29 сентября исполнилось 80 лет со дня выхода декрета правительства «О признании Киево-Печерской лавры историко-культурным заповедником и преобразование ее во Всеукраинский музейный городок». Накануне этой даты, 28 сентября 2006 года, Киевский горсовет «поздравил» общественность Киева очередной передачей трех корпусов заповедника, в которых трудятся 164 штатных работника — научные сотрудники, реставраторы, инженерный персонал и т.п., — Свято-Успенской Киево-Печерской лавре без предоставления каких-либо площадей взамен. Обосновывая это решение, депутат Киевсовета В.Дейнега обвинил заповедник в «незаконной», без ведома Киевсовета, передаче в аренду коммерческим учреждениям музейных помещений. Впрочем, попало заповеднику от Киевсовета за его же собственные решения насчет аренды. Он проигнорировал еще одно свое решение — о передаче «целостного имущественного комплекса» заповедника в сферу управления Министерства культуры.
Эта передача оказалась продолжением кампании по дискредитации заповедника, начало которой положил близкий к Украинской православной церкви журналист А.Анисимов на страницах газеты «Киевский телеграф» (15—21, 22—28 сентября 2006 г.). В двух номерах газеты он изображает Музейный городок и его правопреемника, Киево-Печерский заповедник, монстром, а издание декрета правительства об его объявлении — преступлением. На попытки руководства заповедника опубликовать в этой же газете статью, которая бы отражала точку зрения музейных работников, редакция ответила, что не будет публиковать «обвинения» в адрес своего журналиста. Не важно, что он в своей статье, кроме осознанных или неосознаных ошибок, не слишком-то подбирает выражения в отношении сотрудников заповедника.
Оставим на совести автора лживые заявления и передергивание известных фактов. Обратимся к истории. В статье Анисимова упоминается постановление Совета народных комиссаров РСФСР «О регистрации, взятии на учет и сохранении памятников старины и искусства»
(1918 г.). Реально же оно никакого отношения к изъятию ценностей из церквей не имело, тем более в Украине. Действительно, происходили массовые погромы имений помещиков, разграбление коллекций. Впрочем, руководили ими комиссары в кожаных тужурках, а не украинская культурная интеллигенция, как следует из статьи Анисимова. Именно стараниями украинских искусствоведов, историков, музейщиков были спасены сотни тысяч памятников истории и культуры в годы действительно ужасного коммуно-большевистского террора. Так, национализация в 1919 году спасла музеи Ханенко и Художественно-промышленный от гибели.
Известную статью «Художественные ценности в опасности» украинского искусствоведа, академика М.Биляшивского, опубликованную еще 1926 г., никто даже не опроверг, поскольку в те годы все прекрасно знали, кто грабил и кто спасал. Поэтому просто смешно сейчас ссылаться на вождя КПУ П.Симоненко как на спасителя Церкви и ее имущества. Хотя господин Анисимов охотно это делает.
В 1933 году, согласно тайному решению Политбюро ЦК КП(б)У, тысячи самых ценных и драгоценных памятников золотого и бриллиантового фонда Музейного городка были изъяты и сначала отправлены в киевскую контору, а потом — в хранилища Госбанка СССР. Они до сих пор находятся в солидных учреждениях России без соответствующих как в то время, так и на данный момент документов на законное хранение. Еще раньше, в начале 1920-х годов, в каждой области начали действовать комиссии НКВД, политическое руководство которыми осуществляла правящая компартия. Они должны были, в соответствии со специальными нормами, планово сдавать определенное количество (в тоннах и в вагонах!) ценного металла и отправлять его в Москву. Такая комиссия с 1922 года начала свою работу и в лавре. Как пишет исследователь Г.Полюшко, «для участия в изъятии ценностей Киево-Печерской лавры из Харькова специально прибыл зам. наркома внутренних дел Украины М.Серафимов. Весной того же года из лаврских церквей было отправлено в Москву большое количество изделий из золота и серебра. Однако комиссия не довольствовалась этим и провела изъятие экспонатов Музея культов и быта, среди которых находились уникальные памятники истории и искусства: золотой напрестольный крест (вклад Богдана Хмельницкого), золотые с бриллиантами панагии и наперсные кресты» (Г. Полюшко. Втрачені скарби лаврського музею. — К., Абрис, 2001 р. — с. 8).
Именно эта комиссия энкавэдистов сняла (изъяла) ризы со святой иконы Успения, о которой пишет Анисимов, но представляет это так, якобы святотатство — дело рук блюстителей памятников. Наоборот, накануне изъятий они обратились с совместным письмом — протестом к правительству (Совнаркому УССР), которое подписали: художник Ю.Мыхайлив от киевского сектора Всеукраинского комитета охраны памятников искусств и старины, академик Сергей Ефремов, председатель археологического комитета Всеукраинской академии наук Федор Шмит, профессор Ал. Грушевский, председатель комиссии Энциклопедического словаря Академии наук П. Стебницкий, В.Меллер, от Украинской государственной академии искусств В.Кричевский, директор Музея искусств Украинской академии наук Николай Макаренко, товарищ председателя археологической секции Украинского научного общества К.Антонович, заведующий Музеем искусств при Украинской академии наук и музеем собора святой Софии Г.Красицкий, консерватор Первого государственного музея В.Козловская, хранитель Первого государственного музея Д.Щербакивский, заведующий Музеем Украинской академии художеств Ф.Эрнст, профессор Сергей Маслов, заведующий Музеем культов и быта Ф.Морозов, заведующий Губернским архивом Киевщины В.Мияковский, председатель Бюро изо Прахов, преподаватель П.Филипович.
Ответ от правительства поступил позже. Каждому персонально.
В начале 1920-х (с приходом большевиков) на территории лавры появилось несколько враждующих религиозных общин, в том числе и так называемая обновленческая община — то есть, с точки зрения официальной церкви, раскольники. Старолаврскую общину окончательно вытеснили обновленцы. Это был общеизвестный элемент политики коммунистов по расколу единой Православной церкви, успешно внедряемый в Украине с целью дестабилизации общества. К сожалению, эта тактика неоднократно давала «успешные» результаты, и не только на церковной ниве.
Волны изъятий 20-х годов прокатились по Украине под лозунгом помощи голодающим Поволжья, а следующие — смели почти все. В одинаковой степени были ограблены и монастырь, и музей. Все изъятое вывезли даже не на Волгу, а в Москву и Ленинград. Там оно осело в хранилищах Госхрана и было распродано через Торгсины. Потерпевшими стали все: и музеи, и церковь, и общество в общем. Последствия не преодолены до сих пор.
Возмущение вызывают те места, где Анисимов попирает славные имена всемирно известных деятелей украинской культуры, называя их создателями «манкуртного поколения». Известный исследователь тоталитаризма, доктор исторических наук, лауреат Национальной премии Украины имени Тараса Шевченко С.Билокинь отмечает: «Нельзя забывать, что параллельно с ликвидацией хранилищ [музейных. — Авт.] были подвергнуты заключению, а порой и расстреляны многие музейщики. Были уничтожены не отдельные ученые, а целое поколение, причем это осуществлялось планомерно. Украинские музейщики составляют очень узкую социальную группу. Бросается в глаза, что десятки арестов вкладываются в три отчетливые полосы — 1933 год (прежде всего осень), дальше весна 1934-го и вторая половина 1937-го. После того как был заключен Яков Струхманчук
(1 февраля 1933 года), Борис Пилипенко (25 февраля), Анатолий Носов (февраль) и Иван Врона (13 июля), 31 августа 1933 года нарком образования В.Затонский провел «чистку» Днепропетровского музея и снял с должности его директора Дмитрия Яворницкого, возглавлявшего музей на протяжении 31 года. Объяснялось это просто: «Днепропетровский музей представляет собой организацию, осуществлявшую враждебную буржуазно-националистическую и клерикальную работу». 9 сентября в Ленинграде забрали украиниста Бориса Крыжанивского. 14 октября был арестован директор харьковского (столичного в то время) Музея украинского искусства Стефан Таранушенко. 23 октября 1933 года, уйдя утром в издательство академии, не вернулся домой Федор Эрнст: его тоже арестовали» (Білокінь С. Нові студії з історії большевизму. І—ІІІ. — К., 2006 р., с. 185). В это время были репрессированы сотни музейных работников. Среди расстрелянных также организаторы лаврского Музея культов и быта Ф.Эрнст и Ф.Шмит. Колесо репрессий прокатилось и по тем сотрудникам, которые еще работали в лаврском музее. Был доведен до самоубийства Д.Щербакивский. После продолжительных допросов, пыток от побоев в Лукьяновской тюрьме умер
80-летний П.Потоцкий. Музей Украины, структурное подразделение Музейного городка, который он собирал всю жизнь и подарил украинскому народу, чекисты разграбили. Его супругу (внучку Дениса Давыдова) и ее сестру просто расстреляли, в Воркутлаг попал, достигнув совершеннолетия, его внук.
Чудом остались живы единицы работников Музейного городка. Вот запись, сделанная в протоколе допроса искусствоведа Д.Гордеева: «В Киеве был наиболее мощный блок музейных к-р [контрреволюционных. — Авт.] ячеек при Лаврском музейном городке (Куринный, Шугаевский, Мощенко, Моргилевский, Потоцкий, Новицкая). В Музее искусств ВУАН к-р работу проводил Гиляров и Вязьмитина. В сельхоз-музее — Спасская. В Историческом музее им. Шевченко — Эрнст, Пилипенко, Мощенко...» Тут уместно напомнить формулу, услышанную из уст Кагановича: «Мы снимаем людей слоями» (С. Білокінь. Нові студії з історії большевизму. І—ІІІ. — К., 2006 р., с. 186/).
Большинство украинских музейщиков были репрессированы, поскольку после прихода большевиков они не опустили рук, а продолжали работать на пользу украинскому народу, науке, культуре. А.Анисимов сваливает вместе грабителей, в том числе и из Инвалидного городка, грабивших монастырское имущество, и музейщиков, отдававших жизнь за сохранение памятников материальной и духовной культуры. Не музейщики с маузерами в кобурах изымали предметы из церковных ризниц.
Это «непонимание» прочитывается и в других замечаниях Анисимова. Чего стоят его рассказы о «насильственном изъятии» коллекции Киевского церковно-археологического музея. Основанный в 1872 г., этот музей формировался из предметов, добровольно поступавших от светских и духовных лиц всей тогдашней Российской империи. Предметы нецерковного характера составляли большинство его коллекций. Именно в этом музее, еще до революции, из-за ужасной тесноты небольшого Мазепиного корпуса академии наряду с христианской церковной утварью размещались предметы языческих культов. Это касается, в частности, и шаманского бубна, соседство которого с иконами А.Анисимов называет «вертепом» и приписывает к другой эпохе этого же музея в формате Музейного городка. Несмотря на распространенное мнение о церковной принадлежности музея, такой принадлежности и подчинения не было. Его образовала общественная организация — Церковно-археологическое общество. Музей изначально планировался, создавался и действовал как общественный и публичный. Ни копейки из церковных денег или государственной казны на его содержание, приобретение экспонатов, зарплату блюстителя, сторожа и на другие нужды не поступало, что и было указано в уставе музея. Это существенно отличало киевский ЦАМ от подобных музеев Москвы и Санкт-Петербурга, образованных на других принципах как действительно церковные музеи.
В конце ХІХ в. коллекция ЦАМа насчитывала 30—35 тысяч единиц хранения, тогда как такие же музеи двух столиц империи вместе не набирали и шести тысяч предметов и остановились в своем развитии. Перед Первой мировой войной коллекцию киевского ЦАМа сравнивали с коллекцией Ватиканского музея.
С начала 1920-х годов, когда над коллекцией нависла угроза, руководство ЦАМа обращалось к государственным органам с просьбой передать музей в создаваемый на территории лавры Музей культа и быта. Аналогичное желание высказывал его многолетний блюститель, профессор Киевской духовной академии М.Петров, человек глубоко верующий.
В 1921 году, к сожалению, уже после смерти М.Петрова, комиссия в составе Ф.Шмита, М.Биляшивского, М.Василенко, Ф.Эрнста, Г.Красицкого, И.Моргилевского предложила создать Музей культа и быта, поместив в него коллекции Церковно-археологического музея. Из письма Ф.Шмита к наркому образования Украины Г.Гринько видно, в каком состоянии находились его экспонаты: «Экспозиция музея бывшей Духовной академии, в котором хранятся образцы энкаустической эллинистической живописи, совершенно уникальные в своем роде, а кроме того, много других исторических и духовных сокровищ, стоит не распакованная в Мазепинском корпусе Братского монастыря — по возвращении из эвакуации из Казани. Вещи портятся, ведь никакие вещи не могут стоять годами в забитых ящиках, не портясь. Здесь нужны деньги — несколько миллионов сов(етских) рублей, то есть несколько сотен золотых рублей. Эти несколько сотен должны быть предоставлены ВУАН со специальным указанием, что они предназначаются для открытия муз(ея)
быв(шей) Духовной академии». (О. Нестуля. Доля церковної старовини в Україні 1917—1941рр. — К., 1995., с. 114—116).
Тогда возразить этим ученым европейского уровня советская власть еще не решалась.
Неоднозначные события революционной борьбы в Украине в 1917—1920-х гг. и попытка национального развития в Украине советского формата 20-х годов, а также последующие репрессии 30-х годов, включая Голодомор, — тема серьезная и трагическая. Рубить с плеча кавалерийским наскоком в этой теме недопустимо. Можно по-разному трактовать отдельные слова постановления 1926 года, но факт неоспорим, что оно появилась под давлением музейщиков и спасло печерскую святыню от полного разрушения (как это случилось с Михайловским, Братским, Пустынно-Никольским монастырями), поскольку по духу и содержанию установило режим охраны «заповедник» и положило конец разграблению и уничтожению лавры. Оно же определило приоритет Музейного городка среди прочих многочисленных учреждений и заведений, действовавших на этой территории. Общеизвестно, что после неоднократных волн изъятий и уничтожения памятников истории и культуры, в том числе сакрального происхождения, в Украине были спасены именно те, которые находились на музейном учете и хранении.
Еще один заповедник — «Киевский акрополь» — украинским блюстителям памятников и музейщикам создать уже не удалось, и в Киеве погибли Михайловский Златоверхий собор, Трехсвятительская, Георгиевская, Десятинная, Стретенская церкви. София Киевская (спасенная М.Макаренко), Выдубичский и Святогорский монастыри были филиалами Музейного городка.
Признавая уникальную, трагическую и решающую роль сотрудников Музейного городка-заповедника в спасении и сохранении украинских святынь, в год его 75-летия Украинская православная церковь наградила коллектив Национального Киево-Печерского историко-культурного заповедника орденом равноапостольного князя Владимира ІІ степени. Этот юбилей — действительно знаменательная дата, и не только для его сотрудников. В следующем году исполняется 135 лет коллекции нашего музея, который 80 последних лет является заповедником.