HORROR VACUI, ИЛИ «СОВЕРШЕННАЯ ПУСТОТА» СТАНИСЛАВА ЛЕМА

В XVIII веке Жан-Жак Руссо, анализируя свойства человеческой цивилизации, направления ее развития, создал утопическую идею возвращения к природе, поскольку человечество отошло от нее на тупиковых дорогах поступи и блуждает окольными путями. Творчество Станислава Лема стало наибольшим отрицанием этого мнения: развитие науки, цивилизации задержать невозможно, как невозможно задержать наше стремление к познанию. Эта мысль — не дань вере в силу человеческого ratio, это констатация необратимости движения вперед, где в тумане неизведанного нас ожидает пропасть, то есть приближение к катастрофе.

12 сентября 2001 года Станиславу Лему исполнилось 80. Не странно ли, что один из самых читаемых писателей science fiction мирового масштаба — поляк. Правда, парадоксом является и то, что в Польше он все еще остается менее известным, чем в мире. Объясняется это, наверное, тем, что поляки, в отличие от «великих государств», не пережили «шока будущего», поскольку у них глубока основа католицизма, не увлеклись так сильно перспективами космоса, открытыми человечеству ХХ века. «Я интегрально принадлежу к польской литературе, — признает писатель, — но вся парадигматика моего творчества не исходит ни от романтизма, ни от позитивизма, она исходит из мыслительных наработок человечности ХХ века».

С. Лем не только польский, но частично и украинский писатель... Он родился в 1921 году во Львове, большую часть жизни прожил в Кракове, сейчас проживает в Вене. Кто знает, возможно, чувством к «маленькой родине» можно объяснить то, что два года назад, отягощенный годами и славой писатель, пребывающий тогда в Варшаве, захотел встретиться с украинскими студентами, отказав при этом многим другим, более важным лицам. Польская критика всегда акцентировала внимание на неслыханном «галицизме» Лема, особенно заметном в манере шутить. Еще хочется напомнить, что в 1966-м прозаик написал роман «Высокий Замок» — очень нетипичные воспоминания о своем львовском детстве.

Станислав Лем — автор около 50 книг научной фантастики, он принадлежит к наиболее читаемым польским писателям в мире (учитывая и Генрика Сенкевича). Его влияние на умы просто колоссально: космонавты говорят, что стали ими благодаря произведениям Станислава Лема, великое множество будущих творцов литературы science fiction взялись за перо под влиянием этого писателя. Такая массовая популярность, а также жанр, в котором работает автор (а он до сих пор пишет), всегда были причиной просто-таки смехотворного — вынужденного признания Лема как творца серьезной литературы. Сегодня уже все без колебания называют его великим писателем, зато сам Лем, прозаическое письмо которого остановилось между эссе и фабулой, понаписывал о научной фантастике что только мог наихудшего. Автор крайне негативно высказался о своем раннем творчестве, осудив его за дешевое трюкачество, плоскость и схематизм персонажей, за повторение сюжетных шаблонов. Впрочем, именно ранние произведения писателя вызывали среди любителей фантастического жанра наибольший резонанс. Другое дело, что сам писатель не захотел удовлетворять дешевые вкусы.

Дебют Станислава Лема был двойным: молодой врач написал медицинский труд о функциях человеческого мозга и роман «Человек с Марса» (1946) — эти его две ипостаси, беллетриста и ученого-натуралиста, присутствуют в каждом произведении. Научно-фантастическая литература относится к так называемой популярной, или массовой, выработав в себе определенные стереотипные ходы и мотивы — появление на нашей планете гостей из Космоса, зависимость человека от творений его же разума (бунты роботов, компьютерных систем, ядерные катастрофы), непривычные формы жизни на других планетах, космические войны между цивилизациями и тому подобное. Лишь в первых своих книгах («Астронавты», «Сезам и другие рассказы», «Магелланово облако») Лем разделяет футуристические увлечения НТП и соцреалистические формулы безоглядной веры в новую, грядущую цивилизацию. Но уже начиная с «Диалогов» и «Звездных дневников» (1957) шаблоны популярного жанра становятся лишь прологом для настоящей лемовской проблематики, приключения в Космосе превращаются в приключения человеческого разума, на место увлечений приходят ирония и гротеск.

Кстати, именно гротеск сильнее всего объединяет Лема с традициями польской литературы. А беспрерывная игра с литературными формами и жанрами, шутливые и гротесковые стилизации, пародии и травестии традиционных разновидностей письма в соединении с развлекательными приемами и глубокой философской эссеистичностью, аллегорическим образом лабиринта позволяют говорить о присутствии постмодерного начала в творчестве писателя. Это начало призвано разрушать эффект «наивной правдивости», изображенных в произведении «реалий» будущего: герои произведений Лема, в которых ощущается дух средневековых рыцарей, разговаривают архаическим языком и наделены таким же средневековым сознанием, их имена — Трурль, Кляпауций —гротесковые, как и образ пилота Тихого, чем-то напоминающий Мюнхгаузена. Футурологические параболы Лема часто имели не просто социальный, а политический оттенок. Так было в романе «Дневник, найденный в ванне» (1961) — репортаж с какого-то подземного «третьего Пентагона», институции, которая сама за собой шпионит и сама с собой борется. В том же году появился известнейший роман Лема — «Солярис», на основе которого Андрей Тарковский в 1973 году снимает фильм.

«Солярис» открывает одну из основных в творчестве писателя тем — невозможность контакта человека с другим, отличающимся от него разумом, его вынужденное одиночество в Космосе. Романы «Непобедимый», «Голос Бога», «Фиаско» показывают нам очередные попытки человечества «выйти из себя», взглянуть на себя глазами другого сознания, убедиться, что оно не единственный проблеск разума в пустой и равнодушной, «немудрой» вселенной. В сущности, Лем говорит о неизлечимом солипсизме человека, одинокого под Солнцем и Луной — даже без космических путешествий, человека, постоянно ищущего контакт и согласие со своими ближними, с обществом, судьбой и Богом. Даже если Он не существует. А в этом писатель — атеист и эмпирик современной эпохи — убежден; его упрямое неверие в парапсихические явления сейчас, в начале ХХІ века, уже граничит с кокетством.

Катастрофическая, а отчасти и экзистенциональная философия Лема находит различные художественные формы — проза, очерк, эссе. Писатель экспериментирует с разнообразными общественными и биологическими моделями, схемами развития нашей цивилизации, неминуемо приходя к единственному выводу — об ограниченности человеческого познания, о бесконечной низости человека, о губительном характере его разума. Проблематика произведений Лема вырастает из ограниченной природы человека и бесконечности времени, космоса, пустоты. Писатель утверждает, что действительность — такая, какой она представляется человеку, — только функция случая: обычные события и явления, имеющие для нас причинно-следственный характер, — это только игра случайностей, обобщенная статистикой, и за ними не стоит никакая целенаправленная деятельность.

Несмотря на всю свою техническую силу, современный человек не может познать Космос, поскольку рассматривает его с позиции собственного разума. Все созданное человеком, весь мир его ценностей является герметично закрытым в его собственном круге. Мы не можем выйти за пределы этого круга, не можем увидеть свои ошибки с помощью другого, чужого сознания, не можем установить никакого контакта с другим типом разума и найти взаимопонимание с подобными себе. Мы никогда не расшифруем «голос Бога». Все эти ограничения усиливают беспокойство, ощущение одиночества и экзистенциональный ужас. Станислав Лем приходит к неожиданному выводу: человек должен познать самого себя, свои ограничения и возможности, установить контакт сам с собой. Это — единственно возможная «терапия» против horror vacui — ужаса пустоты, окружающего человека в мире людей, а человечество — в пространствах Космоса. Этим философия польского писателя напоминает мне прозу Валерия Шевчука.

И еще о пустоте. После двух томов эссеистики — «Философия случая» с 1968 года (попытка теории литературного произведения) и «Фантастики и футурологии», очерков о научной фантастике и перспективах футурологического мышления (1970), в начале 70-х годов Лем издает две не менее знаменательные книги — «Совершенная пустота» и «Вымечтанное величие», состоящие из рецензий и предисловий к ненаписанным произведениям, книгам, которые в критической интерпретации писателя весьма привлекательны.

Совершенно неожиданно в этом свете все творчество великого фантаста: смоделированные им миры, организмы, общества, космические корабли, путешествия, роботы — они не существуют, они являются пустотой. Но та постижимая или непостижимая сила, с которой они влияют на нас, людей из плоти и крови, придают этой «пустоте» особую силу, делают ее совершенной. Это же касается и литературы вообще, а может быть, и жизни. И как бы ни хотелось видеть будущее Земли в светлых тонах, кажется, что пустота совершенна еще и потому, что она непробиваемая, ее жестокость — в ее совершенстве, противопоставленном вечному несовершенству человека.