БЕСЕДЫ С МАСТЕРОМ

Судьба одного из крупнейших театральных деятелей второй половины уходящего века Ежи Гротовского поистине удивительна, парадоксальна. И даже более того - нетипична. Человек, чьи художественные идеи более тридцати лет будоражили умы режиссеров и актеров всего мира, сам, в эти же годы, все дальше уходил от театра как зрелища, проходя по пути - через ритуальный театр - к «Искусству ритуала», по пути, ведущему от Режиссера к Мастеру. Многие годы театральные работники Украины по крупицам собирали любые сведения о польском режиссере, работали «по Гротовскому», зная о его методах только понаслышке. И вот сегодня благодаря усилиям кафедры театроведения и актерского мастерства Львовского государственного университета им. И.Франка мы имеем возможность услышать голос самого Мастера, можем хотя бы фрагментарно проследить за его исканиями, обратившись к сборнику статей Е.Гротовского, изданному во Львове под общим названием «Театр. Ритуал, Перформер».

Книга разделена на две части: публикации и интервью 60-х годов, и тексты 80-х, равно интересные как для профессиональных театральных деятелей, так и для тех, кто воспринимает театр как один из путей духовного развития человека. Профессионалов Гротовский «заманивает» тренажами, развивающими актерскую технику - физическую и духовную («Техника актера», «Упражнения» ), новыми открытиями в области голосовых возможностей актеров («Голос»). Это именно заманивание, интеллектуальное соблазнение, поскольку сами упражнения подробно не описываются. Когда проходят первые восторги по поводу того, что Гротовского, наконец-то, можно прочитать, сопричаститься, начинаешь понимать, что тебя по-хорошему обманули: заманить - заманили, заинтересовали, но не посвятили? В этом Ежи Гротовский подхватывает традицию восточных мастеров, обучавших в процессе непосредственного общения, передавая знания изустно. На сегодняшний день, когда мы не только читаем, но и могли видеть записи тренажей Гротовского, близость его метода к духовным поискам Востока особенно ясна и очевидна.

В этом, как кажется, принципиальное отличие метода польского мастера (собственно от определения «метод» он в своих публикациях всячески открещивается) от системы Станиславского. Сравнение двух крупных мастеров сцены возникает не случайно: Гротовский 60-х неоднократно упоминает русского режиссера в числе своих профессиональных учителей, Станиславского можно читать, порой он в своих объяснениях до того подробен, что практически лишает адепта необходимости проверять все описываемое на себе, подавляя силой и яркостью своего воображения. Странно, что до сих пор не существует экранизации «Работы актера над собой», хотя бы в качестве учебного фильма, наподобие видеофильмов по тренажам Гротовского. Ведь книги Станиславского не только формальная, сухая запись основ системы, а и почти что беллетристика, захватывающая, увлекающая за собой. В наше время, как это ни прискорбно, об этом как-то не вспоминается, Станиславский не то, чтобы в загоне, а скорее уж сдан в архив. Тем неожиданнее звучит сегодня работа Ежи Гротовского «Ответ Станиславскому», написанная более тридцати лет назад.

Диалог великого реформатора сцены и режиссера, преодолевшего сцену как таковую, необычайно интересен: это разговор учителя и ученика, ушедшего очень далеко от изначального знания, но не забывающего о своих корнях. Гротовский, выросший на Станиславском, бывший фанатом его системы, преодолевший, переосмысливший профессионализм как таковой, говорит о том, что Станиславский - это вызов, на который каждый должен отвечать по-своему. От учителя он берет постоянную тягу к самореформе, к подсобному анализу сделанного, к неуспокоенности: «Как притронуться к неуловимому? Он хотел найти к таинственным процессам конкретную дорогу. Не приспособления, а именно дорогу». Считая, что лучший способ отдать долг учителю - это превзойти его. Ежи Гротовский пошел дорогой поиска правды, истины, путей, приводящих к таинственному.

Осваивая духовное театральное пространство, Гротовский шел дорогой, которой до него проходили многие и в то же время не шел никто. Начав с отрицания театра как синтетического вида искусства, через поиски чисто театральных законов и принципов, он приходит к попытке возродить на сцене ритуал, но ритуал не религиозный, а человеческий - «через игру, а не через веру». Для XX столетия идея эта не нова, Гротовский сам упоминает А.Арто с его театром жестокости как одного из своих внутренних собеседников, и, уже отказавшись от собственно ритуального театра, он намечает один из тех принципов, который войдет в дальнейшую театральную практику; принцип исчерпывающего действия, в котором актер избавляется от состояния раздвоенности, разрыва между телом и душой, сознанием и подсознанием, открывая в себе новые источники энергии («Театр и ритуал»). Это открытие, видимо, и было тем рубежом, после которого он все дальше уходит от театра как публичного действа к театру-лаборатории, а затем - к лаборатории человеческого духа.

В предисловии, написанном Богданом Козаком, говорится о том, что Ежи Гротовский дал согласие на публикацию своих текстов в качестве подарка украинскому театру. Этот подарок, сделанный Мастером незадолго до своего ухода, в самом конце тысячелетия, кажется символичным и немного грустным: век, начавшийся Л.Курбасом и закончившийся с Е.Гротовским, а внутри - собственно - история украинского театра, со всеми его взлетами и падениями... Возвращаясь к идее театра, как духовной организации, актера, как человека, работающего - самим собой - в лаборатории человеческого духа, мы принимаем подарки, сделанные нам великими мастерами, повторяя вслед за ними: «Познавать - это означает действовать».