О том, что задач перед новой властью стоит великое множество, одна сложнее другой, начали говорить задолго до того, как стало известно, что это будет за власть. Как только с вопросом власти кое-как разобрались, задачи на новоизбранного посыпались сразу и как из рога изобилия. Среди тех, кто не сумел — или не счел нужным — выдержать паузу, оказалась церковь. На следующий же день после инаугурации президента Священный синод УПЦ (по данным «ЗН», внеочередной, собранный по инициативе патриарха Московского Кирилла, накануне находившегося в Киеве) принял обращение к Виктору Януковичу. В котором, кроме приличествующих случаю поздравлений, заверений в молитвах, пожеланий и абстрактно очерченных надежд на «самоотверженное служение людям», было поставлено несколько весьма конкретных задач.
Поспешив со своими «наказами» новой власти, Священный синод УПЦ подложил этой власти свинью. Очередную — в ряд с другими «русскими инициативами» вроде всенародно распиаренного благословения на президентство от патриарха Московского и приказа провести русский парад в Севастополе от президента России. О «русских» корнях этой инициативы можно говорить более-менее определенно. Во-первых, судя по церковным событиям в России, патриарх Кирилл привык ковать железо, пока запах мира не выветрился. Во-вторых, «задачи», сформулированные в обращении, — это фактически те же инициативы, которые более-менее успешно реализует руководство РПЦ в России.
О том, как напористо и относительно успешно патриарх Кирилл проводит в жизнь идею «государственного православия», написано достаточно. В российском политическом истеблишменте и СМИ обсуждается проект документа, который официально провозгласит православие «моральной основой модернизации», то есть идеологией нынешнего руководства Кремля. Что автоматически сделает РПЦ — единственного правомерного «держателя православия» в России — государственной церковью.
Для успешной реализации церковно-государственных программ в России продвигается обязательное «православное образование» — как минимум в школах, а в перспективе и во всех учебных заведениях всех ступеней, официальная должность капеллана в воинских частях и присутствие священнослужителя во всех учреждениях пенитенциарной системы, государственная поддержка религиозных информационных проектов. А также «положительное решение» имущественного вопроса — полная реституция церковной собственности, включая не только храмовые сооружения, но и движимое имущество, когда-либо находившееся в пользовании церкви.
Все эти моменты присутствуют в обращении Синода УПЦ к Виктору Януковичу — очень кратко и четко изложенные. Никого не должно вводить в заблуждение то, что в обращении не указано, какой именно церкви надо это все отдавать, возвращать и обеспечивать. Характерно, что в списке героев, приведенных в качестве примеров для подражания украинскому руководителю — Богдан Хмельницкий и Петр Сагайдачный. Которые, кроме всего прочего, были активными борцами с поляками-католиками и с греко-католицизмом на украинской земле. Что в те времена автоматически делало их защитниками православия. А церковь — носительница «истинного православия» — у нас одна, известно какая. Собственно, нашего новоиспеченного гаранта за нее и агитировать не надо.
Интересно, что у некоторых из перечисленных инициатив, которые сейчас активно апробируются в России, уже есть история и здесь, в Украине. Но они все равно прозвучали в обращении. Например, снова поднимается вопрос школы, хотя уже разработаны программы предмета «Этика веры». Кстати, при участии представителей церкви, в частности УПЦ. «Верхнее» начальство признало достижения слишком малыми? Вероятно, ведь в обращении речь идет не о какой-то абстрактной «вере» и ее «этике», а именно о «православной культуре» и «Законе Божьем». По аналогии с российским экспериментальным курсом «Основы православной культуры». Который в самой России не находит пока особой популярности у населения.
Также довольно давно и относительно успешно реализуется в Украине программа передачи собственности, в советское время изъятой у религиозных организаций. Можно спорить о том, как именно ее «делят» между конфессиями, — но только об этом. Почему же возникли претензии у авторов обращения на предмет собственности? Мало отдали? Не тем отдали? А, не все отдали! Дело в том, что это у нас передают храмовые сооружения, землю под постройку церкви, молитвенные дома и т.п., без чего церквям действительно затруднительно реализовать свою миссию. Можно вспомнить также о том, что было построено или отремонтировано/отреставрировано за государственные деньги и деньги, выделенные из местных бюджетов, и передано в собственность церкви. Уже и разговоры о том, что государство должно еще что-то там вернуть и компенсировать, последние годы приутихли. Однако в обращении этот вопрос снова звучит. Теперь, по примеру России, украинское государство должно вернуть не только недвижимое, но и движимое имущество, которое когда-либо находилось во владении церкви. И раз по недвижимому оно уже почти «в расчете», то пора переходить к «движимому».
При том, что здесь «российский опыт» пока состоит в основном из протестов музейщиков, историков и искусствоведов из-за передачи того или иного произведения искусства, требующего особого режима хранения, или плохого состояния того, что уже было передано. Режим церковь обеспечить не может. Не говоря уже о том, что из спецхранов музеев иконы перемещаются, например, в храмы элитарных поселков, в которых «чужие не ходят», и таким образом это превращается просто в дорогие подарки церкви власть имущим и денежным мешкам.
Нет оснований думать, что у нас будет иначе. Во всяком случае, в том, что касается подарков. Не знаю, подлинный перстень сына Ярослава Мудрого подарен Виктору Януковичу в честь инаугурации митрополитом Владимиром или нет. Но сам по себе акт дарения говорит о том, как именно церковь может распорядиться памятником культуры.
Обычно в этот момент звучат призывы «за справедливость». Действительно, разве не справедливо отдать то, что было отнято? Справедливо, конечно. Но когда мы начинаем говорить о справедливости, особенно «исторической справедливости», мы ступаем на весьма зыбкую почву. Справедливо вынуть из музеев все, что принадлежало церкви, и отдать прежнему владельцу? Допустим. Но что делать с частными коллекциями, в которых этого церковного имущества ничуть не меньше? Что продиктует нам справедливость? Экспроприировать? Выкупать за бюджетные деньги?
Вопрос о «справедливости» уводит нас в настоящие дебри, когда мы попытаемся рассудить, кому что отдать. Вернее, тут он очень быстро начинает звучать как «чья возьмет?» Что к справедливости уже точно никакого отношения не имеет.
К вопросу о «справедливости» приводит и высказанное в обращении утверждение, что возвращение собственности необходимо церкви для выполнения ее миссии в обществе. Не хочется опускаться до обсуждения автопарков предстоятелей/епископов и подсчета карат на панагиях. Разъяснения о «статусе предстоятеля», которому не комильфо ездить на чем-то поскромнее или «никак невозможно отказаться от подарка», навязли у одних в зубах, у других в ушах. Но это действительно те, кому «не хватает» для «нормальной работы»? И еще раз о справедливости. Это справедливо — требовать «возвращения» ценностей у государства, которое не в состоянии содержать собственных пенсионеров, сирот, а также достойно оплачивать работу своих граждан-бюджетников? Почему оно, возглавляемое такими богатыми людьми, при этом такое бедное — тоже вопрос, который можно адресовать, в частности, представителям церкви, благословляющим этих людей во власть. И это тоже, кстати, о справедливости. А именно об уроке большевистского «церковного разгрома», который не хочет воспринимать ни русская, ни украинская церковь: если становишься частью государственной машины и играешь по ее правилам, пеняй только на себя, когда люди свою нелюбовь и недоверие к этой машине распространяют и на тебя.
Именно в русле превращения в часть государственной власти ведет свою церковную политику патриарх Кирилл. На всей своей «канонической территории», в том числе в Украине. Учитывая его очевидное влияние на теперешнего украинского президента, он, возможно, здесь рассчитывает на больший успех, чем в метрополии. Впрочем, он и там сумел предложить государственному руководству то, в чем оно на самом деле нуждалось, — дельную идеологию для достижения единства собственного народа. «Единство» не сходит с его уст и здесь. И это понятно — для нас это тоже весьма актуально.
Мы много говорим о необходимости единства. Не задумываясь о том, что на данном этапе и в некоторых областях жизни нам надо не «единство» даже — просто мирное сосуществование. Более того, «единство» — вроде «украинской поместной церкви» — становится словом-игрушкой, которую каждый политик, и светский, и церковный, просто использует в своих интересах. И зачастую — против нас.
Например, «церковное единство» в Украине в данный момент исключает примирение. Потому что единство это может быть достигнуто только методом ущемления тех, кто в это «единство» не вписывается. Во всяком случае, подобный сценарий не то чтобы совершенно невероятный. И как раз для него церковное примирение в Украине — совершенно лишнее. Потому что оно предполагает в перспективе (и в идеале), если украинские церковные лидеры между собой договорятся, равноправное сосуществование не одной, а минимум двух православных и одной греко-католической украинских церквей.
Но это плохо вписывается в перспективу «единства», продвигаемую Московским патриархатом. Поэтому возможность спокойно договориться между собой путем прямого диалога УПЦ и УПЦ КП быстро пресекли (при участии, кстати, человека из окружения нынешнего президента). «Договорной» сценарий «уврачевания раскола» не устраивает слишком многих. Вернее, слишком сильных.
Точно так же нет диалога между православными и греко-католиками, тоже претендующими на часть «киевского пирога». По словам предстоятеля УГКЦ не было даже попыток начать переговоры — все немедленно упирается в «разгромленные епархии». Тем временем судьба УГКЦ — предмет спора (торга?) между Москвой и Римом. Пока здесь поддерживается церковная «холодная война», судьба наших церквей решается вне пределов нашей страны людьми, никак не заинтересованными в Украине.
Даже если учесть внегосударственную природу церкви, наше собственное примирение, в том числе религиозное, — это наше внутреннее дело, которое никто за нас не сделает. Можно было бы начать хотя бы с того, что просто «не есть друг друга» — не только в пост. Но поспешное обращение Синода УПЦ к президенту Януковичу разочаровывает тех, кто надеялся на такую возможность — ведь это даже не напоминание о том, что «он должен» за предвыборный пиар. Это демонстрация намерения влиять, пользоваться преимуществами и если и вести диалог, то непременно в положении «сверху».
Что же до сути самих «задач» — то несерьезно это. Ведь если по справедливости (последний раз, честное слово!) — к реализации программ, с которыми УПЦ обращается к президенту за поддержкой, не готова ни она, ни даже все церкви и религиозные организации Украины, вместе взятые. Для того чтобы нести свет просвещения всем — от детей в колыбелях до оболтусов в университетах, нужно иметь хотя бы хорошо подготовленных педагогов. Для того чтобы воспитывать «мораль в обществе», надо уметь разговаривать с обществом (о том, как наши церкви умеют — вернее, не умеют — это делать, говорит отсутствие хотя бы одного успешного церковного медиапроекта). Для того чтобы владеть произведениями искусства и памятниками культуры, надо уметь их ценить и хранить. Отдельные полезные инициативы и социальнозначимые программы, чей успех полностью зависит от человеческих качеств каждого отдельно взятого батюшки-организатора или сестры-катехитки, а не от целого института церкви, — это повод надеяться, что в будущем все у нас получится. Но до и для наступления этого будущего нужна колоссальная «работа над собой» внутри церкви, кооперация между церквями, между церквями и обществом, и только потом — между церковью и властью. При существующем положении вещей в любой украинской церкви стремление занять позиции в школах, армии, информационном пространстве и т.д. — это, скорее, попытка застолбить территорию, чем реальная, уже сегодня существующая возможность работать на этой обширной ниве.