ГАНС ШЛЕГЕЛЬ: «У КИНО ДОЛЖЕН БЫТЬ ДОМАШНИЙ АДРЕС»

Ганс Шлегель – профессиональный киноголик, тонкий знаток и ценитель кино. Он может смотреть его сутками и столько же самозабвенно говорить о нем, внимательно прислушиваясь к аргументам собеседника. В его архиве немало книг, посвященных истории кино, в частности украинского. Безгранично любит фильмы Александра Довженко.

Ганс Шлегель – человек мира кино. Его можно встретить в разных уголках нашей планеты, если там проходит кинофестиваль. Именно так собираются «сливки», которые он, как отборщик, представлял много лет зрителям Берлинале, а с прошлого года – Венеции.

Мы знакомы с господином Шлегелем много лет, но лишь воспользовавшись небольшой паузой между просмотрами во время Международного фестиваля «Молодость-2002», нашли возможность поговорить о возрождающемся не без его участия Венецианском фестивале, и не только об этом.

— Ганс, вы человек глубоко знающий кино, его историю и настоящее. С приходом в Венецию новой команды — вас и Де Хальдена — резко изменилась философия верстки программы, она была крайне разнообразной и интересной. Каков принцип вашего подхода к отбору?

—Отбор впрямую зависит от производства фильмов. Для Венеции у нас было очень мало времени, потому что контракт был подписан только в конце марта. За такое короткое время нелегко создать профессиональный фестиваль на высоком уровне. И мне было тяжело, потому что занимался не только отбором актуальных фильмов, но и созданием ретроспективы. В этом году отмечался 70-летний юбилей Венецианского фестиваля. И поэтому хотелось сделать там восточный акцент, что было довольно разумно, поскольку этот кинофорум — самый старый в мире. Начиналось все как раз под знаком успеха советского кино: первый приз получил советский фильм, посвященный Дзержинскому, — «Путевка в жизнь». Это было в 1932 году. На следующем фестивале, в 1934-м, — показали 11 советских фильмов. Хотя это были времена правления Муссолини, министр кинематографии правительства Сталина Борис Шумяцкий лично приехал и встречался с лидерами итальянских фашистов, которые были в восторге, в частности, от картины «Герои Арктики», которая заканчивалась словами Сталина: «Для большевиков нет таких крепостей, которые мы не взяли». То, что Витторио Муссолини приветствовал такие фильмы, — большая неожиданность. И понятно, что немецкие фашисты возмущались своими итальянскими коллегами — позволили такую еврейско-большевистскую пропаганду. А немецкого офицера в фильме играл еврейский актер. Так сложилась концепция ретроспективы.

— Объясните как историк кино, почему такой восторг вызвали советские фильмы?

— Считаю, что это была не только ретроспектива, но и повод для размышления — красное и черное. Кроме того, желание более дифференцированно смотреть на историю. Тогда еще не было чисто сталинской пропаганды, но подходы, которые потом «расцвели» в таких фильмах, как «Волга-Волга» и «Цирк», уже намечаются. И намечаются уже в протоколе, который Шумяцкий с Венецианского фестиваля послал в Москву. В Венеции очень долго Восточная Европа, и Россия и Украина в частности, не была представлена. Конечно, я старался, но основным фактором стала новая ситуация в российском кино. Очень сожалею, что не мог поставить сильный украинский акцент. Уверен, что картина Киры Муратовой получила бы приз в категории «Против течения». На Московском кинофестивале жюри, на мой взгляд, недооценило эту работу. Гран-при в Венеции получил фильм Кончаловского, в категории короткометражных фильмов «Серебряного льва» удостоена работа Ирины Авдеевой. Второй приз – у венгерской картины. Но были и такие интересные картины, как «Небо. Самолет. Девушка», по сценарию Ренаты Литвиновой, она же — в главной роли. Это «ниточка» с Украиной, потому что Рената из актерской школы Киры Муратовой. Еще была картина довольно сложного режиссера Балабанова — «Река», был еще замечательный дебют…

— Вы наверняка смотрели последний фильм Ильенко «Мазепа»? Каково ваше впечатление как человека, глубоко знающего украинское кино?

— Посмотрел эту картину в прошлом году во время «Молодости» и в Берлин взял вне конкурса. Потому что такой фильм не может конкурировать. Эта работа требует внимательного и образованного зрителя, который может принять другую образность, зрителя, готового к восприятию другой культуры.

— Жанр картины невероятно эклектичен.

— Вопрос не в воспроизводстве вертепа в буквальном смысле. Это не имеет такого большого значения, как в свое время для Эйзенштейна вопрос русского балагана. Антииллюзорный подход мне в картине очень нравится, потому что очень далек от Голливуда. Его образность связана, с одной стороны, с традициями украинского поэтического кино, но в то же время с очень интересной схваткой западного сюрреализма и фольклорного начала. Что-то общее с традициями Параджанова. Для меня очень интересно, потому что я занимаюсь этой темой — субвенции сюрреального в картинах Восточно-Европейского региона. В картине прослеживается диалектика эротики и насилия. Другое дело — вопрос экономии приемов. Был разочарован, что Ильенко не сократил картину до нормальной длины. Хотя и понимаю, что такая фантазия не имеет границ, и творцу очень трудно отказаться от созданного.

— Что вы можете сказать о нынешних фестивальных тенденциях?

— Ничего. Потому что фестивали сейчас растут как грибы. И очень много самозванцев. Люди хотят зарабатывать на этом деньги — делать показ фильмов и называть это фестивалем. С другой стороны, есть определенные традиции. А что касается тенденций, то они зависят от людей в руководстве. Некоторые организаторы делают шоу — со звездами, фильмами для массового зрителя. Для них важнее, чтобы было весело. Другой фестиваль — чисто коммерческий, это рекламные мероприятия для продюсеров. Есть фестивали специализированные. Например, Лейпцигский поддерживает документальное кино. И есть фестивали, которые на самом деле поддерживают новаторство в искусстве. Для меня важно, что я начал работать на фестивале киноискусства. Это сегодня довольно редкое явление. «Молодость» поддерживает дебютантов и имеет очень большое значение. Очень рад, что фестиваль получил огромный международный престиж. Сейчас очень почетно привезти на «Молодость» свой фильм. За это нужно благодарить Андрея Халпахчи — он делает огромное дело с хорошим результатом.

— Каждый фестиваль делает ретроспективы. Какова, по-вашему, роль ретроспектив в фестивальном контексте?

—Мы должны открыть информацию, которая лежит в архивах. Не только иностранцы, но и украинцы не знали об этих работах. «Левые» фильмы (в политическом смысле) сегодня никто не хочет смотреть, потому что у нас черно-белое разделение мира. Вот, к примеру, великая картина «Прометей» Ивана Кавалеридзе. Мы должны открыть миру режиссера, который не меньше Пудовкина. Он имеет и для Германии большое значение. Фильм об украинско-кавказской солидарности в борьбе против двуглавого орла. Это не только история. Есть еще картина украинского режиссера «Джалма», ее мало кто помнит. Фильм о том, как украинец вернулся с гражданской войны с чеченской невестой. И в украинской деревне начинается война, которая превращается в погром. Фильм не только киноведам интересен, но и психоаналитикам. Сейчас готовлю другую программу под названием «Расизм и ревность». Очень интересная и нужная тема. Симпозиум, на котором мы показали ретроспективу 20—30-х годов о Чечне, дал возможность русским и чеченцам дискутировать о разных сторонах этого конфликта. Думаю, мы должны открывать богатство прошлого ради знания корней, без которого нет будущего. Во-вторых, эти материалы помогают понять настоящее, сегодняшние проблемы.

— Может ли кино сегодня влиять на умы так же сильно, как это было в первом киновеке?

— Воспитательный момент есть. Кино не только связано с иррационализмом — фабрика грез, но и, конечно, с традициями просвещения. К примеру, немецкий экспрессионизм ушел от актуальных ужасов иррационализма так, что фашисты могли его использовать в идеологизации иррационального… С другой стороны, была линия просвещения, которая связана с концепцией конструктивизма, хотя и конструктивизм можно было превращать в сталинские чудовища. Кино ни в коем случае нельзя ограничивать Голливудом. Если кинофестиваль хочет играть какую-то роль, то должен обращать внимание и на кино третьего мира. Там же все по-другому. Не случайно сегодня самое творческое кино находим в Иране, Китае, Корее. Там оно связано еще и с общественными функциями. Почему советское кино такое творческое? Несмотря на официоз, режиссеры пытались найти творческие пути к правде, к собственному, очень индивидуальному, самовыражению. Голливуд сейчас униформирует весь мир. Я писал недавно работу, которая называлась «Сталинский Голливуд». Выше говорилось о встрече Шуляцкого с элитой режима Муссолини в Италии. Очень интересно, что после Венеции он поехал в Голливуд, чтобы изучать принципы фабрики грез. Потому что киноискусство может манипулировать людьми, особенно — в развлекательном кино. И это было то, что нужно. Только таким образом он мог создать сталинскую пропаганду. Развлекательное кино во время чумы.

— Какова идея будущего Венецианского кинофестиваля?

— Идея — хорошее кино. Я лично очень заинтересован как можно больше делать для кино восточноевропейского и бразильского. Но это зависит от производства. Если по-настоящему любишь, то ты должен очень откровенно критиковать. Никогда не буду показывать плохое кино — это контрпродуктивный момент. Есть надежда, что сейчас Восток скажет свое слово. Там наконец-то уходят от имитации американского кино, приходит понимание, что это фальшь и ее нельзя продавать. Но кино с домашним адресом — может иметь успех.