Ненавижу эту фразу. И не только потому, что в первых рядах действительно гибнут те, кто первым берет на себя ответственность за происходящее. Каждый раз, натыкаясь на очередной некролог, ты пытаешься представить себе, насколько мог бы измениться мир, если бы в нем остались жить Рома Ратушный или Максим Кривцов, или Глеб Бабич. На каких сценах блистал бы Василий Слипак. Сколько молодых спортсменов воспитал бы Темур Юлдашев. Сколько ролей было бы впереди у Васи Кухаря. И повторяешь помимо воли: «Гибнут лучшие».
Вот только парадокс в том, что гибнут на самом деле разные. И жить остаются тоже разные. А мы видим лишь цифровой след от живых людей, мысленно сортируя их на героев и статистов.
— Ты видел? *** погиб! Только что Телеграмм-канал написал. Да как же так? Такой человек и погиб…
— Да нет, это его полный тезка. В другом канале уже опровержение написали. И сам он на связь выходил только что.
— Ну, слава Богу. А то я уже мысленно некролог начал писать.
Про полного тезку, которого на днях привезут на сельское кладбище, никто никогда не узнает. С равной долей вероятности он мог быть как настоящим героем, так и растяпой, который подставился под выстрел по беспечности или незнанию. Он мог быть никому не известным гениальным поэтом. Мог перед смертью решать на колене нерешаемые математические задачки. Мог принять нестандартное решение и спасти весь взвод ценой своей жизни. Мы этого не узнаем. У него не было в соцсетях страницы, где за его жизнью можно было наблюдать практически в режиме прямого эфира. Рядом с ним не было кого-то, кто мог бы рассказать миру, каким он был при жизни.
«Война забрала у нас ***. Не забудем. Не простим. Покойся с миром, мы отомстим за тебя!». С фотографии с черной ленточкой смотрит человек, которого я знала.
— Гибнут лучшие!
— Цвет нации!
— Какое у него мужественное лицо… Почему уходят лучшие?
В комментариях под некрологом «гибнут лучшие» густо перемежается свечечками, желто-синими картинками и рыдающими смайликами.
Те, кто знал об обстоятельствах смерти, переговариваются шепотом, чтобы не добивать раздавленных горем родных.
— Это каким надо быть дебилом, чтобы пройти столько заварух и погибнуть на третьей линии под хмельком…
— Так им же говорили перед выездом — там наши минные шлагбаумы стоят. Только ножками. Нет, лень тащить пленку по дождю было. Решили «на авось».
— Да не они это решили. А пивасик, который дернули перед выездом. На голову ж не летит. Можно и расслабиться. Расслабились…
*** на потрепанном джипе вытащит раненых побратимов с безнадежной позиции. Нагло, среди бела дня, под непрекращающимся обстрелом. Нарушив прямой приказ командира «не соваться». Точно зная, что шанс прорваться — минимальный, но единственный для тех, кто в рацию безнадежно просит там про эвак для двух тяжелых. Никто, кроме спасенных побратимов, не скажет ему: «Ты — лучший». Потому что он останется жив, цел, хотя и контужен. В качестве награды получит выговор и пойдет воевать дальше. Если ему повезет — через пару лет его спишут по возрасту, он вернется к семье и тихой неприметной жизни. И о его подвигах вспомнят только после его смерти. Если, конечно, останутся живы те, кому будет что вспомнить.
У общества, наблюдающего войну в прямом эфире, благодаря современным технологиям, вырабатывается четкая градация «лучшести» и степени героизма. И неважно — смотрит обыватель единый марафон или читает модного блогера в соцсетях. Погиб — по умолчанию герой. Тяжело ранен — герой, но рангом попроще. Ранен легко — ну, и славненько, листаем дальше. Жив, цел, периодически выходит на связь — явно воюет так себе, потому что крайне подозрительно. Ничего о нем не знаем — значит ничего выдающегося и нет…
Те, у кого стержень покрепче, продолжает делать свое дело. Те, кто послабее, скатываются в бесконечный комплекс «ненастоящего» бойца. Вот уже половины роты в живых нет. А вторая половина — по четвертому разу через «стабик» проходит. И только у него — ни царапины. И не потому, что он был на нуле меньше остальных или успешно пережидал штурмы в санчасти с мнимой болячкой. Нет, воевал наравне со всеми, а иногда и отчаяннее. Просто повезло. И такое случается.
Жизнь на нуле — своеобразная лотерея без правил. Ты можешь быть одним из лучших бойцов в своем секторе, план будет продуман до мельчайших подробностей, аптечка укомплектована, и ты сумеешь ею грамотно воспользоваться, пути эвака будут продуманы и продублированы, поддержка арты и аэроразведки обеспечены — казалось бы, ты держишь под контролем практически все. Но твою жизнь обрывает случайный прилет или ошибка соседнего подразделения, или внезапно заглохший движок корча, или еще что-то, что невозможно было предугадать. Твои знания и умения в десятки раз повысят шансы на выживание. Но все равно не дадут стопроцентной гарантии.
А может быть с точностью до наоборот — ты окажешься единственным выжившим на ППД после прилетевшего КАБа только потому, что рухнувшая под удачным углом плита оставит тебе минимальное пространство, чтобы дождаться помощи. И ты останешься тем самым «ненастоящим» героем, обреченным до конца жизни таскать внутри вину за то, что почему-то остался жив. Разрушая себя изнутри и не находя внутренней опоры для этой жизни.
«Гибнут лучшие» — автоматически отзываемся мы на известие об очередной смерти. Забывая о том, что не смерть делает их лучшими. Лучшими их делает жизнь. А смерть… Смерть уравнивает всех. Впрочем, как и война.