Икебана a la Таня Малярчук

Если бы проводился кастинг наиболее лаконичных литературоведческих определений для текстов Тани Малярчук, то я предложил бы только два понятия — зрительный образ («візії»), наблюдение. Точнее, так: наблюдение + зрительный образ. По моей концепции, именно в них укладывается все, что Таня Малярчук репрезентовала квартетом своих книг: «Ендшпіль Адольфо, або Троянда для Лізи» (Ивано-Франковск: Лілея-НВ, 2004), «Згори вниз» (Харьков: Фолио, 2006), «Як я стала святою» (Харьков: Фолио, 2006), «Говорити» (Харьков: Фолио, 2007). «Все тексты, вошедшие в эти сборники, представляют собой разнообразные комбинации наблюдений (самонаблюдений, наблюдений за наблюдениями, наблюдений за рефлексиями и медитациями) и зрительных образов (снов, представлений, домыслов, видений).

Книга «Ендшпіль Адольфо, або Троянда для Лізи» своими формальными приманками и смысловым тонусом является вполне репрезентативной для первой книги и впитала молодой, даже по-юному экспериментальный дух писательницы.

Название сборника является контаминацией названий текстов, вошедших в нее, — «Троянда Адольфо» и «Ендшпіль для Лізи». Сначала Таня Малярчук понимала художественный эксперимент преимущественно в измерении внешних атрибутов: в «Троянді Адольфо» все абзацы начинаются со строчной буквы (хотя в ономастических случаях большая буква сохраняется) и пол­ностью аннулирована, и даже деклассирована, запятая (хотя про­чие знаки препинания, вероят­но, как менее навязчивые, — тире, двоеточие и другие — не лишены своих прав и, соответст­венно, права на существование). Это уже в третьем сборнике — «Як я стала святою» — Таня Малярчук начинает демонстрировать более основательную трактовку экспериментаторства, перенося его акценты в нишу семантики и художественных реалий.

Текст «Троянда Адольфо» замешан на наблюдениях и инкрустирован ими. Фиксирующее, наблюдательное начало настолько ощу­тимо в нем, что просто распи­рает его. Рассказ нарратора, идентифицирующей себя скорее как Барбару, нежели как Варвару, представляет собой бесконечную икеба­ну из впечатлений, самонаблюдений, рефлексий, которые время от времени переходят в самопредставления и дофантазирование.

«Ендшпіль для Лізи» является (уже которой) вариацией одного из мотивов поп-культуры: любовь девушки/незамужней молодой женщины к состоящему в браке мужчине с ребенком. Героине Тани Малярчук двадцать лет, но ей присущи эмоции, порывы, экстаз-движения четырнадцати- или, максимум, шестнадцати­летней девочки-подростка. Не­счаст­ливый треугольник такой же несчастной любви. Исходная ситуация может балло­тироваться в парламент наиболее тривиальных и стереотипных идей. Значительно оригинальнее было бы, скажем, смоделировать счастливый или по крайней мере не несчастливый треугольник влюб­ленных. Особен­но, если учесть современную «фишку»-тенденцию к переинтерпретации всего, что сложилось и воспринимается как стандарт, как норма, как постулат.

В эмоциональной партитуре «Ендшпілю для Лізи» наиболее выразительна психологическая пар­тия. Вокальную основу «Ендшпілю для Лізи» составляет обнаженный голос девичьего/женского естества. Естества, которое хочет мужчину, физического вме­шательства мужчины и которое не может, не хочет без него (мужчины) и этого (вмешательства) жить. «Я хочу бути з тобою», «Я хочу, щоб ми були удвох», «Я хочу, щоб ти був у мені» — таким выглядит рефрен чувственных и мыслитель­ных инсталляций Ли­зы, в сознании которой пульсирует вполне под­ростковый, пубертатный слоган.

Вторая книга Тани Малярчук вобрала в себя текст «Згори вниз. Книга страхів» и порцию новелл. В тексте «Згори вниз. Книга страхів», которым открывается сборник, основные художественные величины остаются теми же: наблюдение и зрительные образы. Однако меняется рельеф стилистической манеры. В отличие от «Троянди Адольфо» и «Ендшпілю для Лізи», преобладают прозрачный, как Карпаты (действие происходит именно там, среди Карпатских гор), рисунок, лаконичная структура фразы, в которую впечатана сжатость чувств и сконцентрированность зрительных образов.

В «Згори вниз. Книга страхів» сначала доминируют этнорегиональные арабески. В тексте появляется сюжет, хотя и схематический. С развитием реалий усиливаются роль и текстовое звучание зрительных образов. Жизненные знаки и импульсы героини все заметнее перемещаются из окружающего измерения во внутреннее. Лакуна сознательного бытия заполняется представлениями, снами и возможными картинами. При этом Таня Малярчук напоминает, что вероятность вовсе не означает достоверность.

Семерка новелл, расположенная за текстом «Згори вниз. Книга страхів», продолжает ту же стилистику — разделы лаконичны, шаг фразы четкий и сдержанный, языковой ландшафт тяготеет к сконденсированной экспрессивности. В смысле общих стилевых принципов сборник вышел достаточно однородным.

Новелла «Чоловік і його собака» могла бы квалифицироваться притчей, если бы не ее чрезмерная дидактичность, проступающая едва ли не из всех текстовых щелей.

«Цвєтка і її я» — давно разработанная модель отношений между «параллельными» родст­венниками (у Тани Малярчук — между сестрами), в которой (модели отношений) все основывается на межличностных столкновениях и коллизиях.

«Георгій і його змій» — компактный китч, наибольшим достоинством которого является то, что он компактный, а также то, что в порционном меню сборника есть мини-текст, еще менее выразительный, чем этот.

«Я і моя священна корова» из всех новелл самая оригинальная, основана на ритмическом усилении фантасмагорических акцентов и деталей рассказа.

«Село і його відьми» — этнопсихологический шкиц с драматическим финалом, который (шкиц) напоминает о том, что героини Тани Малярчук не теряют ни малейшего шанса погрузиться в сайт собственных воспоминаний, из которого они используют материал для фабул и рисунков, подсвеченных ситуативными рефлексиями.

«Леся і її стоматолог» может считаться беллетристически упакованным анекдотом, тем более с учетом абсолютно анекдотического финала.

«Жінка та її риба» — наиболее слабая новелла из тех, которые Таня Малярчук написала и могла написать. Априорный интерес к ней может вызвать разве что мера ее маловыразительности, а также актуализация в заключительных абзацах антонимов «згори — знизу», ставших в различных своих семантических вариациях лейттемой всей книги.

Книгу «Як я стала святою» скомпоновали три текста — «Комп­лекс Шахразади», «Ми. Колективний архетип» и «Як я стала святою». Второй текст необязателен — и для самого сборника, и для художественного вкуса Тани Малярчук. В нем немало уязвимых мест — от названия до качества художественных реалий. Названием — «Ми. Колективний архетип» — почти все сказано, что проблематично назвать достоинст­вом новейшей литературы. Худо­жественные реалии задуманы в русле гротесковой поэтики, но их гротескность выглядит инертно и даже инфантильно, что не могло не сказаться на отсутствии остроты фразы, диалогов, коллизии и наконец свежей мысли.

Первый и третий тексты сборника — соответственно «Комп­лекс Шахразади» и «Як я стала святою» — наиболее глубоко и харизматически репрезентируют Таню Малярчук. В этих двух текстах она раскрылась как художник, тонко чувствующий эстетику фантасмагории и сюрреальности.

«Як я стала святою» — это фай­лы сюрреальности, атмо- и ноо­сферу которой естественно представила и смоделировала Та­ня Малярчук. Все здесь побужда­ет к тому, чтобы изображенные сценки воспринимались как исключительно виртуальные схемы и модельки. Писательница постоянно акцентирует: чем выразительнее в тексте сюр как концепт — тем текст условнее, полифоничнее. А в координатах условности Таня Малярчук и ее персонажи чувствуют себя наиболее комфортно, раскомплексованно.

Художественные реалии в тексте «Як я стала святою» существуют для того, чтобы всячески стирались границы между ними. У Тани Малярчук условным является не только «тот мир», но и «этот мир», который, конечно же, довольно сильно соединен с «тем миром». Немногочисленные события, встречающиеся в тексте, объединены природой собственной сюрреальности — сюрподобности и сюрверсионности.

В «Комплексі Шахразади» во всей своей красе развернута поэтика фантасмагории. В тексте, как это присуще современной прозе, нет собственно сюжета — но в нем, что не менее присуще самой современной прозе, есть собственные события. Реалии текут со взрывной плавностью. И именно время от времени текут, потому что, когда речка разливается, Лиза (еще одна Лиза, но это другая Лиза, Таня Малярчук любит Лиз-у) с верхнего этажа здания, которое называется «Пансіо­натом мадам Воке», спускается на каноэ. К завтраку. А также к групповому общению, которое, впрочем, тоже начинается с завтрака.

Да и сам текст — это словно экскурсия на каноэ, а еще лучше — непродолжительный вояж на пироге по отелю фантасмагорических зрительных образов, в котором, образно выражаясь, не действуют законы земного притяжения. То есть они, возможно, и действуют, но по совершенно иной логике. А логика у них, этих зрительных образов, такова: все должно быть не так, как в монотонно предсказуемой, навязчиво рациональной повседневности.

Камертоном этой альтер-логики становится исходная ситуация, по которой «кожного ранку Гарі і Григорій у столовій дають Бальзакові («старому дідищеві», бренд-имя подобрано с намеком на его сверхбогатую фантазию. — Я.Г.) випити три літри цього міцного напою (кофе. — Я.Г.), після чого той лягає на канапу і швидко засинає», а «прокинувшись, мусить розповідати присутнім свій сон», за що Гарі і Григорій сплачують «стомленому і виснаженому Бальзаку десять гривень, як за нормальний робочий день».

События подчеркнуто абсурдны, поэтому и излучают поэтичность, даже лиричность. Персонажи столь условны, что выглядят вполне натурально. Они живут своими представлениями. А также монологами и диалогами, в которых эти представления материализуются. Персонажи регулярно являются друг другу — в пассажах и лабиринтах фантазии. Собственной или ситуативно-коллизионной.

Сборником «Говорити» Таня Малярчук недвусмысленно намек­нула, что она может повторять саму себя. Ничего особенно опасного в этом, бесспорно, нет. Главное, чтобы она не зациклилась на самоповторах и самоповторении. А основания для такой версии-модели ее развития существуют. В книге «Говорити», которую составили три цикла — «Голоси», «За­маґурка» и «Батарея Муравйова», Таня Малярчук не предложила ничего нового, кроме апробированного ею же абсурдизма. Причем художественный уровень абсурдных конструкций на порядок слабее, и даже еще менее выразителен, чем реалии сборника «Как я стала святой». Единственное, что Таня Малярчук продемонстрировала в четвертой книге, — так это более или менее умелое владение формой новеллы (или новеллки), которая в ее исполнении выглядела не слишком убедительной в формате сборника «Згори вниз».

Текстами своих четырех книг Таня Малярчук от флоризма наблюдений движется к флористике зрительных образов. Она миссионер зрительных образов, или короче и информативнее — визионер.

Ниша ее зрительных образов ассоциируется с цветочным магазинчиком, в котором так же загадочно, ароматно, колористично. В этом магазинчике витают душистые и обманчивые флюиды, от которых немного туманится нестойкое сознание. В этом магазинчике зарождаются эфемерные экспрессии и призрачные идеи, заостряющие чувство фантасмагоричности и сюрреальности. В этом магазинчике не может не быть людно, потому что влекут свежие краски, ароматы, композиции. В этом магазинчике всегда можно надеяться найти именно те цветы, которые нужны для новых и энигматически привлекательных икебан.

Икебан от Тани Малярчук.