13 НОЯБРЯ: И ПУСТО, КАК В ПУСТЫНЕ

Июльский пикник, на котором Чарльз Лутвидж Доджсон, профессор математики оксфордского колледжа Крайст-Черч взялся рассказывать девочкам Лидделл — Лорине, Алисе и Эдит сказку о приключениях Алисы в подземелье, давно изучен и подробно описан историками литературы. Потом было еще несколько пикников, на которых Доджсон придумывал продолжение сказки и тут же рассказывал его сестрам. Сказка, как и просила Алиса Лидделл, получилась совершенно дурацкая, но веселая и смешная. Она понравилась девочкам, и Доджсон пообещал записать выдуманную им историю. 13 ноября 1862 года он отметил в дневнике: «Начал писать сказку об Алисе, надеюсь закончить ее к Рождеству».

Аккуратный преподаватель математики сдержал слово и подарил Алисе Лидделл обещанную рукопись. Он знал, что девочка любит «рисунки и разговоры», поэтому недостатка в рисунках не было. Обложку Доджсон сделал светло-зеленой и название «Приключения Алисы под землей», в память об июльском пикнике, украсил колокольчиками, вьюнком и луговыми травами. На последней странице рукописи была наклеена фотография Алисы Лидделл. Фотографию Доджсон сделал сам.

У этого человека было несколько лиц и несколько имен, он заикался, был глух на одно ухо, «обожал всех детей кроме мальчиков» и, кажется, боялся себя.

К тридцати годам он издал несколько книг по математике («Замечания к Эвклиду», «Программы по алгебраической геометрии», «Формулы простой тригонометрии») и опубликовал полдюжины юмористических стихотворений.

Математик не мог быть автором стихов, поэтому Доджсон решил подобрать поэту имя. Сперва он назвал его Дэрсом, потом Эдгаром Кутвеллисом, Эдгаром У.Х.Вестхиллом и наконец произошло знаменитое двойное превращение Чарльза Лутвиджа: сперва в латинского Каролюса Людовикуса, а затем в Льюиса Кэрролла.

Себе же он оставил занятие, требовавшее точности, терпения, аккуратности и такта. Почти четверть века Чарльз Доджсон фотографировал детей. «Это моя единственная забава, — записал он в дневнике, — и полагаю, она заслуживает серьезного внимания». Куда уж серьезнее. Доджсон выстроил фотостудию на крыше дома, в котором у него была квартира. В студию вела темная дубовая лестница. Многие его юные натурщицы потом всю жизнь вспоминали и эту лестницу, и студию, и гардеробную с необыкновенными костюмами, и конечно вездесущий запах химикалий.

Доджсон любил детей. «Но только не мальчиков». В одном из писем художнице Гертруде Томсон он признался: «... мне не нравятся картинки с обнаженными мальчиками. Они всегда выглядят так... будто им необходима одежда. В то время как очаровательные формы юных девочек, кажется, совершенно в ней не нуждаются».

Это было далеко не все. Но дети вырастали, «ручеек вливался в реку», и такой близкий недавно друг превращался в заурядного знакомого, с которым не хотелось больше ни видеться, ни разговаривать. Доджсону оставались только фотографии, воспоминания и работа над книгами, которые помогали отвлечься «от нечестивых помыслов, оскверняющих воображение своим отвратительным присутствием». Эти слова проскользнули в предисловии к одному из его трудов по математике. Доджсон постоянно сдерживал себя, обуздывая страсть, направляя в творчество энергию «нечестивых помыслов», которой он так боялся. И самыми мучительными становились дни встреч с Алисой.

Но даже удивительная Алиса Лидделл, оставив по себе щемящие воспоминания и несколько трогательных фотографий, со временем превратилась в миссис Харгривс. В 1928 году миссис Харгривс выставила рукопись «Алисы» на аукцион «Сотби» и получила за нее 75 250 американских долларов. Практичный шаг разумного взрослого человека. Доджсон всегда чувствовал себя неуютно в обществе взрослых. Через семь лет после издания «Алисы» он выпустил продолжение — «Алису в Зазеркалье». Идею подсказала ему другая девочка — Алиса Рейкс. Однако в стихотворном предисловии Доджсон по-прежнему обращался к Алисе Лидделл. А может быть, не к ней, но к образу ребенка веселого и лукавого, готового слушать его выдумки и беззаботно смеяться над ними, к образу девочки, который не оставлял его всю жизнь:

Вокруг — мороз, слепящий снег,

И пусто, как в пустыне,

У нас же — радость, детский смех,

Горит огонь в камине.

Спасает сказка от невзгод —

Пускай тебя она спасет.