7 ДЕКАБРЯ: КРАЙ НОЧИ

В среду 7 декабря 1932 года в зале парижского ресторана «Друан» собрались десять членов Гонкуровской академии. После отличного обеда — гусь, фаршированный каштанами, устрицы, жареный омар — им предстояло присуждение очередной Гонкуровской премии.

Предварительное решение было принято неделей раньше, во время неофициального голосования. Лауреатом 1932 года должен был стать Луи-Фердинанд Селин, автор «Путешествия на край ночи». Узнав об этом, Робер Деноэль, издатель Селина, поспешил заказать на обложку «Путешествия» ленту «Гонкуровская премия 1932 года».

Членам жюри, достойным представителям реалистической школы, выбор лауреата дался нелегко. Некоторые долго не могли прийти к окончательному решению. Жюри предложили странный роман. Его не с чем было сравнить, не к чему привязать. «Путешествие» существовало словно вне традиций французской литературы. Никакой надежды на спасение не оставлял читателю Селин в мрачном пространстве романа. Угрюмая безысходность его мира освещалась только багровыми отсветами авторского сарказма, тяжелого и недоброго.

Голосование 7 декабря прошло быстро. Шестью голосами жюри присудило премию Ги Мазеллину за роман «Волки», изданный «Галлимаром». Писатель Люсьен Декав, главный сторонник Селина, немедленно спустился в зал этажом ниже. Там в это время обедали члены жюри премии «Ренодо», своеобразного «антигонкура». Декав рассказал им о решении гонкуровского жюри. После трех туров голосования Селин получил «Ренодо».

Эта история с несостоявшимся лауреатством Селина символична. Он всегда был одиночкой, работавшим вне школ и течений. Свое стремительное появление в литературе Селин воспринял как редкое исключение в цепочке жизненных неудач, а отрицательный результат голосования жюри — как очередное подтверждение собственной несовместимости с литературным миром и культурными институтами.

Через неделю после голосования Селин записал: «Запомнились… пошлость, грубость, бесстыдство всего дела».

О «Путешествии на край ночи» восторженно отзывался Троцкий. Книгу высоко оценили Сартр и Арагон. В Селине хотели видеть наследника Барбюса, но у него быть не могло ничего общего с коммунистами. И хотя «Путешествие» в 1934 году в переводе Эльзы Триоле опубликовали в Советской России, вырожденческий, по определению Горького, характер его прозы в стране победившего пролетариата почувствовали сразу.

Неприятие оказалось взаимным. После двух месяцев, проведенных в Ленинграде, Селин написал большой памфлет «Mea culpa», в котором, не касаясь советских реалий, доказывал невозможность социализма. Потому что «человек настолько же человечен, насколько курица умеет летать».

Селин был подозрителен, он болезненно реагировал на любую критику и за каждой своей неудачей видел заговор. У него не сформировались твердые убеждения, и взгляды с годами смещались вправо. Интересно, что, выступая на Первом съезде советских писателей, Горький предсказал именно такую судьбу герою «Путешествия» Бардамю, сказав, что тот «вполне созрел для принятия фашизма». Созрел и Селин.

Позже, после войны, после бегства в Данию и двухлетнего заключения, после приговора и амнистии, бесконечно оправдываясь, он не уставал повторять, что почти ничего и не было, что в годы оккупации его книги запрещали, а творчество замалчивали, что в квартире под ним жили подпольщики, и, зная это, он никого не выдал, что его ни разу не приглашали в германские консульства, а если бы и пригласили, то он не пошел бы... Но кое-что все-таки было. И предвоенный антисемитский памфлет «Безделицы для погрома», а следом — еще несколько, и поездка в 1942 г. в Берлин для пронемецкой агитации среди депортированных французов. Было и письмо секретарю нацистского Института еврейских исследований: «... при посещении вашей выставки я был поражен и немного раздосадован тем, что на стендах нет ни «Безделиц для погрома», ни «Школы трупов»...» Лондонское радио, вещавшее на оккупированную Францию, несколько раз передавало, что он приговорен к смерти. Селин был уверен, что после освобождения Парижа его повесят без суда. Летом 1944-го он бежал из Франции. Сначала в Германию, потом в Данию. Это было его путешествие «на край ночи».

После войны, когда Сопротивление еще не стало историей, оправданий ему не искали. Европейские литераторы с трудом произносили само имя Селина, не желая говорить ни о его прозе, ни о его судьбе. В 1938 г. Сартр взял из Селина эпиграф к «Тошноте», в 1945-м, в «Портрете антисемита» он написал, что Селин был куплен нацистами. И, тем не менее, все они понимали отчетливо и ясно, что не было во французской литературе XX века мастера, равного Селину.

Много позже, когда его книги вошли в школьную программу, Селина назвали «правым анархистом», чтобы хоть как-то обозначить его место в политическом спектре. Зачем?! У него не было выстроенной системы взглядов. Он жил эмоциями. Он создал этически неангажированную литературу, сделал ее чистым текстом, нимало не заботясь о вычленении добра и зла, отделении света от тени. Никакой психологии, никакой связующей идеи — Селин оставил роману только эмоции и стиль. Эмоции, вызванные обстоятельствами, в которых находится герой. И стиль...