ИДЕМ НА ВЫ, МАЭСТРО МАЛЕР!

В субботу в Национальной филармонии был аншлаг. Если верить выдающемуся пианисту Глену Гульду, то публику на концерты «живой» музыки подсознательно влечет ожидание провала, жажда стать свидетелем скандала, катастрофы. В этот вечер вероятность осуществления ожидаемого была особенно велика, так как в программе была Шестая симфония Г.Малера. Концерт стал продолжением грандиозной малеровской «эпопеи», представляемой в Киеве второй сезон дирижером В.Сиренко и Национальным симфоническим оркестром Украины. Играть Малера всегда невероятно сложно. Его Шестая — произведение огромных масштабов, каждая из четырех частей которой по сегодняшним меркам вполне могла бы стать крупным самостоятельным сочинением. Загадочная, многоликая и одновременно до смешного банальная, как сама жизнь, она преисполнена кажущихся тавтологий, лишнего, необязательного. Уже после премьеры в 1906 году этого по сей день редко исполняемого произведения Малер, как говорится, имел что выслушивать от возмущенных критиков. Тем не менее В.Сиренко отважился на исполнение столь сложной партитуры. И сделал это в заключительном концерте XI Киев-музик-феста, рискованно сопоставив музыку всемирно признанного классика и современного украинского композитора Виталия Губаренко, что само по себе давало дополнительные шансы публике получить удовольствие в гульдовском смысле. Написанная три года назад симфония- балет В.Губаренко «Liebestod» должна была предварять Малера в качестве своеобразного пролога.

На концерте сложилось впечатление, что, выходя «на прю» с Малером, молодой дирижер взял себе в поддержку музыку старшего соотечественника, недавно ушедшего из жизни Виталия Губаренко, которую любит, нередко исполняет, глубоко понимает и чувствует, как, может быть, никто другой. Владимиру Сиренко принадлежат многие первопрочтения губаренковских сочинений, таких, например, как симфоническая поэма «In modo romantico», опера-оратория «Згадайте, братія моя...», симфоний- балетов «Зеленые святки» и «Liebestod». Причем два последних произведения посвящены автором именно Сиренко. Высоко оценивая музыкальное дарование дирижера, Губаренко как-то сказал: «Я начинал с Турчаком, а умру с Сиренко». Слова композитора оказались пророческими. Его последнее сочинение, хореографические сцены из оперы-балета «Вий», также впервые прозвучали в интерпретации Сиренко. Всего за несколько дней до премьеры, ставшей, к сожалению, посмертной, дирижер советовался по телефону с композитором относительно темпов.

Двадцатиминутная симфония-балет «Liebestod» с тезисной рельефностью представила ту проблематику, которую столь пространно разрабатывает в своей «Трагической» симфонии Малер. Вагнеровско-шопенгауэровская идея «любовной смерти» была преобразована Губаренко в полярную оппозицию «любовь— смерть», которой, собственно, и задаются параметры жизни. Подхватывая композиторский замысел, В.Сиренко впечатляюще воссоздает образ грохочущей колесницы смерти, сметающей и подминающей под себя все на пути. Скрыться от нее можно лишь в оазисах тихой лирики с нотками пронзительной ностальгии.

Аналогичную малеровскую концепцию, в значительно большей степени детализированную, дирижер трактует подчеркнуто спонтанно, прочитывая музыкальный сюжет симфонии в Present continium. Все, что там происходит, кажется, рождается на наших глазах и не подлежит ретроспекции. Первая часть захватывает мощным потоком жизненной энергии, пульсирующей в воинственном маршевом ритме. Волевая собранность и агрессивная решимость эпизодически умиротворяются просветленным хоралом деревянных духовых либо воодушевляются светлыми порывами струнных. Во второй части Сиренко не во всем разделяет скепсис Малера по поводу природы человеческих отношений с их застывшим этикетом. Дирижер предпочитает в целом подать скерцо как сцену «В детской», где вполне уместны трогательное сюсюканье, родительская строгость и сказочные «страшилки». В третьей части, акцентируя баркарольную пластику малеровской кантилены, Сиренко пускается в путешествие по спокойным житейским морям. Хорошо, когда веет теплый бриз и берег близко... Но всю безмятежность, как волной, смывает IV часть. Здесь вновь приходится мобилизоваться на борьбу с неминуемым. Громогласная патетика и воинствующие позы устрашения словно прячут растерянность и ужас перед неизбежностью трагической развязки.

Малеровский финал более всего дает повод вспомнить язвительное утверждение Глена Гульда. Однако киевская публика проявила на этом концерте высшую степень доброжелательного доверия к дирижеру, списав все невозможные длинноты и местами проблематичное интонирование на счет экстравагантного мышления австрийского композитора. Известно, что Малер мало считался с классическими канонами формообразования и оркестровки. В «божественных длиннотах» своих гигантских симфоний он во много раз превзошел Ф.Шуберта. Концерт подтвердил верный стратегический расчет Владимира Сиренко, смело вписавшего произведение современного украинского композитора в самый престижный международный контекст малеровского творчества.