«Белая книга» с «черной отметиной»

Интервью с министром обороны Украины Анатолием ГРИЦЕНКО.

В последнее время украинские законодатели не слишком радуют Министерство обороны, проваливая ряд законов, относящихся к политико-военной сфере. Поэтому принятие Верховной Радой 23 февраля в новой редакции закона о пенсионном обеспечении и социальной защите военнослужащих, равно как и внесение изменений в госбюджет, стало для украинских военных своеобразным подарком ко Дню защитника Отечества. Парламент, обеспокоенный тем, как идет финансирование Вооруженных сил (ВС), принял решение, по которому упрощена система реализации избыточного военного имущества, а полученные средства направляются на социальные нужды военнослужащих и развитие ВС.

Финансирование армии всегда было головной болью министров обороны. От выделяемых средств зависят и перспективы реформирования армии, и ее боеготовность, и моральное состояние солдат и офицеров. В 2005-м украинская армия впервые была профинансирована в полном объеме. Более того, оборонный бюджет в нынешнем году увеличился на 51%, и теперь доходит до 9 млрд. гривен. Однако без проблем не бывает. В этом мы убедились в разговоре с министром обороны Украины Анатолием ГРИЦЕНКО.

— Анатолий Степанович, если судить по Белой книге «Оборонная политика Украины — 2005», которую Минобороны представило 23 февраля, то прошедший год для армии был в целом успешным. Что бы вы отнесли к факторам, которые в 2005-м мешали вам в реализации задуманного?

— Прошлый год был очень непростым: две смены правительства, бюджет был утвержден лишь в конце марта, стоимость топлива вдвое превысила цену 2004-го, сокращение численности армии составило 40 тысяч человек… И все же, по итогам года мы добились вполне приличных результатов.

Показатели боевой подготовки по сравнению с 2004-м выше в среднем на 40—50%. Приоритет был отдан подготовке Объединенных сил быстрого реагирования ОСБР. В Сухопутных войсках программы огневых стрельб и вождения боевых машин выполнены на 100%, прыжков с парашютом — на 115%; средний налет экипажей армейской авиации ОСБР вырос с 40 до 90 часов, воздушных сил — с 57 до 86 часов, экипажей морской авиации — с 10 до 67 часов. Налет летчиков-штурмовиков превысил 140 часов за год. Это рекордные показатели для нашей армии. Все учения проводились с боевыми стрельбами. На полигоны вышли и совершили боевые пуски ракет полки и бригады, до того не покидавшие пределы гарнизона в течение пяти-семи лет. Это стало возможным благодаря хорошо скоординированным действиям Минобороны, Генштаба, всех звеньев управления Вооруженными силами. Кроме того, в прошлом году отлично сработало Министерство финансов — деньги на счета Минобороны поступали по графику, ритмично и в полном объеме. Такое в военном ведомстве было зафиксировано впервые за 15 лет!

Что же касается негативных факторов, то в стенах министерства непреодолимых преград я бы не выделил. Что нужно делать стратегически — нам было понятно, детальная оценка ситуации внесла лишь коррективы в тактику действий. Времени на раскачку не было, а потому напряженная работа началась с первого дня. Достаточно быстро сложились продуктивные и доверительные взаимоотношения с заместителями, с начальником Генерального штаба, инициативы и решения министра находят понимание в офицерском корпусе и постепенно внедряются в жизнь войск. (Попутно отмечу, что в 2005-м «гражданское» Министерство обороны впервые за 15 лет определило Генеральному штабу исходные данные для планирования и конкретизировало задачи Вооруженных сил до 2011 года. До этого военные вынужденно ставили себе задачи сами и сами же под них разрабатывали программы реформирования.)

Не буду рисовать абсолютно безоблачную картину: факторы «сдерживания», конечно же, были, но они не системные, а скорее персонифицированные. Далеко не все оказались готовыми воспринять заданный министром темп преобразований.

— Речь идет о генералитете?

— Вы знаете, нет. Генералы в большинстве своем — люди исполнительные и ответственные, хорошие менеджеры, готовы работать день и ночь, если им ставят разумные и понятные задачи. Нужно было переломить атмосферу недоверия, неверия в успех, ведь за 15 лет реформирования, при частой смене министров эти люди получали противоречивые приказы типа «стой там — иди сюда», с ними не очень-то советовались при принятии ответственных решений, не всегда давали возможность проявить себя в полной мере, даже в пределах полномочий. Об этом говорят они сами. Итог — планы, которые невозможно выполнить, вместо радости успеха — ощущение вины. Стремительное сокращение армии без надлежащего ресурсного обеспечения ее развития угнетало оптимизм и боевой дух этих людей. Нужно было включить их в активную, инициативную работу, добиться успеха на ключевых направлениях, причем в 2005-м, а не через три-пять лет. Мы ведь помним ожидание успеха, которое царило в обществе после Майдана. Армия — не исключение. И на этом пути был задан достаточно высокий темп, который выдержали многие, но не все. По крайней мере, не сразу.

Внешние факторы для Минобороны менее благоприятны, скажу очень дипломатично. С большим сожалением констатирую: мало кого из должностных лиц государства интересует уровень боеготовности армии, сыты ли солдаты и во что они одеты, как часто летчики поднимаются в воздух, а моряки — выходят в море, на какие средства и в каких условиях живет семья лейтенанта, почему молодые офицеры уходят из армии или хуже того — из жизни, почему армию нельзя и дальше сокращать такими бешеными темпами. Вы видите, у меня на столе добрый десяток телефонов, но звонков с подобными вопросами я не получаю. А вот доступ к ресурсам армии интересует многих...

— Планы по реформированию и финансированию армии находят поддержку у ваших коллег по Кабмину?

— Думаю, во всем мире нет министра, довольного своим бюджетом. Это аксиома. Но когда не хватает денег, выделяют приоритеты. Так поступают в семье, решая, купить машину, отремонтировать дом или заплатить за учебу ребенка в университете. Решают коллегиально, на семейном совете. Правительство так не работает. И это большая проблема. К примеру, проект бюджета рассматривается на Кабмине неоднократно, но решения по сути проекта не принимаются. Озвученные под стенограмму и переданные на бумаге предложения министра переадресовываются Министерству финансов, и оно — учитывает их, полностью или частично, либо отбрасывает, по своему усмотрению. Аргументы министра слушают, но не всегда слышат. А потом за подписью премьера бюджет направляется в парламент. Как бы от имени правительства. С жестким требованием в адрес министров — не критиковать публично, всячески поддерживать. Так у нас понимают корпоративную этику. На мой взгляд, это порочная практика, и она должна быть остановлена. Ведь ни министр финансов, ни даже премьер-министр не имеют права принимать решения вместо правительства. И это не открытие или выдумка Гриценко, так по закону. Независимо от фамилий — Тимошенко или Ехануров, Азаров или Пинзеник…

Я понимаю, что пост министра финансов — это адская работа, когда практически все вокруг — враги или недовольные. Но, на мой взгляд, так происходит именно потому, что Минфин по факту выполняет функции, которые относятся к прерогативе исключительно правительства как коллегиального органа, а по военным вопросам — еще и президента и возглавляемого им Совета национальной безопасности и обороны Украины (СНБОУ).

Министерство финансов отвечает за баланс доходов и расходов, и это очень важно. Но не Министерство финансов должно определять, сколько денег выделить на армию, а сколько — на образование или медицину. Потребности формируют отраслевые министры, а затем Кабмин, а не Минфин, должен определить приоритеты и соответственно сформировать бюджет. Такой практики у нас нет.

Я так и не смог убедить министра финансов в том, что жизнь солдата Вооруженных сил «стоит» столько же, сколько военнослужащего Службы безопасности, Внутренних войск или Пограничных войск.

— Вы говорите о диспропорции в обеспечении и финансировании армии и других силовых структур?

— Да. Когда гибнет военнослужащий, то сумма компенсации его семье не может быть в десятки
раз (!) меньшей только потому, что служил он танкистом, а не милиционером или пограничником. Аналогичная ситуация и с денежным содержанием офицеров, генералов. Пусть мне объяснят доходчиво: почему командир армейского корпуса, отвечающий за жизни более 10 тысяч человек, за тысячи единиц военной техники, имеющий зону ответственности на территории десятка областей, получает меньше, чем начальник отдела в правоохранительных органах, у которого в подчинении 10 человек и 10 стульев? Думаю, никто не объяснит — ни мне, ни командиру корпуса. Но изменить эти диспропорции Минобороны не может — годами! При разных министрах и правительствах!

Значит, проблема системная. Она только усугубляется, когда при решении государственных вопросов в своих заблуждениях или амбициях высокие чиновники заходят слишком далеко. Тогда аргументы снизу или по горизонтали не воспринимаются, а распоряжения свыше — не выполняются. Даже когда соответствующее решение обсуждается и принимается коллегиально, на самом высоком уровне — СНБОУ — и вводится в действие указом президента.

— Вы не преувеличиваете?

— Нет, я отвечаю за свои слова. К примеру, президент, выслушав на СНБОУ доклады министра обороны и министра финансов по военному бюджету, свою позицию изложил достаточно твердо и внятно: Министерство финансов — это оператор, который регулирует бюджетные потоки и держит баланс, но оно не должно и не будет определять, сколько денег выделять на развитие армии, это вопрос правительства, СНБОУ и президента. Точка.

И казалось, точка была поставлена — подписью президента под указом, зафиксировавшим декабрьское решение СНБОУ по проекту военного бюджета. Указ возложил на правительство ответственность за гарантированное финансирование армии в пределах 8,9 млрд. гривен, причем с января, независимо от поступлений от продажи избыточного имущества. А еще — за единые стандарты страхования жизни военнослужащих для всех силовых структур. Однако решение не было принято во внимание, и в Раду, «от имени правительства», направили проект бюджета иного содержания.

Итог — в январе—феврале армия финансируется даже хуже, чем в первые месяцы прошлого года. Но ведь тогда, после выборов, в бюджете была дыра в десятки миллиардов! И ведь выровняли ситуацию и обеспечили стопроцентное финансирование, и Минфин тогда сыграл ключевую, позитивную роль. А сейчас, после утверждения парламентом существенно большего бюджета на оборону, ситуация не улучшилась. Наоборот, она близка к критической: выполнение программ развития армии остановлено, войска дожигают переходные запасы топлива, и если ситуацию не выправим, боевую подготовку придется свернуть полностью. Деньги поступают фактически на зарплату и коммунальные услуги…

Составленное Минфином помесячное бюджетное расписание неприемлемо для армии (не для Гриценко!), поскольку не дает возможности выполнить ни программу жилищного строительства, ни работы по ремонту и модернизации вооружения, ни научные исследования по развитию новых образцов техники. Нам предлагают деньги в третьем—четвертом кварталах, когда построить дом либо отремонтировать корабль — уже невозможно: технологический цикл строительства дома — год-полтора, ремонта корабля — шесть-семь месяцев. Плод созревает под сердцем матери девять месяцев, и за три-четыре — ну никак не получится, даже если платить пособие по беременности в тысячекратном размере.

А дальше — либо деньги не используются (для армии теряются), либо используются с нарушениями (переводятся в задолженность), а за это карает Счетная палата. Тупик…

Исчерпав возможности решения вопроса с Минфином, я был вынужден обратиться к президенту — Верховному главнокомандующему с предложением еще раз рассмотреть вопрос финансирования армии на СНБОУ.

— Одна из ключевых проблем для Минобороны — обеспечение жильем военнослужащих. Каким образом военное ведомство решает эту проблему?

— В прошлом году нам удалось существенно продвинуть решение жилищной проблемы. Цена одного квадратного метра жилья возросла на 35% по сравнению с 2004 годом, деньги на строительство начали поступать лишь со второго полугодия. Но даже в этих условиях мы построили и приобрели военнослужащим 6537 квартир, против 2811 в 2004 году (в 2,3 раза больше). Акцент мы делаем прежде всего на использовании строительных предприятий Минобороны. Возводимое ими жилье намного дешевле, чем то, что предлагают на рынке.

Для контрактников с прошлого года мы строим современные общежития, европейского уровня, без преувеличения. Можете проверить — в трех «пилотных» бригадах они уже заселены. В этом году будут построены новые и в других соединениях.

— В соответствии с законом о бюджете, в текущем году армия должна получить 2 млрд. гривен за счет продажи излишков военного имущества. Сумма огромная. Существуют планы по передаче функций реализации недвижимого имущества от Министерства обороны к Фонду госимущества (ФГИ). Это облегчит или усложнит финансирование армии?

— Сначала давайте уточним: реализация недвижимого имущества производится не Министерством обороны, а уполномоченными правительством организациями, их более десятка. Право на реализацию имеют госкомпания «Укрспецэкспорт», ее дочерние предприятия, Национальная сеть аукционных центров, ряд других организаций, в том числе два предприятия Минобороны (работает фактически одно).

Я за то, чтобы предприятия Минобороны были лишены права продажи недвижимости, и проект соответствующего решения правительства уже готовится по моему поручению. Наверное, кто-то посчитает меня, мягко говоря, «непрактичным» — по собственной инициативе лишился подконтрольного министру механизма пополнения бюджета. Но я готов пойти на такой шаг, чтобы не выслушивать обвинений в узковедомственном подходе или хуже того — в желании заработать (и такое слышал). При этом — как член правительства, я категорически против лоббирования одной структуры, монополиста, для продажи имущества.

Одни лоббисты предлагали все ресурсы армии немедленно передать для продажи «Укрспецэкспорту», не вышло (кстати, эту идею не поддержал сам руководитель компании). Пришли другие — давайте, мол, все ресурсы немедленно передадим Фонду госимущества, пусть продает он и только он. Хочу подчеркнуть: фамилии не имеют значения — Шмаров или Бондарчук, Чечетов или Семенюк. Это системно неверный подход.

Люди, которые предлагают президенту подобные решения, осознанно или по заблуждению, действуют в угоду чьим-то корыстным интересам. Печально то, что явно лоббистские предложения подаются главе государства в обход министра обороны, как позиция правительства, хотя на заседании Кабмина этот вопрос не обсуждался и решение не принималось. И это — тоже системно неверный подход.

В качестве аргументов для передачи функций продажи ФГИ используются результаты проверки Счетной палаты, которая по итогам работы Минобороны в 2001—2004 (!) годах вскрыла целый ряд серьезных нарушений. Это правда, нарушения были. И зафиксированы они не только Счетной палатой: я лично направил в Генпрокуратуру и суды не одну папку дополнительных материалов о нарушениях за тот период. Есть ли нарушения сейчас? К сожалению, есть, и периодически они вскрываются. Но, во-первых, их стало на порядок меньше. Во-вторых, министр обороны немедленно передает все подозрительные материалы, выявленные собственными и внешними контрольными органами, для правовой оценки в прокуратуру.

А теперь давайте честно ответим на вопрос: за упомянутый период, 2001—2004 годы, в Фонде, которому предлагают передать монопольное право продажи всего армейского имущества, были нарушения или это была кристально чистая структура? Всем известно, что были, и украдено у государства через ФГИ в сотни раз больше, чем по линии Минобороны — «Криворожсталь» тому подтверждение.

А теперь я вам открою «секрет» — все объекты, подлежащие продаже, на бумаге имеют смехотворную остаточную стоимость, в десятки раз ниже рыночной. Чтобы государственная собственность не уходила по низкой цене, правительством предусмотрена процедура независимой, рыночной оценки стоимости объектов. Такую оценку производят множество частных компаний, но лицензию на право оценки они получают где? В Фонде госимущества. Так было раньше и так есть сегодня. И при всем при этом злоупотребления имеют место.

К примеру, на прошлой неделе мне доложили о выявленном факте скрытой, без разрешения Минобороны, продажи частному предприятию «Чайка» двухэтажного дома в Киеве, возле метро «Лукьяновская», площадью 2500 квадратных метров. Компания-оценщик, с лицензией ФГИ, оценила квадратный метр примерно по 1000 гривен, хотя рыночная цена —раз в десять выше. Оценщики сознательно пошли на занижение цены, их потом лишат лицензии — но миллионы уже в кармане. А судья и нотариус закрыли глаза на нарушение закона при оформлении документов сотрудником хозрасчетной организации Минобороны. Я немедленно передал материалы в прокуратуру, надеюсь, нам помогут аннулировать сделку и привлечь всех виновных к ответственности.

Но ясно, что существующая система дает сбои. И предохранитель в лице ФГИ все еще ненадежен. Это не упрек моей коллеге Валентине Семенюк. У нее от более масштабных проблем голова идет кругом, и она физически не в состоянии проверить правильность тысяч сделок, лицензий, оценок и т.п.

Давайте говорить откровенно: если есть сомнения в честности Гриценко, Семенюк, кого угодно — нужно принимать кадровые решения. Если сомнений нет, тогда усилия всего правительства нужно направить на создание прозрачного и эффективного механизма продажи имущества. Вместо того чтобы упорно продавливать монопольные, по своей сути, решения. Тем более в ходе выборов и на фоне все более очевидных бюджетных проблем.

Если сегодня просто остановить работу всех уполномоченных организаций по продаже имущества и заняться передачей этой функции исключительно ФГИ, я уверен, что первые поступления из прописанных в бюджете 2 млрд. гривен Минобороны получит не раньше октября. Плюс упомянутые организации понесут финансовые потери по договорам продажи, которые у них в работе уже несколько месяцев. Начнутся многомесячные судебные тяжбы. Кто при этом ответит за срыв финансирования армии?

Я неоднократно высказывал озабоченность и аргументы Минобороны на заседаниях правительства и СНБОУ. Их разделяют в Минэкономики, «Укрспецэкспорте», секретариате Кабмина, профильных комитетах Верховной Рады. И все же, не исключаю, что может быть принято иное решение. Я его не пойму, но приму, однако при этом должно быть гарантировано ритмичное финансирование армии в соответствии с утвержденным бюджетом.

— Будучи непрофильным министром, на недавнем заседании правительства вы были одним из тех, кто выступил категорически против украинско-российских газовых соглашений, подписанных 4 января. Какими аргументами вы руководствовались?

— Из выступлений профильных министров, понимающих толк в экономике, мне — неспециалисту — стало понятно, что подписанные соглашения не выгодны Украине. Они непрозрачные и нерыночные по своей сути. Поскольку, как оказалось: (a) цена газа, его транзита и хранения в ПХГ определялась не балансом спроса-предложения на рынке, а путем закрытых переговоров и без директив правительства; (б) вместо диверсификации и конкуренции вдруг возникла частная компания-монополист; (в) взаимные обязательства сторон асимметричны и явно не в пользу Украины; (г) на внутренний энергетический рынок в одностороннем порядке допускается иностранная компания, создается угроза банкротства наших предприятий; (д) никто не знает реальных акционеров «РосУкрэнерго», которые получали и далее будут получать миллиардные прибыли; (е) Украина не имеет гарантий поставок газа, равно как и твердых обязательств России по обеспечению его годичного баланса и т.д. и т.п. Вопросов задавалось много, но убедительных ответов на них не было. Отсюда и позиция, пусть непрофильного, но члена правительства и СНБОУ, которого не может не волновать вопрос энергетической безопасности и независимости нашего государства.

— В прошлом году обсуждалась идея присвоить воинским частям имена исторических деятелей. Когда в Украине появятся полки имени Симона Петлюры и Степана Бандеры?

— Многие части и соединения Вооруженных сил, других воинских формирований давно носят имена выдающихся исторических деятелей и видных военачальников. Упомянутых вами имен в названиях воинских частей нет. Такие предложения обсуждались в министерствах и ведомствах в прошлом году, но окончательного решения не принято. Я разделяю позицию тех, кто предлагает не проявлять спешки в этих вопросах. В силу разных причин — незнания истории, неоднозначного восприятия в обществе и других. К примеру, в моем родном суворовском училище, ныне военном лицее им. Богуна, обращение «богунцы» воспринимается с уважением и гордостью, хотя поначалу не все было гладко. Нет уверенности в том, что всеми с пониманием сегодня будет воспринято обращение «бандеровцы» или «петлюровцы». Думаю, взвешенные подходы к решению таких чувствительных вопросов помогут найти историки, деятели культуры, журналисты, социологи.

— Как я вижу, суть проблемы лежит в той же плоскости, что и отношение украинцев к Североатлантическому альянсу. По вашим прогнозам, в 2006-м Украина может начать выполнять План действий относительно членства в НАТО (ПДЧ)?

— Украина имеет такой шанс. Если говорить о сфере ответственности Минобороны, то шанс стопроцентный, и мы готовы закончить выполнение ПДЧ в течение полутора-двух лет. Но в альянс принимают не вооруженные силы, принимают страну. Или не принимают. Если стратегическая цель определена, а она определена и зафиксирована в решениях президента, Верховной Рады, СНБОУ и правительства, значит, нужно эффективно работать на ее достижение. Прежде всего — по линии Минюста, Минэкономики, правоохранительных и судебных органов. И более активно разъяснять гражданам все наши шаги по линии Украина—НАТО.

— На прошлой сессии парламент не принял ряд законов, касающихся сотрудничества Украины с НАТО. Первый — об использовании альянсом нашей транспортной авиации, второй — о допуске подразделений иностранных государств для участия в военных учениях на территории Украины…

— Оба упомянутых закона — на самом деле не о НАТО, а об Украине и ее собственных интересах. Если говорить о первом законе, то украинские авиакомпании, имеющие транспортные самолеты, уже давно выполняют заказы НАТО. И не ждут принятия закона, потому что компании зарабатывают миллионы долларов, а это — рабочие места и инвестиции в развитие отечественной авиапромышленности. Будет принят закон — получить заказы станет легче, конкурируя с российскими компаниями; кроме того, наши самолеты больше не будут арестовывать в странах НАТО.

Второй закон — тоже об Украине и для Украины. Нам нужна армия боеспособная или армия для воинских ритуалов и парадов? Если боеспособная, значит, нужно проводить военные учения. Закон предусматривает, например, двусторонние учения со Словакией. У нас есть совместный инженерный батальон «Тиса», который должен выполнять задачи по ликвидации последствий наводнения в Закарпатье. Солдат нужно готовить к действиям в экстремальных ситуациях? Нужно. Значит, учения нам нужны, и их нужно проводить. Я готов обосновать необходимость каждого из запланированных шести учений — для нашей армии! Причем здесь НАТО или Россия?

И потом — на данном этапе, за три месяца до начала учений, речь уже идет не только о военных аспектах, но, вообще говоря, о деловой репутации государства Украина. Ведь не только у нас есть парламент, есть они и в странах-партнерах. Парламенты этих государств (а) дали разрешение на участие их подразделений в учениях на территории Украины, (б) приняли бюджеты, в которых предусмотрены средства на подготовку и проведение учений. Правительства этих государств (в) уже частично расходовали выделенные парламентами средства на подготовку личного состава и техники. Уже (г) решаются вопросы таможенного контроля, транспорта, оформления виз, проведены планирующие конференции… И на этом этапе Украина скажет, дескать, извините, мы передумали? При том, что наши солдаты тоже выезжают в зарубежные страны для проведения шести учений на их территории. И некоторые уже состоялись, и никто не передумывал нас приглашать…

Я уверен, что учения будут проведены в согласованные сторонами сроки. После 26 марта депутаты войдут в берега и начнут решать государственные вопросы более рационально и прагматично. В интересах Украины и ее граждан. Не исключаю, что Верховная Рада проголосует законопроект о военных учениях еще до выборов.

— На заседании правительства, на котором принимался Целевой план Украина—НАТО на 2006 год, некоторые министры выступали против. Означает ли это, что в украинском правительстве существует оппозиция вступлению Украины в альянс? Или же опять сыграли свою роль предвыборные соображения?

— Действительно, возражения у трех членов правительства были. Из категории иррациональных: нужно ли нам сейчас, в ходе выборов, принимать документ, в названии которого присутствует слово НАТО? Профильные министры дали пояснения, и они оказались убедительными. Премьер очень мудро подвел черту под обсуждением: он зачитал список, если не ошибаюсь, 19 министерств и ведомств, в которых проект Плана внимательно изучался и получил «добро». В этом списке оказались ранее поставленные согласующие подписи руководителей «сомневающихся» министерств. Все рассмеялись и …перешли к следующему вопросу повестки дня.

— Министр обороны России Сергей Иванов недавно заявил, что Украина, вступая в НАТО, должна будет изменить Конституцию, поскольку, дескать, в Основном Законе записано, что наша страна — внеблоковое государство. А еще он говорил об угрозе дестабилизации в Украине в случае вступления в НАТО. На ваш взгляд, чем вызвано такое заявление российского чиновника?

— Что касается Конституции, то, я думаю, Сергея Иванова подвели помощники. Аргументация абсолютно неверная: в Конституции нет положения том, что Украина — внеблоковое государство. Прозвучал аргумент, который иногда ошибочно приводят и отечественные юристы. Такие как Степан Гавриш, который считается юристом высшей квалификации. Напомню, что его предлагали в Конституционный суд…

Касательно факторов дестабилизации в Украине, думаю, российским руководителям следует воздерживаться от такого рода заявлений. Пока ни одна из стран, вступивших в НАТО, не была по этой причине дестабилизирована. Справится и Украина. Я бы с большей благодарностью (говорю об этом искренне, не как министр, а как гражданин) оценил подобное предостережение со стороны России в адрес предыдущей украинской власти, когда в 2004 году она пошла на массовые нарушения прав граждан — избирателей, кандидатов в президенты, журналистов. И довела ситуацию в стране до точки кипения. Фактор дестабилизации тогда был более чем очевиден — для всех, и многие партнеры пытались помочь Украине. «Официальная» Россия молчала, ее не волновали нарушения конституционных прав украинских граждан, подавление свободы слова. А «неофициальная» Россия поддерживала непопулярную в народе власть. ЦИК еще не успел объявить результаты голосования, а возглавляемая представителем России группа наблюдателей от СНГ уже браво отрапортовала по всем телеканалам, что выборы в Украине прошли «честно и демократично». Потом звучали неоднократные поздравления «победителя», который в конце концов таки сошел с дистанции… Я думаю, что Украина сама разберется со своими факторами дестабилизации, стабилизации. И свой путь она выберет сама.

— 15 февраля отмечалась годовщина вывода советских войск из Афганистана. Сегодня некоторые политики призывают отправить украинских солдат в эту страну для поддержания мира и стабильности. Минобороны в числе сторонников или противников этих планов?

— Этот вопрос предметно не обсуждался. Мое личное мнение — я бы советовал воздержаться от такого шага. Афганистан в Украине помнят, и воспоминания эти очень горькие, со слезами на глазах. Миротворческий потенциал Украины можно более успешно задействовать в других странах.

— В предвыборный период армию подозревают в том, что она будет использована в качестве админресурса. И если вспомнить прошлые выборы, то эти подозрения нередко были обоснованны…

— Могу заверить наших граждан в том, что ВС не будут использованы как инструмент административного ресурса и не окажут негативного воздействия на избирательный процесс. Страна очень болезненно пережила выборы 2002-го и 2004-го. Думаю, уроки вынесли все. Как министр сделаю все, чтобы армия стояла вне политики.

28 декабря, накануне выборов, издана директива министра обороны №Д-49, которой определен порядок действий командиров в ходе избирательной кампании. Запрещено проведение агитации на территории воинской части. В то же время военнослужащие могут ознакомиться с избирательными программами, встретиться с кандидатами в депутаты за пределами части — если есть такое желание. Скажу честно, меня самого как избирателя многие партии уже достали рекламой несбыточных обещаний. Могу предположить, что далеко не все захотят тратить время на предвыборные встречи, тем более что большинство лидеров избиратели видели в во власти, и мнение о них уже сложили.

Всем военнослужащим командиры предоставят возможность принять участие в голосовании. Ключевое слово здесь — возможность, а не обязанность, поскольку до сих пор с командира спрашивали за явку его подчиненных. Теперь этого не будет. Никто не будет принуждать солдат идти на избирательный участок. Участие в выборах — это проявление гражданской ответственности, возможность повлиять на ход событий в своей стране. Но заставлять голосовать нельзя. Это уже — админресурс. Солдат получит увольнительную, а пойдет он голосовать или в кино с девушкой, следить не будет никто. В армии не будет разнарядок на распространение агитпродукции партий либо указаний, за кого голосовать или не голосовать 26 марта. Если зафиксируем нарушения, будем привлекать к ответственности.

— Почему вы сами не баллотируетесь в парламент? Насколько я знаю, вам предлагали место в проходной части списка одного из блоков…

— Предлагали, это правда. Но вы знаете, что президент рекомендовал руководителям силовых структур воздержаться от участия в выборах. В принципе, кто-то мог и ослушаться, ведь по закону и министр-силовик имеет право баллотироваться в парламент. Но я оцениваю позитивно тот факт, что Гриценко, Дрижчаный и Луценко не участвуют в выборах в Верховную Раду. Возможно, это перестраховка, призванная снять подозрения в том, что силовые структуры задействованы как админресурс. Но на данном этапе, считаю, она оправданна. Слишком свежи в памяти президентские выборы, когда силовые структуры, прежде всего МВД, в нарушение закона влияли на ход избирательной кампании и в значительной степени — на ее исход. И еще — это уже, наверное, личностный фактор: работа в исполнительной власти, на мой взгляд, дает больше возможностей реализовать свой потенциал и свои замыслы. Министр, в пределах компетенции, имеет право самостоятельно принимать решения, и вскоре он видит их результаты. Рычаги влияния депутата в этом смысле ограничены и результаты не так очевидны.

— Каким вы видите свое будущее после 26 марта? Вы готовы и далее работать в правительстве, возглавляемом, например, Юрием Ехануровым, Юлией Тимошенко или Виктором Януковичем?

— Первое — я готов работать в правительстве и дальше. Тема армии мне понятна, интересна, и многое уже удалось. Второе — сегодня никто не назовет фамилию премьера в новом правительстве. Для меня важны не персоналии, а поддержка правительством тех шагов, которые продуманы, утверждены и приведут к подъему армии. И, наконец, третье — если выбор кандидата на пост министра обороны будет базироваться на оценке результатов работы, то я чувствую себя уверенно. Если же должность министра-силовика станет предметом торга в подковерной борьбе за кресло или доступ к ресурсам, не буду в этом участвовать.