколько раз за 30 лет, прошедших с его премьеры, каждый из нас смотрел эту ленту! Фильм, кажется, единственный, удостоился чести быть «разобранным» по частям на анекдоты: «В окно дуло. Штирлиц закрыл окно — дуло осталось»...

В.Д: А прекрасные зарубежные ленты! Помните веселый и залихватский «Фантомас»? Как замечательно Луи де Фюнес в роли полицейского комиссара «пытает» арестованного, поедая в его присутствии аппетитно дымящегося жареного барашка и приговаривая: «Покуда все не расскажете, вам не дам!»

С.З.: Если уж речь о пародии, то мне больше понравилась чешская лента «Конец агента». Вообще, соцреализм любил тогда пародировать (и, между прочим, беззлобно) западный кич и прочую шпиономанию. В «Конце агента» искали солонку, а в солонке пленку, а на пленке информацию, как использовать Луну в военных целях. Экая очаровательная глупость! Но времена пародий кончились. Почему теперь все всерьез? А потому, что общество изменилось. До всех этих ужасов рукой подать. Вот почему кино нынче такое жестокое.

В.Д.: Да, но жестокость на экране все-таки может быть разной. Как-то один американский журналист заметил: «Дело не в том, что у вас жестокое кино. В Америке тоже есть такое. Но американская жестокость не настоящая, киношная, а вы показываете изнанку жизни очень зло, натуралистично». И все это накладывается на наши общие боли и тревоги. Все равно, что положить горячий компресс на ободранную кожу. Американские социологи утверждают, что жестокие фильмы в благополучной, сытой Америке есть элемент психологической разрядки зрителей. А какая к черту разрядка у нашего зрителя, когда он в новостях наблюдает, как взорвали «мерседес» не по-киношному, а по-настоящему, и «Скорая помощь» по кускам собирает тела.

С.З.: Ужасы и жестокости в нашем кино объяснимы, и поэтому-то так тоскует зритель по добрым лентам прошлых лет.

Кошмары с доставкой на дом

В.Д.: Иной раз страшно включать телевизор: из него доносятся взрывы, перестрелки и ужасная брань. Возникает впечатление, что попал в какую-то параллельную Вселенную, где все друг друга убивают, где каждый день взрываются автомобили, где ежеминутно на людей обрушиваются водопады нецензурщины. Кстати, а как вы, писательница Светлана Зорина, относитесь к матерщине в книгах и фильмах?

С.З: К сожалению, провозглашенная у нас свобода пошла отнюдь не на пользу писателям и кинематографистам. Они вообразили, что свободны от всего, в том числе и от норм литературного языка. Для меня, скажем, употребление матерщины — нонсенс. Стараюсь избегать и «фени». Почему-то все, пишущие детективы, считают, что чем ее больше — тем это «круче» и ближе к реальности. Я эту точку зрения не приемлю совершенно, хотя феню знаю получше многих — серьезно изучала ее.

В.Д: Вы согласны, что детективы, бедствия, убийства, кровавые «разборки» показывают сегодня сверх меры? Для телевизионщиков искусственная кровь, эффектные взрывы оцениваются с позиции, насколько хорошо это сделано. Но на тех, кто далек от кинопроизводства, спецэффекты действуют иначе...

С.З.: Да, кровушки на экране много. Но для киношников это — обычная работа, когда клейкой лентой телесного цвета к телу актера прикрепляют специальные устройства, напоминающие детские пистоны. «Убитый» в нужный момент просто нажимает на кнопочку, которую держит в кулаке, замыкая таким образом контакты. Пистоны разрываются, и зритель на экране видит израненное тело. Такой эффект стоит гривен 200, не больше, но для нашей бедной киносметы все равно дорого. Сейчас на экране все больше убивают ножом — на порядок дешевле и проще. Нужно только прицепить под одежду презерватив, наполненный красной жидкостью. «Убийца» колет ножом — и рана кровоточит, как живая.

В.Д.: А малыши, глядя на экран, не понимают, что все это — игра, что убивают понарошку. Но даже не это страшно. Ужас в том, что дети, глядя на экран, учатся: без ножа за пазухой ничего в жизни добиться нельзя. Из виртуального мира в сознание врываются ложные жизненные ценности: мол, курево и алкоголь — это «клево», это «классно», это «кайфово». Расквасить кому-то нос — милое дело, а главное — правое, потому что сила, мол, разрешает любую конфликтную ситуацию. Вот почему известнейшие европейские педиатры категорически настаивают на том, чтобы телевизор не смел переступать порог детской спальни.

С.З.: Что касается детей, то их действительно надо оберегать. Но не только от боевиков и фильмов-ужасов. Детей надо оберегать от телевизора вообще, равно как и от компьютера, мобильного телефона... Ребенок должен быть ребенком и как можно меньше играть во взрослые игры. Что же касается взрослых, то известные исследования утверждают, что фильмы с насилием не оказывают сколько-нибудь заметного влияния на психику примерно 99,9 процента людей. Остальная часть людей принадлежит к категории сильно обиженных на жизнь. Они на все смотрят другими глазами, в том числе и на кино. Должны ли кинематографисты наступать себе на горло в угоду этой категории населения? Не думаю. Их сознание могут «возбудить» и совершенно невинные вещи. Не считаю, что после «Каменской», «Ментов» или «Бандитского Петербурга» человек может пойти на преступление. Следуя подобной логике, надо бы запрещать пьесы Шекспира — там тоже убийств выше крыши.

В.Д.: Возможно, многие взрослые и не испортят свою психику просмотром ужасов и боевиков. А мораль? А нравственность? Вот обычная сценка из милицейского сериала. Один из отрицательных героев (в исполнении очень популярного и очень талантливого актера) ударом наотмашь сбил свою жену на пол, потом добавил ногой в живот, потом, наклонившись, участливо полюбопытствовал: «Ну, что, дорогая, будешь теперь дуться?» Не отсюда ли у зрителя возникает болезнь, которая называется альголагния (наслаждение чужой болью)?

С.З: Валерий! Вы смотрите очень мрачно. Знаете, есть такая народная сказка про лису и дрозда. Первая терроризирует второго и заставляет его работать на себя. Сначала велит накормить, потом напоить, потом развеселить и, наконец, напугать... Испуг, стало быть, такая же потребность, как еда, питье, юмор — если верить народной мудрости. По той же народной мудрости потребность эта, правда, стоит на последнем месте...

В.Д.: Вот-вот. Именно это последнее место побуждает сделать предположение: потребность в испуге — следствие сытости?.. Может быть, спрос на зрелищный ужас — с жиру?.. Но тогда как объяснить популярность всех этих «стрелялок-догонялок» на отечественном телерынке?

С.З.: Коммунисты бы все исчерпывающе объяснили пережитками буржуазно-обывательской психологии...

В.Д.: Коммунисты подгоняли любую задачку под свой, заранее заготовленный ответ. А хорошо бы действительно в этом разобраться. Каков сегодня на экране герой нашего времени? Настоящих мужчин шьют по одной и той же выкройке, хотя моделей немало. Герой нашего времени омерзителен: он убийца, насильник, жлоб. Герой нашего времени прекрасен: патриот, храбрец, страдалец, родом из народа, холост или разведен. За потерю любимой и боевого друга положено мстить. Как гуманист и человек доброй воли, герой не хочет убивать. Однако чем сильнее он не хочет, тем больше вражеской крови, лимфы, мозгов, кишок и волос остается на асфальте (стене, бампере, стволе). Цепь предательств и разочарований не останавливает мстителя. К тому же тяжелая киллерская доля подкидывает ему и небольшие радости: крутое бедро, «груди-дыньки» и пушистый локон прелестницы. Иногда она бывает подставкой, но герой ее перевоспитывает в боевую подругу...

С.З.: Вы пересказали добротный зарубежный или российский боевик. Да — схема. Да — не люди, а муляжи. И тем не менее... Знаете, есть и такой парадоксальный взгляд: мало мы смотрим фильмы с Брюсом Уиллисом, недопустимо, преступно мало... Почему? Потому что, увидев, как на экране красивый положительный герой разбивает негодяю лицо о кирпичную стену, зритель не захочет искать приключений за стенами кинозала.

В.Д.: Значит, чтобы зритель получал постоянную разрядку, наш телеэкран обречен круглые сутки показывать только боевики, триллеры, ужасы и милицейские сериалы? Не мало ли для духовного развития общества? Конечно, от добротных киноужасов и боевиков, как и от страха на «американских горках», всегда можно психологически защититься — иронией, смехом, воплем. Но от киногрязи, чернухи, моря крови приходится отмываться. Хорошо еще, если эти ленты бездарны...

С.З.: Ну а как же свобода получения информации? Никто ведь как будто не заставляет людей смотреть все эти ужасы и мерзости. Вы что, Валерий, против свободы информации?

В.Д.: Ну кто теперь скажет вслух, что он — против? Вы говорите: никто не заставляет смотреть все эти ужасы и мерзости. В том-то и дело, что заставляет. Конечно, не палкой, а бесконечным повторением одних и тех же сюжетов на телеэкране. Пора менять сам подход к информации. Телевизор (а для подавляющего большинства населения он — единственный источник информации) должен нести людям культуру, радость, психологическое удовлетворение. Думаю, каждый здравый человек хотел бы видеть на экране нормальную жизнь. Причем желательно не иностранную, не инопланетную, а свою, родную, с детства знакомую. Но эта-то своя нормальная жизнь и ушла сейчас с экранов.

Ужасы на экране и в жизни

В.Д.: Светлана! Вы говорили, что ваша первая книга «Наезд» — автобиографична. Это правда?

С.З.: Да, каждый герой романа имеет прототип в реальной жизни и связан со мной и моей биографией. Дело в том, что семь лет назад вместе с мужем я создала коммерческую фирму, обороты которой стали превышать миллион долларов в месяц. У нас работало 500 человек.

В.Д.: Чем вы занимались?

С.З.: Торговали импортными товарами. И вдруг в течение одного дня все рухнуло: фирма была закрыта, опечатаны все склады и заведено уголовное дело. Это было сделано с единственной целью — уступить рынок конкуренту. Судебные тяжбы длились три года, и мы в конечном итоге выиграли дело во всех инстанциях, но время было упущено, бизнес пропал, а главное, искалечены многие жизни. А в том, что фирму «завалили», был заинтересован один-единственный человек — ответственный сотрудник СБУ, причем лично, материально заинтересован. Вот я и попыталась своей книгой показать, что большинство предпринимателей висят на крючке у правоохранительных органов.

В.Д.: А книга «Отстрел»?

С.З.: «Отстрелом» хотела обратить внимание на большое количество заказных убийств, на то, что они никогда не раскрываются. А все потому, что произошла полная криминализация правоохранительных органов. Им невыгодно раскрывать заказные убийства, куда лучше «посадить на крючок» как заказчика, так и исполнителя и годами получать от них обоих щедрую «дань». И вообще, правоохранительные органы умеют и любят управлять людьми, которые в чем-то, где-то, как-то виноваты... Сейчас правоохранительная система становится марионеткой в руках различных кланов и их лидеров, группировок, высоких чиновников и денежных мешков. Многих потрясла история с предпринимателем Григоришиным — мне показалось, что ему нагло подбросили и оружие, и наркотики с единственной целью: посадить и этим лишить его предпринимательской деятельности в угоду конкурентам. Но ведь подобное происходит во всех городах и весях Украины, происходит каждый день. У нас много бандитов, узаконенных властью, — циничных, подлых, наглых и жадных. Разумеется, я хотела бы писать романы, где главный герой и правда побеждают. Но ведь в повседневной жизни такое случается крайне редко. Если вообще случается... Жизнь страшнее литературы и кино. Намного страшнее.

В.Д.: Хотел бы с вами, Светлана, не согласиться. Но... Недавно готовил статью о неправомерных действиях прокуратуры и милиции Днепровского района Киева. Так вот, поведение людей, с которыми мне пришлось встретиться во время расследования, само по себе является доказательством того, что не все гладко в нашем королевстве. Собеседники предпочитали разговаривать со мной таким образом: то назначая встречи вдали от своих официальных кабинетов, то на всякий случай оставляя свои автомобили подальше от редакции. Естественно, первое, что пришло в голову, было: они боятся. И страх этот казался мне нормальным: кому хочется быть избитым какими-то «отморозками» в подъезде или чтобы начальство мигом изобрело «компру» и выгнало на все четыре стороны. Но нет. Чем дальше я пытался разобраться в психологии подобного страха перед диктофоном, тем больше приходил к выводу: да нет, все куда сложнее, чем даже вопрос о собственной судьбе и смерти. Останавливало моих собеседников другое, совсем другое... Ощущение, что бороться бесполезно. Уже бесполезно. И это — самый грустный вывод, который я сумел вынести из подготовки той статьи.

С.З.: Вот видите! Получается, что основные успехи в борьбе с преступностью по-прежнему принадлежат самой преступности.

Прощай, Шарапов!

В.Д.: Оказывается, сейчас все страны СНГ смотрят по телевизору «Бригаду». Об этом сериале даже готовят хвалебные телепередачи, дескать, вот фильм всех времен и народов. Ну а с актерами, исполнившими роль бандитов, проводят встречи, как когда-то с космонавтами, им пишут письма, объясняются в любви…

С.З.: Фильм и в самом деле сделан талантливо, актеры играют блистательно. Да и жизнь на экране показана романтично. Зритель, по замыслу авторов сериала, должен смотреть «Бригаду» и вздыхать с завистью: «Ах, какие мальчики! Ах, какое братство!» Но мы уже говорили — в реальной жизни все жестче и циничнее. Да, в фильме во всех деталях показана жизнь российского бизнесмена, которая, замечу, ничем не отличается от жизни бизнесмена в Украине. Именно бизнесмена, а не бандита, ибо в отечественном бизнесе небандитскими методами ничего не добьешься. Ну, а само кино очень выигрышное. Хотя бы потому, что обаятельный злодей — вообще наиболее выигрышный персонаж кинематографа…

В.Д.: Света! Но ведь ужасно, что новыми героями нашего времени становятся «братки». «Бригада» — своего рода «Алые паруса» преступного мира, романтика большой дороги, обаяние силы…

С.З.: Вы преувеличиваете, Валерий. Это обычный российский фильм, который притворяется западным. Герои, к примеру, с особым вкусом произносят слова «рэкетир», «киллер», «скинхед». А ведь эти слова в русском и украинском языках имеют прекрасные аналоги: вымогатель, убийца, вандал.

В.Д.: То, что «Бригада» — всего лишь копия западных фильмов, заметили не только вы. Недавно «Комсомолка» провела дискуссию о нашумевшем сериале. Множество молодых людей хвалили «Бригаду», восторгались ею, и только один из участников заявил, что фильм этот — откровенно слабый, что все реплики, позы и повадки героев давным-давно видены в западных фильмах про гангстеров. Дескать, такое впечатление, что ватага сельских парней разыгрывает в своем клубе пьесу из жизни итальянской мафии. Я согласен с этим зрителем из «Комсомолки». И вы, я вижу, тоже. Но все-таки беда «Бригады» не в ее вторичности, а в том, что сериал романтизирует бандитскую среду. Оказывается, дружба — когда друг за друга и в огонь, и в воду — возможна только у бандитов. Бандит готов и кровь сдавать, и рыдать у больничной койки. Благородный Робин Гуд!

С.З.: Чему удивляться, Валерий? Все нынешние фильмы такие. А «Бригада» — эпопея! В ней показаны становление и окончательная победа отечественной организованной преступности над государством и народом. Это раньше, когда мы смотрели «Место встречи…», то горячо симпатизировали сыщикам Жеглову и Шарапову, а вовсе не бандитам — Горбатому, Промокашке и Фоксу. Более того, зрители прекрасно чувствовали разницу между Жегловым и Шараповым. Да, Жеглова в исполнении Высоцкого нельзя было не полюбить. Но все-таки чистый душой и помыслами Шарапов, который не допускал в борьбе, даже со всякой мразью, каких-нибудь мелких, незначительных нарушений Закона, был нам более дорог и нами более уважаем. Нет теперь Шараповых! Перевелись окончательно.

В.Д.: Сижу у телевизора и пытаюсь сравнить «ментов» и «Ментов». Думаю, что настоящие пинкертоны тоже бывают остроумны и обаятельны, что они ловки, толковы и дело свое, возможно, знают. Хорошие, в общем, мужики и душевные даже, но внутренний голос и собственный опыт нашептывают: а откуда же берутся те «менты», которых мы привыкли бояться и обходить за три версты?

С.З.: А лично мне «Менты» категорически не нравятся. Веселые, разбитные и очень симпатичные ребята, изображенные на экране, это — сказка, весьма далекая от действительности. Главное, герои «Ментов» и всех других милицейских сериалов утверждают: да нам в высшей степени наплевать на законность процедуры обыска, задержания подозреваемого и следствия вообще. Основное — результат, поимка преступника. Да, у них преступления раскрываются. Хотя в не киношном, а обычном «убойном отделе» работают люди, у которых нет мобильной связи, одна машина на весь отдел, а зарплата 200—300 гривен в месяц — о каком профессионализме и самоотдаче может идти речь? И все-таки, случается, преступления раскрываются. Часто делается это диким, нечеловеческим способом. Например, в связи с убийством вмиг арестовывают десятки человек — соседей убитого, знакомых, сотрудников, с которыми у покойного были натянутые отношения... Этих людей «закрывают» в КПЗ, их бьют и, в конечно итоге, у одного-двух добиваются признания в преступлении, а остальных выпускают. Потом же оказывается, что убийство совершено другим человеком... Обратите внимание, перед теми, кто сидел «просто так», никто не извиняется, им не возмещают моральный ущерб. Я уже не говорю, что над ними могли в следственном изоляторе издеваться, трое суток не кормить... Когда я пишу в книгах, что в камере часто женщины находятся вместе с мужчинами, что у нас заключенных бьют, то так оно и есть на самом деле. Все это испытала сама. И сидела в камере, где находилось 17 мужчин.

В.Д.: Все, что вы рассказали, ужасно, но боюсь, никого уже не удивляет. Люди об этом знают и окончательно перестают верить в милицию. Помню, на экране следователь делал обыск, но не нашел то, что искал. Тогда он избил хозяина квартиры и довольный собой ушел. Ведь любой нормальный человек, видя все это на экране, должен испытать шок. Но шока нет. Почему? Да потому, что зрители хорошо понимают: попади они в такую историю, в какую вляпался киношный хозяин квартиры, с ними менты поступят точно так же. Или видим на экране, как следователь пришел с обыском и говорит подследственному: «Если ты не подтвердишь то-то, я запишу в протокол, что этот пакетик с наркотиками обнаружил в твоей квартире». Ну как тут не вспомнить «Место встречи…»? Там весь сериал построен на противоборстве Шарапова и Жеглова. Кто из них победит? Чей принцип будет положен в основу борьбы с преступностью? Будет ли дальше торжествовать зло или же наступит, наконец, эра милосердия. По-прежнему — вопрос вопросов.

Не забудьте выключить телевизор

С.З.: Валерий, соглашусь, наверное, что насилия на телеэкране действительно слишком много. Еще больше его в жизни, но другой вопрос, как его в кино подавать. Нельзя слишком часто и слишком крупно. Ведь к виду крови привыкают, это становится обыденностью. А потом зритель начинает требовать еще и еще. И получается замкнутый круг. Авторам, которые ухитрятся обойтись без банд и мафий, можно давать спецпризы за оригинальность и личное мужество. Вокруг преступления вращается действие почти всех новых российских и украинских картин.

В.Д.: А нельзя ли как-то изменить ситуацию?.. Я понимаю: нет запретных тем. Но точно знаю: есть запретные приемы. Всему должно быть место и время. Крутую эротику, как и крутого Уокера, коль есть желание, можно смотреть на кассете. Материться, коль приспичит, в близкой компании. Справлять любые личные нужды в предусмотренных цивилизацией местах. Но есть места общественные, где допустимо только то, что приемлемо для всех. И там поведение человека регулируется сводом правил, где много чего «нельзя». Национальный эфир — как раз такое место, самое массовое из возможных. Еще Александр Блок говорил: «Рампа есть линия огня». Я думаю, если бы Блок жил в наше время, он заменил бы слово «рампа» словом «телевидение». Оно и есть линия огня. И огонь этот ведут по нам, по душам наших детей и внуков, которые не понимают и, наверное, уже никогда не поймут, что такое подлинное искусство. Мне могут возразить: нельзя спрятаться от жизни. Отвечу: это смотря от какой. От пошлости, рабства, глупости, кича — почему бы и не оградиться. Все это — смерть при жизни. Смерть души.

С.З.: Умные люди советуют: когда передача не нравится, то телевизор нужно выключить. Легко сказать! Телевизор — не утюг, выключить говорящий ящик невозможно, как невозможно выключить жизнь за окном. И люди, работающие на телевидении, прекрасно сознают это...