Богатая невеста. «Назар Стодоля» у франковцев: роман без героя

Первый человек в государстве наслаждался премьерой на первой драмсцене страны – Виктор Ющенко смотрел «Назара Стодолю» Т.Шевченко в Национальном театре имени И.Франко. Это двойственное культсобытие попросту вынуждает обратить светлый взор на очередной спектакль из текущего репертуара. Не каждый месяц (год, пятилетку) первые лица эти театры посещают. К тому же спектакль франковцев – еще и пощечина кризису. Это вызывающе нарядный и довольно-таки затратный как для нынешних времен сценический продукт.

Лейтмотивная (субъективная) мысль во время просмотра: очень жаль, что Тараса Григорьевича в свое время нельзя было клонировать! Чтобы перебросить гения заодно на соседние участки прекрасного -- помимо живописи, поэзии, прозы. Дабы Кобзарь поглубже «распахал» еще и драматургическую целину на нашем поле. Лишь по «Назару» судя, у Шевченко была крепкая рука даровитого драмодела (без всяких сомнительных оттенков определения). Он смело выстраивал интригу. Выигрышно и лаконично мастерил диалоги. Удерживал внимание мнимыми и подлинными мелодраматическими конфликтами. Глядишь, и возрос бы после «Назара» украинский Шекспир, если бы ушел в эту степь?

«Стодоля», как известно, был создан в 1843—44 гг. Сначала на русском языке – по заказу империи. Затем – украинский перевод. Эта пьеса выдержала множество представлений даже в консервативном Малом, где знали толк в драматургии. Очень давно пьеса шла у франковцев. Последний раз еще в 50-е (ее ставил А. Бучма). Нынешнее же обращение первого театра к шевченковскому тексту оправдано и его неоспоримым литературным качеством, ну и нынешними историко-культурными приоритетами.

По сути, мелодрама – сотник Хома выгоды ради хочет выдать дочь Галю за старого полковника, несмотря на то что она уже обещана бедному казаку Назару Стодоле (и у них любовь) – интересна театру не только как хороший текст… Но и как – довольно выгодный контекст… Который можно и актуально оформить, и красиво преподнести в сказочных виньетках далекой эпохи, а это XVII век: Чигирин, рождественские встречи.

Режиссер Юрий Кочевенко без обиняков заявляет жанр как рыцарскую балладу (правда, есть у исследователей и более приземленное заявление – историко-бытовая драма). На мой же взгляд, целостная постановка предлагает неучтенный нами жанр – этноутопия. Театр рисует – поет и танцует – на своей сцене «ту Украину», которая может лишь присниться в благородном рыцарском сне. Когда люди – красивы (пусть не все, но большинство из труппы). Поступки их – в общем возвышенны, патриотичны. Одежды – дорого декорированы, изысканно вышиты.

Эта Украина — из прекрасного мифа. Это страна, которой не было, но которая могла бы быть, если бы да кабы… Здесь все – от бедного кобзаря до богатого сотника – разодеты с таким шиком и блеском, будто только вернулись с местной выставки достижений «кройки и шитья» в левобережном Экспоцентре (яркие историко-подиумные костюмы придумала художник Екатерина Корнейчук). Здесь разрывает душу украинской песней страдалица-бандура (вставные, но удачные номера от Тараса Постникова). И здесь же рождественская мистерия вихрем врывается в хоромы сотника: водит бесконечные хороводы любви, заглядывая то чертом, то ангелом в окна и в разбитые казачьи сердца.

Одним словом, аудиовизуальная приправа у постановки столь обильна, калорийна, разноцветна и разноголоса, что порою напрашивается подозрительный вывод: а костюмы-то иногда играют получше некоторых артистов!

И о них (актерах, не костюмах) — отдельно.

Одна из проблем конкретного спектакля и данного театра – ансамблевая разбалансированность. Как бы ни покрывала дороговизна нарядов «успехи производства», но и тут, и там – «разномастность игры», разнокалиберность школ (направлений, навыков и умений). Впечатление, будто в одной футбольной команде собралось пару форвардов из «Челси» и еще несколько зевак из дворовых команд различных районов мегаполиса.

Подчеркну: прежде даже самые проходные постановки франковцев более сбалансированно подавали общий уровень исполнения. Думали про игру на одну сверхзадачу.

В нашем случае два форварда – Лесь Заднипровский (Хома Кичатый) и Владимир Нечепоренко (Гнат Карий). Они представители данченковской школы. А эта школа не терпит суеты, крика, пустозвонства, мелкотравчатости. На сцене эти двое по-своему выразительны, самодостаточны. Когда надо – темпераментны. А когда надо – умеют говорить шепотом, и их прекрасно слышно. Заднипровский плещется в казацком соку словно в ванне, наполненной игривым шампанским. Видно, как милы ему колоритная этнотема и данная мелодраматическая проблема. Впору ему и концертный наряд. Есть в данном случае и чудесное семейное отражение могучего облика Михаила Заднипровского (отца актера), игравшего у франковцев красивых рыцарей и героев-романтиков. Наш Кичатий – не по злому умыслу и уж явно не по сюжетному своеволию – и становится центром лавстори. Он смещает очевидный смысл пьесы, переводя стрелки на себя – на красивого. И здесь — концепт. Отца жалко по-человечески. Он знает, за что сражается, он хочет как лучше для дочки, которая связалась «не с тем». Страдальческие рыцарские доспехи шевченковского романтизма на мужественном теле Хомы впору и образу, и спектаклю. И постановку справедливее было бы наречь – «Хома Кичатый». Это объективней для предложенной – актерской и режиссерской – аранжировки.

Что касается Гали (милая молодая актриса Ирина Мельник), то девушкой выдается лишь одна и то навязчивая нота детской непосредственности. При этом совершенно непонятно: отчего именно этот шевченковский образ решила избрать в 1877 году для своего бенефиса в Малом театре великая актриса Гликерия Федотова? Небось, те лицедейки разбирались в «нотной грамоте» и получше нынешних знали, как извлечь из одной роли разнообразные регистры?

Еще одна классическая героиня – коварная Стеха (ее играли в свое время такие кудесницы, как Н.Ужвий, Н.Копержинская). Сегодня играет Людмила Смородина. И ее фирменный тембральный (безжизненный, неестественный) «белый звук» по-прежнему не могу выдержать дольше десяти минут: хочется тут же заткнуть уши. Классики МХАТа, напомню, говорили, что 70% успеха роли зависит исключительно от голоса, от тембра — от интонирования.

Напротив главного героя Назара Стодоли следовало бы поставить лишь три жирные точки… И один вопросительный знак — ?

Можно спрятаться то в одном, то в другом спектакле — за роскошь одежд, за мелодику песен (и даже за «танец с саблями»…) Можно. Ну и долго так прятаться будем?

В антракте коллега-рецензент с возмущением доложила мне: мол, некоторые ритуальные придумки этот спектакль «спионерил» из «Маскарада» Римаса Туминаса, известного литовского режиссера! Я тут же и охладил ее праведный пыл: дорогая, да если бы хоть кто-нибудь из них представление имел, кто такой «Туминас» (или же видел некоторые его спектакли), то мы бы лишь порадовались этому, да великодушно простили бы любые цитаты или заимствования!

Если уж всерьез говорить о неких условных «ксерокопиях», то на «Назаре» отчего-то вспомнился не «Маскарад», а «Энеида» С.Данченко. Те самые танцы и сабли. А «богатая Украина», как желанный образ пьесы, также прежде расцветала дороговизной в те же 50-е. Сознательно откопал некоторые фотоархивы: даже костюм Стехи (тогда играла Н.Копержинская) больше подошел бы статусу какой-то княжны-царевны.

Так что все уж было-было-было…

Ну вот и хорошо! Спектакль Кочевенко очевидно не худший из череды его драматичных опытов именно на этой сцене. Это обычный средний уровень, который и кормит сегодня любой коллектив. Зрелище – при всех издержках актерского перепроизводства -- воспринимается непринужденно. А яркий музыкально-визуальный ряд и вовсе отвлекает от печальных мыслей о потере нашими театрами ансамблевой формы, как должного уровня коллективной профсостоятельности.

Правда, говорят, самому президенту понравилось…

Вот посему – именно в этот момент – и умолкаю.