DЕРВАЛЬD, DЕРВАЛЬD, СТРАНА МОЯ…

Международный театральный фестиваль-лаборатория «Мистецьке березілля», каждый раз определяя сферу своих художественных исследований, в этом году решил заняться «Окружением». Окружать главное, то есть театр, может все, что угодно, была бы охота обратить на это внимание. Люди «Мистецького березілля» — отважные, к восприятию всяческих экспериментов устойчивые, вот и решили сами познакомиться с людьми «DЕРвальdа» и познакомить с ними всех остальных.

В идее соединить два гениальных классических произведения — «Лес» А.Островского и «Разбойников» Ф.Шиллера, как это сделала в своем авторском проекте — ностальгической драме «DЕРвальd» режиссер и сценограф Лариса Парис («ДвоїнаЦеТеатрДвоїх», Москва, Россия — для Украины), нет ничего особенного. Но если знаменитый русский драматург сделал цитатой Шиллера лишь уместный и оправданный вывод, то наша современница Л.Парис благодаря этому соединению сочинила целую страну «DЕРвальd». Как перемешаны буквы в названии этой страны (в переводе с немецкого тот же «Лес»), так странным образом перемешались понятия и законы существования в ней. В стране этой нет верных указателей и четких маршрутов, здесь моральное бездорожье и невероятные траектории душевных движений. В этом «DЕРвальdе» заблудились все. Они кричат, как в настоящем лесу, и не могут докричаться друг до друга.

Для подобного проекта пространство Центра «УТЮГИ» подошло как нельзя лучше. Включив фантазию, зрители сумели на огромной площади ночного клуба, приспособленного скорее под ритмы дискотеки, «увидеть» огромные деревья. Белые полотнища, подвешенные к потолку и растянутые книзу треугольниками, чем-то напоминали елки. Но ели — ведь тоже представители флоры, и потом, это вам не нудный реализм с настоящими деревьями. Дали в руки одному из персонажей хилый натуральный прутик, вот вам и метафора темного бора. И вообще, лес тут — дело пятое, главное — отношения героев. Сюжетные линии Островского соблюдены. Гурмыжская (Л.Парис), как и написано, пытается совладать со вспыхнувшей поздней страстью и, соблюдая приличия, заполучить в мужья молодого недоучку Буланова (С.Павлюк). Аксинья (Е.Мироненко) страдает от невозможности выйти замуж за Петра (Н.Новоселицкий), запуганного отцом (А.Петруленков). Ключница Улита (Т.Плашенко) успевает везде шпионить да и себя не забывает. Бродячие актеры Несчастливцев (Ю.Яценко) и Счастливцев (О.Цьона) по-прежнему благородны и бескорыстно преданы искусству. На этом сходство с Островским заканчивается и начинается то ли пародия на театр вообще, то ли на реалистический театр в частности.

В пластической увертюре Несчастливцев в современном светлом плаще с автоматом наперевес выскальзывает из-за деревьев, ну просто партизан какой-то, и сражает автоматной очередью красавца Алексиса, предмет вожделения Гурмыжской. Эта завязка — сон Раисы Палны, так необычно произносят ее имя обитатели усадьбы, говорящие, впрочем, на языке украинском. Сон, что называется, в руку. Несчастливцев появляется в имении, и Гурмыжская становится на защиту своего счастья, стараясь всячески оберегать Буланова от неуравновешенного трагика. Дальнейшее действие проистекает без какой-либо объяснимой логики. Звучит замечательная музыка П.Чайковского, А.Скрябина, В.А.Моцарта, Д.Шостаковича, привязанная к событиям спектакля согласно законам, понятным лишь постановщику. Меняется световая гамма, скорее всего, тоже лишь затем, чтобы измениться. Актеры существуют по изобретенным и принятым в стране «DЕРвальd» правилам. Нет никакого взаимодействия, общения, каждый из персонажей проводит собственный пластический рисунок, не вписывающийся, впрочем, в общую картину. Действия героев странны и не мотивированы: все без устали движутся, дергаются, валяются по полу, прыгают, танцуют, дефилируют, кувыркаются, становятся на голову. Текст произносится нарочито невразумительно, без какого-либо интонирования, эмоциональной окраски, исключая, правда, персонажей Несчастливцева и Счастливцева, комедианты все-таки. Не менее странной выглядит авторская коллекция костюмов Л.Парис «Детский альбом». Необъяснимы мотивы принадлежности того или иного наряда тому или иному персонажу. Вспомню лакея Карпа (Р.Павлюк), наиболее живописного в этом смысле. Он был наряжен в стилизованную, не канонической вышивки, украинскую сорочку. На обритой, с оставленным оселедцем, голове надет обруч, словно у отоларинголога, только вместо круглого зеркальца во лбу бодрого лакея «сияла» пятиконечная золотая звезда. И ходил этот колоритный персонаж вихляющей походкой модели провинциального подиума.

Оценивать уровень актерского исполнения непросто, так как в спектакле отметен сам принцип убедительного психологического существования актера. Не обошлось и без ставшей уже обязательной смелости — намека на нетрадиционные сексуальные отношения. На этот раз Гурмыжской с ключницей Улитой. Прогресс. Многие останавливаются на более привычной «голубой» теме. Впрочем, помещицу понять можно, в эдакую красавицу Улиту в исполнении Т.Плашенко влюбиться не грех. Эх, старомоден был Островский! Умудрился вложить в уста Улиты фразу: «Мне, старухе-то? Забыла матушка-барыня, все забыла».

«Лучом света» в темном лесу оказался О.Цьона в роли Аркадия Счастливцева. Даже в неубедительности логики поведения, предложенной его персонажу, актер, за плечами которого крепкая школа, сумел высказаться осмысленно и сделать понятным то, то он хотел выразить образом плута и циника, бесшабашного скомороха и комика Аркашки.

В отличие от Островского, который, как говорилось ранее, только упомянул о Шиллере, автор «DЕРвальdа» вводит монологи и диалоги из «Разбойников». Хороши они сами по себе, и внушительным басом трагика произносятся Ю.Яценко, но своей неуместностью лишь усиливают абсурд происходящего. В финале в усадьбе все пьют шампанское и весело танцуют под песню Боба Дилана, тоже, правда, не понятно почему, наверное, просто нравится! А, вот начали и воображаемым мячом перебрасываться! Ах, славно вот так на dервальdовской лужайке порезвиться!

В одно из значений названия пьесы «Лес» А.Островский вкладывал смысл понятия нравственной глуши. Вероятно, не проходящая со временем актуальность этой мысли взбудоражила творческое неспокойствие Ларисы Парис и заставила ее осуществить этот проект (интересны слова Гурмыжской в спектакле: сейчас время проектов, все подают). Но желание высказаться как можно полнее привело к тому, что в спектакле получился «дремучий» лес информационной каши, винегрет художественных течений, сценических веяний, формотворческих идей. Эстетические позиции автора гипертрофированно исказили гуманистическую первооснову драматургии, не дав взамен убедительной альтернативы понимания задуманного.