Что-то не так в Датском королевстве…

Второй год подряд Гран-при кинофестиваля «Молодість» — статуэтку «Скифский олень» и десять тысяч долларов — присуждается датским фильмам: в прошлом году — «Последствиям» Паприки Стеен, в нынешнем — «Обвиняемому» Якоба Тюзена. И, что бросается в глаза, фильмы эти очень похожи между собой.

В обоих речь идет о супружеской паре среднего возраста, которая вследствие трагического события переживает кризис. В обоих даже играет одна актриса — Софи Грабол, супруга Якоба Тюзена. В «Последствиях» Бритт (Софи Грабол) и Клас (Микаэл Бирккьяер) потеряли ребенка в автокатастрофе. Клас находит виновницу катастрофы и пытается ее убить, но вместо этого насилует. В «Обвиняемом» благополучие Генрика (Трольс Либи) и Нины (Софи Грабол) нарушается, когда их четырнадцатилетняя дочь предъявляет отцу обвинение в сексуальном насилии. После унизительных процедур расследования, заключения и суда Генрик оправдан, но когда уже все позади, он неожиданно сознается в своей вине.

Режиссерские дебюты далеко не молодых кинематографистов, уже реализовавшихся в другой профессии (Паприка Стеен — известная актриса, Якоб Тюзен — не менее известный монтажер), фильмы «Последствия» и «Обвиняемый» являются типичными постдогмовскими продуктами, которые эксплуатируют эпатажную славу «Торжества» Томаса Винтерберга (1998) и «Идиотов» Ларса фон Триера (1998). Более того, датские призеры «Молодості» являются весьма очевидными «плагиатами» первых двух догмовских фильмов. В «Последствиях» использован один из драматических конфликтов «Идиотов», связанный со смертью ребенка (кстати, Паприка Стеен исполнила эпизодическую роль в «Идиотах»). В «Обвиняемом» использована тема инцеста из «Торжества». Но самое худшее даже не это, а то, что фильмы «Последствия» и «Обвиняемый», как и довольно большое количество аналогичной датской продукции, свидетельствуют о полном поражении «Догмы-95».

Последняя не лишена смысла, если рассматривать ее только как попытку революционировать европейское кино на равные формы — подорвать его застывшую «качественность», «профессиональность», техническое совершенство. Можно по-разному относиться к этой попытке, но следует понимать, что провокационные сюжеты Триера и Винтерберга имеют смысл только в связи с провокационной формой их фильмов — «любительской» ручной камерой, плохими освещением, звуком, игрой. Через семь лет после провозглашения «Догмы-95» (1997) и через два года после ее официального роспуска (2003) мы видим те же темы, выраженные в солидной и смертельно добропорядочной профессиональной манере, с хорошим светом и звуком, с психологической игрой актеров, со смирившейся камерой, придерживающейся всех предписаний учебников операторского мастерства. Кратко — триумф посредственности и профессионализма. Разве есть что-то хуже?! Особенно для молодости. «Догма-95» была бунтом, хотя многие считают ее всего лишь удачным пиар-ходом (в конце концов, одно другого не исключает). И, как всякий бунт, она привела к полному конформизму, который пародирует революционность.

Что же не так с фильмами «Последствия» и «Обвиняемый»? Проблема, по моему мнению, в том, что они чересчур «правильные». И не только на формальном уровне, а и на уровне сюжета. В «Последствиях» супруг вполне «правильно» страдает после смерти ребенка, в «Обвиняемом» мы становимся свидетелями не менее «правильного» страдания отца от унизительных подозрений и чувства вины. И абсолютная нормальность того, что происходит, нейтрализует всякую попытку подрыва или критики общества. В отличие от героини Триера, которая в момент отчаяния открывает в себе внутреннего идиота, герои триеровских плагиаторов остаются серьезными. И еще одно, пожалуй, самое главное. Триеровские герои всегда идут до конца, чего бы им это ни стоило. Вместо этого для героев Стеен и Тюзена всегда существует граница, за которую они не заходят. Если бы Клас все же убил, если бы Генрик все же не сознался... Но это невозможно в координатах подобных фильмов, ограничивающихся рамками справедливости, которая всегда должна торжествовать. Иллюзия справедливости — священная корова современного либерального общества, мы меряем ею собственную жизнь, несмотря на то, что она постоянно доказывает ее недееспособность.

Может, эта иллюзия и подкупает международное жюри «Молодості»? В самом деле, что если эти награды — не случайное совпадение, а своеобразное неосознанное послание украинцам? Ведь наша ситуация не может не влиять на членов жюри, приезжающих из своих преимущественно сытых стран и наблюдающих плачевное состояние украинской кинематографии. Не имеем ли мы дело с неосознанной ностальгией по миру стабильности и справедливости? И разве есть хоть капля справедливости в том, что деньги уходят из страны, где за последние годы не было ни одного полнометражного дебюта, туда, где таких дебютов десятки?