26 ДЕКАБРЯ COMENDANTE

26 декабря 1920 года Габриеле Д’Аннунцио подал в отставку с постов губернатора и военного коменданта свободного города Фиуме. После подписания соглашения в Рапалло, Фиуме и вся Далмация отошли к Королевству сербов, хорватов и словенцев. Итальянские правительственные войска, два года стоявшие неподалеку, окружили Фиуме, рейд блокировали крейсеры. Пятнадцатимесячное правление поэта закончилось. 2 января 1921 Д’Аннунцио вернулся в Венецию. Время подвигов прошло, впереди была старость.

Впрочем, многим так казалось еще в 1913, когда Д’Аннунцио исполнилось пятьдесят. Да, его слава в предвоенные годы была потрясающей. О нем говорили в Италии, его превозносили во Франции, ждали со стихами и публичными лекциями в Латинской Америке. Легенды, связанные с именем Д’Аннунцио, казались невероятными и невозможными. Говорили, что он носит туфли из человеческой кожи, пьет вино из черепа девственницы и каждое утро купается верхом на коне в пене прибоя. Он брал гонорары за книги, которые не собирался писать, и авансы за лекции, которые не думал читать.

«Не отказывай себе ни в чем, потворствуй всем своим инстинктам».

Священная конгрегация отлучила Д’Аннунцио от церкви за парижскую постановку его драмы «Мученичество св. Себастьяна». Музыку для спектакля написал Дебюсси, декорации сделал Бакст, святого Себастьяна сыграла любовница Д’Аннунцио Ида Рубинштейн. Женщина, еврейка, лесбиянка — в роли святого. Д’Аннунцио не только отлучили от церкви — всем католикам запретили читать его пьесы и ходить на постановки.

И, конечно, дуэли. На одной из них он был ранен в голову. Врач обработал рану перхлоратом железа, в результате поэт в 23 года облысел. Так сложился его хрестоматийный образ: лысый карлик с характерным итальянским носом и глазами навыкате. Впрочем, женщине, внимания которой Д’Аннунцио добивался, он, по словам Айседоры Дункан, «казался почти что Аполлоном, потому что умел легко и ненавязчиво дать ощущение того, что она является центром вселенной».

Пятидесятилетие Д’Аннунцио встретил в зените европейской славы и с ощущением конца литературной карьеры. Ему уже нечего было добавить к достигнутому. За него это сделала война.

Италия вместе с Германией и Австро-Венгрией входила в Тройственный союз и должна была выступить против Антанты. Вместо этого в мае 1915 года она объявила войну Австро-Венгрии. Д’Аннунцио немедленно бросил журналистику, которой в первый год войны занимался во Франции, и выехал в Венецию. Сперва он записался во флот, а к концу лета перешел в авиацию. Пятидесятидвухлетний капитан авиации летал на Сплит, бомбил Триест, сбрасывал листовки на позиции противника. В августе 1918-го без ведома командования он осуществил налет на Вену, первую в военной истории воздушную атаку столицы противника.

Воюя, он продолжал писать. Это были не стихи и не пьесы — репортажи о воздушных боях, речи, воззвания. В прикладных жанрах оттачивалась риторика, которой чуть позже воспользовался Муссолини, его младший товарищ и ученик.

К концу войны Д’Аннунцио — народный любимец, кавалер боевых орденов. Ему подходит эта жизнь, полная ярких, эффектных событий, отчаянных вылазок и безумных предприятий. Он человек мгновения, солдат удачи. В ноябре, в день заключения перемирия, Д’Аннунцио записал: «Чувствую зловоние мирной жизни».

Италия закончила войну на стороне победителей, но плоды победы достались другим. Пока шел большой политический торг в европейских столицах, жители адриатического побережья попытались самостоятельно распорядиться своей судьбой. В конце октября 1918 года в Фиуме, портовом городе бывшей австро-венгерской провинции Далмации, итальянское большинство подняло восстание и захватило власть. Восставшие хотели присоединиться к Италии. В апреле
1919-го делегация Фиуме предложила Д’Аннунцио принять власть в городе.

Только шестью месяцами позже он решился на эту авантюру. Из Венеции в Фиуме отправилась колонна грузовиков с солдатами недавно закончившейся войны. Они торжественно вошли в город и заняли его без стрельбы.

Регентство Фиуме оказалось странным государством. Основной статьей его доходов стало пиратство. Товары с кораблей, захваченных в Адриатике, делились между горожанами и шли на продажу. Министром иностранных дел Д’Аннунцио пригласил бельгийского анархиста, поэта Леона Кохницкого, министром культуры Артуро Тосканини. В Фиуме было больше кокаина, чем хлеба. Жизнь в городе полной свободы превратилась в непрерывный карнавал.

Д’Аннунцио как губернатор и комендант (до конца жизни его будут звать Comendante) составил конституцию — в стихах — и ввел обязательное музыкальное образование. Горожане, приглашая Д’Аннунцио, меньше всего думали о музыке. Его уже готовились свергнуть, когда рапалльский договор расставил все по местам. Фиуме отошел будущей Югославии и стал Риекой, а Д’Аннунцио вернулся в Италию.

Впереди была старость, интеллектуальное и физическое угасание на роскошной вилле «Витториале», титул князя ди Монтевозо, должность президента Итальянской академии и не поддающееся подсчету количество наград и титулов. Муссолини обставил быт поэта с помпезной пышностью. «Витториале» при жизни Д’Аннунцио стала музеем.

Сегодня патетика его произведений кажется чрезмерной, художественные тексты излишне литературными, их эстетика устарела. Приторный псевдогероический пафос мешает читать статьи и репортажи. И все-таки нельзя сказать, что написанное Д’Аннунцио целиком осталось в прошлом. Интерес к его литературному наследию в последние годы вырос, значит, время идей Comendante не так уж далеко от нашего.