Иммунология от Михаила

Литературные события бывают разные. Иногда они имеют модно-спортивный привкус: это когда первый в мире перевод нового романа Стивена Кинга «Острів Дума» — украинский. Или, скажем, литсобытие на почве зависимости: по тому, как продажи прозы Марии Матиос превысили 100 тысяч копий, любая ее новинка автоматически становится хитом — как нынешняя «Москалиця». Но бывает, что случаются книги, так сказать, мичуринского пошиба: когда представленный продукт непохож на до сих пор известные литературные фрукты-овощи, и еще нет слова, каким обозначить его эксклюзивный вкус. Таким событием в нынешнем сезоне стали «Шахмати для дибілів» Михаила Брыныха.

Параметры этой литературной диковинки таковы. Сюжет: криптоистория шахмат — «клітча­тої гідри», которую «рогатий нігадяй» (то есть Люцифер), придумал на нашу голову. Фабула: охранник продуктового магазина (на самом деле — масон-тамплиер) учит отмороженного подрост­ка играть по шаолиньской методике (побеждай не силой, а наблюдательностью). Язык: 120-про­центный суржик.

Этот безбрежный суржик Брыныха оказался красной тряпкой для быков-издателей, которые в нынешнем жюри конкурса «Ко­ронация слова» отдали первенство другой рукописи, хотя литературные преимущества «Шахмат» над всеми претендентами были очевидны не только для «дибілів». Художественное произведение, собственно, оценивали по бытовым критериям, да еще и продемонстрировали агрессивную «заботу» об эстетической невинности потенциального читателя.

И поскольку мы уже взглянули на прозаическое произведение как на исторический документ, то стоит вспомнить и выражение российского историка Васи­лия Ключевского, что «история — не учительница, а надзирательница: она ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков» (по кн.: Наталья Яковенко. Вступление к истории. — К.: Критика, 2007). А за чрезмерное языковое целомудрие «критиков» история таки будет наказывать.

Итак, суржик Брыныха. С ним не все просто. Он не похож на «натюрлих» Жолдака, Подервянского или китч Верки Сердючки. Объект их наблюдений — человек толпы, чьи жизненные интересы имеют минимальную амплитуду. Б.Жолдак с почти плакатной экспрессией срисовал языковый портрет этого социального типа: «Увотето, — нарешті сказав Толян, втупившись крізь рідину в денце чарки… — Та ну йо ж майо, — зітхнув він до годинника» (Гальманах. — К.: Факт, 2007).

Брыныха эта часть народа интересовала разве что в предыдущем романе, где отдельные персо­нажи «завжди мали причини для радості та щастя місткістю 0.5, 0.7, 0.75, 1, 1.5, 2, а колись — зять привіз із «загранки» — 5.5 літрів» (Електронний пластилін. — К.: Факт, 2007). В «Шахматах» ему понадобился персонаж, имеющий больше извилин, чем в мозгах рядовых представителей большинст­ва, — столько, чтобы отважиться своими силами «приоткрить портьєру, за которою складірувані загадки нашого мірозданія». Брыныха заинтересовал феномен того, как образовывается так называемое массовое сознание в отдельно взятой не пропащей голове.

Как считает британский исследователь поп-культуры Джон Стори, «язык определяет и структурирует наше восприятие дейст­вительности... То, как мы овладеваем миром, по сути зависит от языка, которым мы пользуемся» (Теория культуры и массовая культура. — Х.: Акта, 2005). Тем не менее эта формула напоминает неваляшку и является лишь локальным проявлением философской притчи о курице-яйце. Действительно, чтобы овладеть миром при помощи языка, следует снача­ла освоить языковые уроки этого мира. Уроки же эти отнюдь не факультативные, а жестко навязываемые социумом-массой и власт­ной пропагандистской машиной — часто с использованием иезуитских методик вроде НЛП (нейро­лингвистического программирования). Так вот исследовать, как господствующий языковой дискурс изменяет ментальные характеристики человека, — увлекательное дело. В литературе едва ли не самым виртуозным «следователем» в этом деле был Андрей Платонов. В современном украинском писательстве языковые болезни изучал Владимир Диброва времен своего «Короткого курса». Теперь к этой компании присоединился Михаил Брыных.

По форме «Шахмати для дибілів» — это конспирологический детектив «тіпа» «Кода да Винчи» Брауна или «Ампира В» Пеле­вина. Только анекдотичнее: «Я попрошу тебе, мій кирпатий мальчік, вислухать цю тайну не менш уважно, ніж ти учора ізучав свіжий номер «Плейбоя» з Іреною Карпою на обложці». Какую же тайну скрывают, по мнению автора, шахматы, и о шахматах ли это вообще?

Наивно было бы «купиться» на жанровый подзаголовок этой кни­ги: «Роман-пособие». Не введут в заблуждение и многочислен­ные диаграммы шахматных партий, использованные вместо иллюстраций. Да и в главах-«лекциях» речь идет не столько о технике дебютов-гамбитов, как о психо­технологии несимметричных ходов — не так ради отдельной победы, как ради завоевания власти над умами шахматного народа легитимизацией своего имени в названии «придуманного» дебюта. То есть речь идет о пиаре.

Если препарировать суржик «Шахмат», то можно увидеть, что язык главного персонажа больше все­го засорен обрывками популистской риторики политиков. Ка­жет­ся, это и есть код к аллегории Брыныха: он написал смешное анекдотичное (внешне) и весьма тревожное (по скрытой сути) произве­дение об инфекционном влиянии политтехнологий на электорат. При таком взгляде на зашифрованный смысл «Шахмат» становится ясно, что заказчиком все­объем­лющего пиара является главный шахматист — Дьявол. Он же — оли­цетворение современного украинского топ-политика: играет не на спортивный, а на вполне мер­кантильный интерес (мил­лио­ны, имущество, сферы влияния). По образу и подобию выстраива­ется вся вертикаль интересов — вплоть до базарного уровня («запомни це і передай своїм дворовим друзям, які привикли іграть на щолбани да подсрачнікі»).

Весь этот голый интерес и нужно декорировать пиаром: дес­кать, игра в шахматы (то есть политика) — деятельность исключительно во благо народа. Вместе с тем нужно запечатлеть в головах избирателей, что только такая деятельность к этому благу ведет, а любая оппозиция априори вредна, и поэтому следует тщатель­но беречь «свій мозг от пагубного карієса азартних ігр тіпа дурака, казла да пресквєрного насміхання над святостью 64-х кліток, ім’я котрому — шашкі». Иначе говоря — «Не сметь думать что попало!» (Андрей Платонов. Котлован. — Новый мир, 1987, №6).

Такой ракурс прочтения «Шахмат» неожиданно освещает немало эпизодов нашей политической истории нескольких последних лет. Как, например, эпизод о злых пиарщиках, проживающих «на північ від Чернігова, де земля заокруглюється і обростає кустарніками», работа которых такая филигранная, что «не каждий, моє многогрішне дитя, здатен узрєть, як хіла осліца людського інтелєкта перетворюється на царівну-красавіцу з порнофільмов». А «идея» всего произведения сводится к правилам гигиены, необходимым каждому гражданину, чтобы не подхватить вирус полит­зависимости: «Перейдем до правила третього, яке нада держать в черепній коробці дажи при условіях, шо там всьо мєсто пожрав дух борьби». Суть правила не раскрываю, но, поверьте, оно мало чем отличается от предостережения профессора Преображенского из «Собачьего сердца»: не читайте перед обедом газет.

Если мы принимаем такой способ дешифровки «Шахмат», то вполне логично будет выглядеть и странный, на первый взгляд, выбор автором суржика. Леся Ставицкая пишет: «Как элемент смехового очеловечения мира, субстандартная лексика, особенно в текстовой перспективе, позволяет стать «над миром» в той степени, в которой жаргон и сленг возвышается над трагизмом и абсурдностью бытия». А потребительскую стоимость этой веселой кни­ги можно маркировать экспертным выводом Юрия Шереха: «В здоровом смехе выходим мы на светлые горизонты жизненной радости, к здоровому, расе присущего неистребимого оптимизма. Несмотря на все деструкции — конструктивного. Почти по-соцреалистически жизнеутверждающего» (Поза книжками і з книжок. — К.: Час, 1998).

* * *

«Так шо мы імєєм, отрішившись от гнілосних стереотипов?», — может спросить главный персонаж «Шахмат», отбросив все конспирологические построения этой рецензии. В таком случае стоит вспомнить один вопрос из романа Орхана Памука: «Можно ли выдумать рассказ, не имеющий никакого смысла, но доставляющий удовольствие, если его читать и слушать?» (Белая крепость. — Иностранная литература, 2004, №3). Можно. Читайте «Шахмати для дибілів».