Беда от нежного сердца. Рассказ о Буниной

На днях отметит свой юбилей - а ей уже 70 (да-да, оно летит…) - выдающаяся актриса Украины Ирина Бунина. Не разбрасываюсь налево- направо высокопарностями (блистательная, восхитительная etc.). Еще чего... Только эта мастерица с труднейшей личной судьбой и с чудесным артистическим даром, уверен, одна из немногих у нас, кто действительно достоин высоких слов. И не только в юбилейные дни. И не только потому, что на сцене мы ее уже вряд ли когда-то увидим...

Нынче она очень больна. Перенесла ряд сложнейших операций. На некоторое время "приписалась" к Феофании. Только в весе потеряла килограммов тридцать. Похожа на тростинку, на какую-то былиночку. Не много общего с той цветущей женщиной кустодиевского типа, которую некоторые еще помнят по старому кино.

Обитает она по-прежнему в своем осознанном уединении в квартире на Красноармейской. Как могут, ее поддерживают дочь, внучка.

Голос ее ослаб. Но память сильна по-прежнему.

Никак у нее не выходит соответствовать "формуле" Эрнеста Хемингуэя: "Счастье - это когда крепкое здоровье да слабая память".

Здоровье у нее - как раз слабое. А вот память - острейшая.

И это одна из причин того, что в ее судьбе нет уравновешенного "норматива". Нет рациональной саморежиссуры. И по-прежнему не наблюдается никакой самоуспокоенности.

Непредательская эта память - о лучших прошлых днях и прежнем творчестве (на сцене Вахтанговского театра, Киевской русской драмы, на съемочных площадках у хороших режиссеров) - и рушит все опоры да "сваи", на которых и могло бы быть выстроено пусть зыбкое, но все-таки "настоящее".

Не получается.

Та память о прошлом (о лучшем) и размыла всякую возможность "быть" - в настоящем… Где художественная подлинность давно подменена победившей сомнительностью. На сценах, на экранах - везде.

И если кто из юных читателей не помнит этого лица, то по телевизору его еще можно увидеть. На ретроканалах.

К примеру, в популярнейшем сериале 70-х прошлого века "Вечный зов". Там в маленькой роли разгульной Лушки (любовницы Кафтанова) Бунина переплюнула всех народных СССР, у которых и роли-то покрупнее.

Или в психологической драме "Грачи". Там она и страдающая мать, и любящая сестра, силой судьбы втянутая в криминальный омут.

Иногда крутят на тех же каналах - "Верьте мне, люди", "Тревожный месяц вересень", "Артист из Кохановки", "Африканыч".

До нынешних недугов она успела сняться и в веренице разнообразного новейшего телекино: "Леди Бомж", "Дурдом"… И, конечно, в "Мухтаре" (нет артиста в стране, который бы в этом сериале не явился пред мои ясные очи хотя б на минуту).

***

Необщее выражение ее лица всегда притягивает. Оно "централизирует" даже самый, казалось бы, проходной ее образ.

Не даром голливудский матерый человечище Малком Макдауэл, оказавшись на съемках в Киеве в дивном "фильме" про маньяка Чикатило, воскликнул о ней перед всей творческой группой: "Да это же ваша Анна Маньяни!". И таки да.

Пусть и высокопарно выразился герой "Заводного апельсина", но ее художественную суть своим наметанным глазом подметил. Хотя Бунина и прошла-то в той картине мимо-мимо главной линии. Эпизодическая роль какой-то тетки, случайной свидетельницы преступлений изувера.

Только ведь в ее актерской партитуре действительно присутствует что-то от бешеных итальянских мелодий. От маньяниевских мотивов. Эти глазищи-прорвы. Этот надрыв - всегда и всюду. Эта безудержная, бьющая через край, женская страстность, одержимость, чувственная непомерность.

И плюс ко всему - ранимое нежное сердце. (От этого сердца, между прочим, и следовали разнообразные беды в ее личной судьбе).

Бунина обладает правильной актерской способностью: очерчивать цельную судьбу даже в микроскопическом образе. Появилась - на сцене, на экране - всего несколько слов, а "все" понимаешь о ней, о ее героине.

Так было и в значимых ее театральных работах на киевской сцене - в "Варварах" Горького, когда играла Надежду Монахову, в "Поздней любви" Островского играла Лебедкину. И, естественно, в одном из самых совершенных ее творений - Анисье - во "Власти тьмы" Льва Толстого.

Некоторые ее коллеги говорят, что Бунина обладает даром "животного" (это не обидное определение, а скорее комплиментарное) растворения в любой среде, которую нагадают ей драматурги, режиссеры, операторы. В той же "Власти тьмы" режиссера Эрина, по воспоминаниям поклонников спектакля, Бунина существовала в состоянии разломленности. Нельзя было определить, где проходит у нее граница - где разум, где безумие.

Тот спектакль (кстати, незаслуженно забытый) был незаурядным явлением сценической жизни Киева. Толстой был прочитан Эриным вдумчиво и глубоко. Одним из смыслообразующих образов постановки стала икона, которая неожиданно падает на…

…Как ни печально, но во "власти тьмы" окажется и сама актриса. Длинные сумерки ее безрадостных последующих дней - пустые сезоны, напрасные надежды, хронические личные драмы.

Разнообразных сюжетов из этой непридуманной жизни хватило бы не на один рассказ. Если бы еще и хороший писатель - такой как Бунин.

***

Родилась она на Урале, в Магнитогорске. Но стала не "уральской рябинушкой" (как в песне поется), а ивой плакучей. Действительно, кто сосчитает все ее проплаканные ночи? Ее родители - люди театра до последней клеточки организма. Это неистовые фанаты сцены, согласные играть где угодно, с кем угодно, лишь бы играть.

Ее отец, Алексей Бунин, когда-то подружился с первым супругом Майи Плисецкой - Львом Бордуковым. И тот просто толкал товарища в спину: иди во МХАТ! убегай из уральской провинции! на главной сцене твое место! потому что ты очень похож на молодого Яншина!

Волшебный кувырок - переселение Бунина-отца на мхатовскую сцену - действительно случится. Чуть позже. Но прежде ее семье пришлось помаятся в театральной провинции. Времена были страшные и голодные. Они мотались между Магнитогорском, Владимиром, другими маленькими городами. Крошечная Ира - театральный организм - не помнила состояния сытости. Голод в те годы стал ее "главной ролью". Играя, она воровала сахар - кусочками, щепотками. И лакомилась. Если удавалось. Ее мать, тоже актриса, доведенная до отчаянья, падала на колени перед очередным директором провинциального театра: "Помогите, дайте выжить! Дайте роль! Чем же я буду ребенка кормить?"

Позже забрезжили надежды. Благодаря Вере Марецкой и Ольге Андровской, провинциальный артист Бунин оказывается на желанной сцене. Во МХАТ, во МХАТ!

Кажется, все в их семье должно было сложиться как нельзя лучше во мхатовских стенах. Отец получает заметную роль в "Домби и сыне" Диккенса. Его выделяют среди прочих такие корифеи, как Грибов.

Но опять каприз судьбы. Ревность жены-актрисы, матери Ирины Алексеевны. "Второй половине" во МХАТе ничего не светит. И "женский мотив" резко меняет семейный маршрут.

Они уже в Киеве, в Русской драме. По приглашению тамошних властителей дум.

***

Юная Бунина растет в хорошей среде. Это цветник выдающихся мастеров Русской драмы тех лет, для которых театр - дом родной. Все они, кстати, и обитали рядышком, одной родней. И нет у нее иной альтернативы - только актерство. Как у родителей. И нет иного маршрута кроме как - "в Москву, в Москву!".

В школу-студию МХАТ не успевает. А вот в Щукинское еще можно прыгнуть по ходу несущегося паровоза.

Знаменитая "Щука", кузница талантов, взрастившая Миронова, Максакову, Збруева, Смехова, недавно ушедшего Высоковского. Некоторые из этих мастеров оказались и ее сокурсниками. Хорошее тогда у нее время.

Бунину "принял в искусство" еще молодой, но уже резвый Владимир Этуш. Он и подмигнул ей на вступительных: "Какая фигура у девушки! Просто прелесть!" (Полагаю, той же интонацией, как "Все же погибло…")

С щукинской скамьи Бунина, безо всякой оглядки, еще на третьем курсе сразу ступает на профессиональную сцену. На вахтанговские подмостки. В те времена оказаться там было невероятной честью и уникальным везением. "Блаты" не проходили.

Ее наставляет Цецилия Мансурова, легендарная Турандот этого театра. К ней чуток и внимателен преподаватель Этуш. Но более других к ней неравнодушен Николай Гриценко. Великий актер Гриценко, которого вы не забудете ни после "Анны Карениной" (Каренин), ни после "Двух капитанов" (негодяй Николай Антонович). И, к сожалению, не вспомните (по понятным причинам) его сценические шедевры на сцене Вахтанговского. То был актер, на которого Рубен Симонов попросту выстраивал классический репертуар.

Ирина Бунина и Николай Гриценко в спектакле

Ирина Бунина и Николай Гриценко в спектакле "Живой труп"

В "Живом трупе" - опять роковой Лев Толстой (в бунинском "рассказе") - они и встречаются.

Об этом романе достаточно написано - в глянце, на черно-белых площадях. Но все же удивлюсь одному обстоятельству: она по-прежнему говорит о Гриценко без всякого сожаления. Будто не он начал разрушать еще молодую ее жизнь - в начале 60-х.
Когда она только-только успешно сыграла Машу в "Живом трупе". Когда на нее уже "примеряли" дальнейший репертуар в Вахтанговском.

И когда хмельной угар, воплощенный в образе жизни Гриценко, начал разрушать все ее планы, напрочь сметая светлые мечты.

Разорвав все свои прежние привязанности, этот 50-летний артист цепкими руками хватает 20-летнюю артистку в свои объятия, увозит ее "на край света", на окраину Москвы… Пытается создать с этой девушкой хрупкое подобие личного счастья.

Не выходит. Она, цитируя Ахмадулину, оказывается "в пустом пиру, где все мертвы друг к другу". Ранняя слава, хмельной быт, безудержные страсти и дикая ревность вахтанговских конкуренток - все это и обрывает ее попытку гордого и звонкого московского полета.

После очередного хмельного "шоу" (в актерском общежитии) театр применяет к Буниной жесточайшую санкцию - сценические задворки, стирка-утюжка белья. Она и на это согласна, лишь бы…

Но далее другая "санкция" от протрезвевшего пожилого возлюбленного, от Гриценко: "Или я остаюсь на этой сцене, или она…".

Выбора не могло быть. Только он - мастер, на котором держался репертуар.

А девочка, уже разъеденная "известью" первых успехов и громких романов, пытается начать с нуля. Зная прошлое актрисы, все равно ее приглашают в работу хорошие режиссеры, поскольку и фактура прекрасна, и образ сочный - кустодиевский.

***

Первый ее фильм, в 1960-м,
называется символично - "Люблю тебя, жизнь!". Да уж, любила она жизнь в годы молодые. Безмерно любила, без устали.

Вскоре - через год - лента "Артист из Кохановки". Легкомысленная история о том, как советская молодежь стремится к творчеству, и о том, как село и город должны быть братьями навеки. На экране молодая героиня Буниной пышет здоровьем, едва приглушаемой чувственностью. Она напоминает вовремя созревший плод, к которому уже тянется очередная мужская лапа… Такая цепкая рука была и у ее партнера по картине, в свое время популярного Эдуарда Бредуна. Человека, который на первых порах имел экранный успех. А потом его роль оказалась зловещей - в судьбе кинозвезды 50-х Изольды Извицкой (жены Бредуна), которую он и утопил в пьянстве, уничтожил в самом ее расцвете.

Бунина вспоминает, что боялась этого артиста (во время съемок) как черта. Вроде внутренний голос (хоть в тот раз) ей вовремя подсказал: держись подальше, а то загремишь под фанфары!

Далее последуют фильмы киевского периода. Но массовый успех придет вместе с "Вечным зовом", телесериалом Валерия Ускова и Владимира Краснопольского. В этот телефильм ее сосватала одна уникальная женщина, ассистент режиссера, дама, которая знала цену всем актерским талантам времен развитого социализма. Были тогда и такие специалисты.

Бунина ворвалась в этот фильм. Влюбила в себя и режиссеров, и Ефима Копеляна - своего партнера, выдающегося артиста, сыгравшего в той же ленте кулака Кафтанова. Съемки проходили на Урале. Жили в сельских хибарах, гостиниц не было. Комары доедали. И, кстати, от ее же героини исходил манящий "аромат" природной порочности. Играла женщину-кошку, готовую ластиться к каждому, кто погладит, даст молока или другого корма. Истошный хохот и надрывный крик этой Лушки на кафтановских гулянках, должно быть, еще не забыт зрителем при доброй памяти?

А в большом кино ее всегда выручали режиссеры Ершовы. Один из Ленинграда - Михаил. Второй из Киева - Константин. Последний некоторое время поработал в Русской драме и оценил именно эту актрису. Он приглашал ее впоследствии в свои крепкие интеллигентные фильмы - "Каждый вечер после работы", "Грачи". И всегда пытался протянуть ей руку поддержки, зная, как непросто складывается ее жизнь в театре, где…

…Где уже маячили полосы бессмысленных сезонов. И где ее очередная любовная лодка подло разбивалась о пьяный быт.

В киевском театре она снова попыталась начать с нуля. И опять без ума влюбилась - в Леся Сердюка. В актера-красавца, в будущую украинскую кинозвезду (некоторое время он работал в русской драме). Только фортуна снова корчит ей предательские гримасы. И все опять - под откос. Рушится и этот союз. Нарастает отчуждение к театру.

Казалось бы, "ее роли" регулярно уходят к другим артисткам.

А она ждет, она пьет, она болеет.

Беда не приходит одна. За короткий срок уходят из жизни ее родители. Теряет и уникального врача-целителя, тот постоянно поддерживал ее. Чуть раньше ее подкосили и московские новости: Гриценко, главная любовь жизни, заканчивает свои дни в психиатрической клинике, у него была ужасная смерть…

И 80-е, и 90-е - это ее "качели". Приливы-отливы внутренних и физических кризисов. В театре ничего не светит. Ее любимая дочь, талантливая актриса Анастасия Сердюк, сыграв Нину Заречную, в начале 90-х бросается в свой персональный "омут". Без памяти влюбляется в артиста, который намного старше ее - Георгия Дрозда (он тогда ввелся на роль Тригорина в "Чайке", поставленной Эдуардом Митницким).

Страх овладевает ею. И зловещие предчувствия. Только бы не повторилась ее собственная судьба в судьбе дочери.

К тому же 90-е - период "малокартинья", безденежья. В эти годы она стыдливо прикрывает рот ладонью: на почве нер­вных расстройств и творческой пустоты у нее… выпадают зубы. Мне больно об этом писать. Но так было. К чести Юрия Ильенко, он тогда вспомнил об этой большой актрисе, поддержал ее, пригласив в картину "Аве Мария", которую снимала его жена.

Еще один человек, попытавшийся вытянуть Бунину из больничного мрака и песков забвения уже вначале 2000-х - актриса и режиссер Ирина Дука. Она предложила ей роль бабушки-матери в популярной тогда пьесе Надежды Птушкиной "Пока она умирала" (киевский спектакль называется "Рождественские грезы").

После длительных "каникул" Бунина тогда вышла на сцену без видимой робости. Из зала не было заметно, что клокочет в ее душе и какие там страсти, тревоги. Играла она уверенно и значительно. То был образ не из развлекательной пьесы (антрепризного масштаба), а глубокий осмысленный характер. Цельная человеческая судьба. Представьте, сыгранная даже полнокровнее, нежели это делала Екатерина Васильева в популярном фильме по той же пьесе.

***

А что было "потом"? А "потом" не было уже ничего. На родной сцене в частности. Появлялись небольшие ее рольки в таком же "небольшом" телекино (см. начало очерка). Позже - после победы оранжевых идеалов - ее "ушли" из театра, история печальная и неэтичная, только сознательно обойду ее стороной. Ибо грустить, сетовать или пенять на что-то - на самом деле бессмысленно.

На что пенять-то? На "неж­ное сердце"? На неукротимый нрав? На трудный характер? На несоразмерность этого большого таланта процессу текущему, мелкому, как бы "творческому"?

Все напрасно.

"Глаза не увидят того, что иногда видит сердце…" - будто бы о ней сказал Экзюпери. Поскольку она по-прежнему и живет, и "видит" - дома ли, в больнице ли - только и только сердцем. А мы понимаем, что нынче "так жить нельзя". Ибо в интерьере победившего цинизма это не жизнь, а мучение.

Вот и мучится.

Так что поддержим ее в эти дни, в этот юбилей, отвлечем от мучений. Поздравим и позвоним (у кого из театралов еще не стерся этот старый актерский телефон). Может, и в "верхах" кто вспомнит о ней? Была же когда-то у руководителей культуры правильная профессиональная ответственность: заранее фиксировать юбилеи больших мастеров, не оставлять их в забвении - и по возможности помогать или грамотами, или премиями.

Помогут ли эти? Эти временщики и жулики? И я о том же.

Так что вы уж держитесь, родная, не болейте, вспоминайте только лучшие главы из своих бунинских рассказов. И ни на кого не надейтесь. Только на себя. Да на свое нежное сердце - дай Бог, чтобы оно снова все это выдержало.