Берлин, страницы дневника (последняя)

Мой берлинский знакомый говорит, что ничего в наших делах не смыслит. И сразу же демонстрирует свою исключительную понятливость: «Ваша революция была временной эйфорией. Ничем большим она так и не стала. Общество осталось там, где и было. Теперь это совершенно понятно».

Ему это понятно, а мне не вполне, я сопротивляюсь. Мы в последний раз выпиваем — в последний раз перед моим отъездом из Берлина. «Что там все-таки случилось? — спрашивает мой знакомый. — Как это возможно, чтобы один-единственный перебежчик в течение нескольких часов перечеркнул многолетние усилия и надежды миллионов? Возможно, и не было никаких миллионов и никаких усилий?».

«Роль личности в истории человечества, — напоминаю ему, по всей видимости, по Гегелю. — А также роль предателя в отдельно взятой истории — Украины. Мы любим наших предателей, как итальянцы своего Матерацци. И чем более ошеломляющая измена, тем в большем восторге мы перед ней немеем. Самых совершенных предателей у нас называют гроссмейстерами».

Мой знакомый смотрит на меня с едва скрываемым сочувствием. В минувшую осень он цеплялся с вопросом «так что изменилось?». Я написал ему развернутый ответ на целую страницу, где среди всего прочего было и следующее: «Прежде всего изменилось что-то очень существенное во мне самом. Я перестал ругать свою страну и — наоборот — стал при каждом случае защищать ее. Во мне прорезался оптимизм. Я физически стал моложе и почти забыл о своих невротических проблемах с сердцем. Крепкий кофе и сигареты опять приносят мне не тревогу, а удовольствие. Мне нравится жизнь».

Он помнит эти строки. Поэтому его сочувствие почти нескрываемое. Он не уверен, будут ли крепкий кофе и сигареты и в дальнейшем приносить мне удовольствие. В прощальном пожатии его руки достаточно много драматизма. «Перестань», — говорю я и пытаюсь пригласить его к нам в Карпаты еще этим летом. Все не совсем так, как он думает — вот чем я озабочен.

На самом деле я озабочен новостями: как там, черт возьми, неужели нечестивца до сих пор не забросали яйцами, нашим самым безотказным оружием? К счастью, идти мне недолго — кафе «Доллингер», в котором мы только что выпивали на прощанье, расположено прямо напротив моих (в конце концов с завтрашнего дня уже не моих) окон.

Первое, что я делаю, вернувшись в квартиру, — это захожу на сайт «5 канала». Новостей о яйцах нет, но я обращаю внимание на опрос и решаю принять в нем участие. Опрос касается все того же всенародного любимца, чей гнусавый голос с недавнего времени опять ведет заседания Верховной Рады. Опрос называется «Александр Мороз» и предлагает мне целых восемь вариантов ответа на вопрос «кто он такой». Я сразу же отбрасываю вариант первый — «дальновидный, предусмотрительный политик», а также два последних — «не знаю» и «мне все равно». Мне далеко не все равно и я, кажется, кое-что знаю, поэтому и отбрасываю эти варианты. Если же я соглашусь, что он «дальновидный и предусмотрительный политик», то практически признаю политику самой грязной из самых древних профессий. «Иной вариант» мне тоже не подходит, хотя в нем я и мог бы указать «графоман, автор бездарных стихов».

Третий вариант — «жертва печальных и сложных политических обстоятельств Украины» — я отбрасываю не менее решительно. Мороз — и жертва? Так и Сталина можно было бы назвать «жертвой тоталитарно-большевистской системы». По большому счету это было бы, наверное, правильно. Но мне сейчас не до метафизики.

Мой выбор сводится к трем вариантам — второму, четвертому и пятому, — и он весьма непрост. Авторы опроса допустили формально-логическую ошибку: предлагаемые ими варианты не взаимоисключающие, а вполне способные между собой пересекаться. То есть «ненадежный и непорядочный человек, склонный к измене» может вместе с тем быть и «агентом внешнего влияния», и «продуктом коммунистического воспитания» — почему бы и нет? Более того — именно поэтому он и является «предрасположенным к измене, ненадежным и непорядочным», поскольку в нем одновременно присутствуют и этот «агент», и этот «продукт». Но права проголосовать за все три варианта у меня нет.

Следовательно, я голосую за один из них — и таким образом имею возможность посмотреть на результаты. Мой голос попал в абсолютное большинство — «ненадежный и непорядочный человек, склонный к измене». И когда я приплюсовываю к этому варианту проценты, представленные за «агента» и за «продукт», то вместе получается почти 80. Мне становится значительно легче на душе — «нас багато, і нас не подолати». Мы все понимаем. Просто так эти штучки не сойдут с рук.

Вот я вернусь и объявлю свою священную войну.