Принесите мне голову крокодила

—Билл, да это просто монстр!

— О, да, Джо. Это суперкрок! Смотри, это только его голова — не меньше шести футов в длину!

— Хо-хо! Вот так находка! Поздравляю, Билл!

После чего Билл, палеонтолог с внешностью провинциально­го Джеймса Бонда, отправляется из Сахары, где он раскопал голову доисторического крокодила, в путешествие, намереваясь ловить крокодилов в Ниле, Амазонке и в индийских джунглях. Эти приключения крайне необходимы Биллу. Он обмерит нужное количество особей в разных частях све­та (причем мы сосредоточимся на самых крупных из них), чтобы реконструировать египетского суперкрока. За всем этим мы будет наблюдать благода­ря телегруппе Нэшнл Джеографик. В результате головокружительных авантюр, в которых наши герои показывают чудеса храброс­ти и мастерства, мы зрим в финальных кадрах чудовищного, гигантского крокодила, вышед­шего из рук скульптора-реконст­рукто­ра по данным, собранным Биллом по всему свету. Суперкрок с распахнутой пастью, динамично изогнутым телом отныне будет потешать в каком-нибудь музее ребятишек, причем самые любознательные прочитают на табличке познавательную информацию: кто это, откуда, какой эпохе принадлежит и даже какой при­близительно силой обладают челюсти. Глядя на экранный экшн с ловлей очередного амазонского чудовища (О, Боб, это кажется действительно крупный крок! Черт, он меня задел! Сначала работа, раной займемся потом!), понимаешь, как бледны эти «Последние герои» и прочие реалити-шоу. Мне, пожалуйста, еще о крокодилах. И о загадке Всемирного потопа. И про финикийцев. Да, и пирамиды заверните.

Что ж, научное знание в «неопопсенном» виде слишком сложно для ума неспециалиста. Прош­ли времена Паганелей, уверенно чувствующих себя во всех естественных науках сразу. То есть не прошли, конечно — этот идеал и сегодня воплощает «нормальный образованный человек». Но не ученый. И не для них, конечно, а для этого «нормального образованного» и, разумеется, любознательного нынешние медиа-паганели конструируют свои информационные продукты.

Впрочем, все эти «ловли крокодилов», хоть и вызывают кривые ухмылки у биологов и палеонтологов, делают и для них свое великое дело. Чем совершеннее становятся технологии, тем дешевле подобный медиапродукт и тем большую аудиторию он охватывает. А значит, тем большую прибыль приносит. Ну почему бы Биллу не продать череп своего «дракона» с помощью дружественной его науке медиакампании, чтобы потом в течение года иметь, за что ковыряться в менее презентабельных, но не менее важных для ученого позвонках и берцовых костях? И медиакампания не в накладе. К тому же у нее есть Миссия, поддерживаемая Госдепартаментом и всем мировым научным сообществом — популяризация науки. Ведь на самом деле, чтобы заниматься наукой в наше время, надо быть энтузиастом. Фундаментальные исследования — совсем не та область, на которой легко разбогатеть. А при нынешнем уровне специализации это еще и не та область, где можно стать любимцем человечества. Какое бы гениальное открытие ты ни совершил. Вот вы, например, помните, кто стал лауреатом Нобелевской премии в области химии в позапрошлом году? В лучшем случае вспомню, за что приблизительно дали. Но фамилия...

Что же дает суперкрок? Можете не сомневаться, он был изучен, описан и обсосан на конференциях так, как тому следует быть. Он занял свое место в классификациях, трудах и учебниках по палеонтологии, стал пищей для размышлений множества ученых. В том случае, разумеется, если раньше не было аналогичных находок. Но как бы там ни было, суперкрок, ставший шоу, демонстрирует нам захватывающее приключение под названием Настоящая Наука. Вот он — герой — ловит крокодилов, штурмует барханы, метр восемьдесят, раздвоенный подбородок и непременно ПиЭйчДи. Вы все еще мечтаете о карьере агента ФБР? Да вы там будете всю жизнь бумажки перекладывать! Настоящие мужчины занимаются палеонтологией!

Конечно, когда мы пишем о падении интереса к науке, нужно уточнять: к науке как профессиональной деятельности. Причем в данном случае — все равно, в какой части света. Связано ли это с зубодробительными требованиями ВАКа у нас или сравнительно невысокими доходами профессуры у них. Вообще же пипл к знаниям тянется. Сейчас — не менее чем тогда, когда «Клуб кинопутешествий» собирал возле экранов все население одной шестой части суши. И с популярностью Сенкевича (у нас) не тягаться ни палеонтологу Биллу, ни даже его суперкроку. Да что там Сенкевич! Даже академик Капица-сын со своим «Очевид­ным — невероятным» был настоящей суперзвездой советского теленаучпопа. Рейтинги тогда, конечно, никто не мерил, но то, что спрос на такие программы был, сомнений не вызывает. Думаете, теперь все не так, потому что люди другие? Да нет. По­купают же все эти НГшные да ВВСшные «познавалки». Science, Nature, Scientific American кто-то в файлообменники выкладыва­ет, не успевают они сойти с типографского станка, а тут уж их рас­хватывают, как горячие пирожки. К тому же у телевидения и прессы появился серьезный конкурент в распространении знаний — Интернет и его клоны.

Вот где знания, наконец, срослись с развлечением, породив понятие «инфортеймент». Процесс в области научного знания готовился долго — литературой, кино, СМИ. Жюль Верн сделал для «Нэшнл Джеографик» не меньше, чем братья Люмьер — набросал стратегию. Идея «развлекая обучать», подавать знания в легкой форме, не углубляясь в подробности, оказалась еще и довольно доходной — люди с готовностью платят за продукт, расширяющий кругозор. Что ж, теперь расширить кругозор можно по любому вопросу, не тратя на это ни больших денег, ни много времени. Достаточно набрать в окошке поисковика интересующее тебя слово. Если раньше профессура сообщала нам, студентам, под большим секретом, что «не надо забивать голову цифрами и данными — надо только точно знать, где их можно посмотреть», то теперь эта «университетская мудрость» несколько пообтрепалась. Как где посмотреть? В Гугле, конечно. Или там в Яндексе.

Да, — скажет со вздохом ревнитель серьезной науки, — это широко. Но это поверхностно. Это в конце концов не наука, а лишь то, что выходит на поверхность, подается в готовом виде в качестве образовательного материала. Но распространение знаний совсем не исчерпывается научпопом. Это лишь то, что доступно мне, массовому пользователю. Однако дело в том, что те же законы распространения знаний работают и в профессиональ­ной науке. И именно там, где они усвоены, научные разработки становятся наиболее эффективными. Кто такой палеонтолог Билл? Вымышленный персонаж. На самом деле его нет ни в деб­рях амазонских лесов, ни в индийских джунглях, ни тем более в Австралии. Его прообраз сидит в Сахаре и выкапывает следующего доисторического водяного гада. Иногда он приезжает в свой родной Эл-Эй, чтобы прочитать курс лекций в Беркли, порыться в библиотеке, написать кусочек монографии и свозить детей в Си-Ворлд. А тем временем Джо замеряет крокодилов Амазонки. Пит — в своем флоридском зоопарке измеряет силу укуса. Мэри берет кровь у милых крокодильчи­ков и производит анализ в своей сиднейской лаборатории. Все эти люди знают о существовании друг друга, хотя, возможно, никогда не встречались и даже не говорили по телефону. Они делают ту работу, которую умеют, зна­ют и, возможно, любят. Боль­шинству из них, наверное, даже не будет любопытно посмотреть на скульптуру суперкрока, которая сконструирована где-то в Ка­наде благодаря их работе. Зачем им скульптура? Попса это все.

Глубина и узость исследований одного ученого компенсируется сотрудничеством в рамках крупного интегрированного исследования. Да, это было и раньше — на уровне одной лаборатории, в которой каждый сотрудник копался в своем, а потом выпускали к конференции тезисы на полстранички, подписанные шестью фамилиями. На уровне института — хоть это была уже несколько неповоротливая структура, зато «мозгов» объединяла больше. Информационные технологии предлагают гораздо более рациональные структуры. И, соответственно, более эффективные. Каждый член подобного комьюнити может делать то, что он может, когда может и как может, с единственным условием — его исследования идут по оговоренному плану, а результаты становятся достоянием всего комьюнити. У группы может быть координационный центр, в самом финале конструирующий из массы разрозненных данных нечто цельное, а может не быть.

Сейчас в науке очень многое зависит от возможностей, готовности и умения каждого ученого интегрироваться со своим научным интересом в глобальные исследования. И усилия каждого отдельного ученого ценны именно в контексте исследований его коллег. То есть такой аспект, как легкий и постоянный доступ к информации, умение ориентироваться в информационных потоках, становится не менее важным в развитии науки, чем прочие аспекты. Формулировки типа «Быть ли украинской науке» в этом контексте кажутся нонсенсом, потому что, выйдя на этот информационный уровень существования, наука теряет национальную принадлежность. Это уже не достояние республики, отдельно взятого НИИ и даже одной лаборатории. Даже в тех случаях, когда речь идет о какой-то достаточно узкой разработке. А что говорить о разработках ресурсоемких, междисциплинарных? Надо ли делать акцент на таком нюансе как доступ к базам данных, возможный теперь для любого ученого в любой точке планеты — знай только, где искать. На возможностях, скрытых в распределенных вычислениях. Все это обеспечивает колоссальный по объему прирост знаний.

Мы, возможно, пока вообще не в состоянии оценить масштабы этой волны, разогнанной информационными технологиями. Тем более мы не в состоянии оценить свое собственное место в этом завоевании. А определенную функцию в этом процессе выполняет каждый из нас, вторгающихся в информационное пространство. Но по крайней мере те же технологии дают нам возможность со своего обывательского дивана посмотреть на пену, которая переливается всеми цветами радуги на ее гребне.

— Хороший укус! Билл, если учесть пропорции, сила укуса твоего доисторического крока — что-то около тонны!

— Ничего себе зубки!