Журавли над конвертером

«Однажды высоко в небе я увидел клин журавлей. Они мирно курлыкали. Но вот птицы поравнялись с цехами «Азовстали». Первый из журавлей приблизился к эпицентру конвертерного цеха, где над трубами дожигается СО. И тут лидер стаи резко свернул, буквально на 90 градусов. За ним тут же развернулась вся стая. Значит, даже при пролете на огромной высоте птицы почувствовали обжигающий жар, поднимающийся на километры вверх от завода. К сожалению, никто не обращает внимания, что таким образом бесцельно тратится огромное количество тепла в нашей стране. Мы в прямом смысле отапливаем небо тепловыми отходами со своих металлургических заводов.

А я знаю, как вернуть тепло городам. Это будет буквально даровое тепло, которое хоть как-то компенсирует жителям индустриальных центров их экологические тяготы в связи с необходимостью жить рядом с металлургическими заводами, безобразно загрязняющими воду и воздух. Я знаю, как использовать это тепло на пользу людям и сделать в конвертерных цехах и прилегающих городских кварталах воздух чистым...»

Эти слова принадлежат инженеру-сталеплавильщику Владимиру ЛОМАКИНУ, почетному металлургу, заслуженному изобретателю СССР, действительному члену Европейской академии естественных наук. Он автор не одного десятка изобретений, нашедших широкое применение в промышленности. В этой статье пойдет речь только об одном его агрегате, который обещает революцию в производстве металла и при этом избавит от многих экологических бед, неразрывно связанных с металлургией.

Интервью корреспонденту еженедельника «Зеркало недели» Владимир Максимович начал с рассказа о том, что идея принципиально нового металлургического агрегата родилась у него под влиянием трагических событий, свидетелем которых изобретатель был во время работы на разных заводах Украины и России.

— Мои патенты появились на свет в результате тщательного анализа причин крупнейших аварий, — рассказывает Владимир Ломакин. — Обычно в телевизионных новостях, кинофильмах мы видим, как красиво разлетается искрами металл на металлургическом заводе. Но в кино не показывают, как горят живые люди в цехах этих же заводов. И вообще в металлургии как-то не принято говорить о катастрофах, авариях на производстве и прочих мало приятных вещах, с которыми связано получение металла. А я, к сожалению, лично был свидетелем множества трагедий с печальным исходом на различных предприятиях.

Например, при мне в 1961 году оборвался ковш с расплавленным металлом весом в 200 тонн в цеху, где находились люди. Вмиг 64 человека оказались в расплавленном металле. Один за другим они вспыхивали, как факелы. Много раз я видел, как обрывалась фурма (устройство длиной 19 метров, полметра в диаметре, с тоннами воды, опускаемое на тросе). При этом множество людей травмировалось, обжигалось, становилось инвалидами. Когда я работал мастером и начальником цеха, то самому не раз приходилось на руках выносить покалеченных коллег.

— Владимир Максимович, может, это вам так не везло?

— К сожалению, нет. Об авариях в металлургии не принято вспоминать. Это о трагедиях на шахтах уже стало правилом открыто писать в газетах, показывать по телевидению похороны погибших шахтеров. А у металлургов традиция другая — информация здесь более закрытая. Как-то на конференции металлургов я попросил поднять руки тех, у кого фурма обрывалась в шлак. В ответ — молчание.

Тогда я по-другому поставил вопрос: «Пусть поднимут руки те, у кого она не обрывалась в шлак?» Тоже молчат. После окончания конференции подходят ко мне специалисты с разных заводов и говорят примерно одно и то же: «Никому не говори, но у меня два раза обрывалась фурма»; «И у меня!»; «И у меня! При этом раскаленные куски металла по полтонны весом разлетались по цеху на сорок метров». «А у меня, — рассказал один из участников, — взрыв был такой силы, что разворотило громадный котел-утилизатор, четыре месяца ремонтировали. При этом два человека мгновенно превратились в пепел...»

На той же конференции я поделился с коллегами своими опасениями на тему, что нам до сих пор еще везло — не произошло самого страшного, что могло произойти в этих случаях. Когда я прихожу домой после смены, на которой видел перемещение фурмы, мне часто потом снится один и тот же сон: будто над моим городом летает бомбардировщик с водородной бомбой…

Я живу в Мариуполе — городе металлургов. Мне становится страшно при мысли о беде, которую могут принести наши современные вертикальные конвертеры. С ними в любой момент может случиться все что угодно. Но самое страшное, что может произойти, — это если фурма с двумя тоннами воды оборвется с высоты в конвертер. Она как стрела проткнет плавку, на поверхности которой лишь тонкая корочка окислов. Теперь представьте — внутри огненного пекла оказались две тонны воды. Она разложится на водород и кислород. Эта чудовищная бомба взорвет не только завод, но и город. И некуда будет деться. Пока это, к счастью, лишь гипотетический вариант. Но если он станет реальностью, страшнее ничего не придумаешь.

В подтверждение могу рассказать об одном случае, свидетелем которого я стал. Мой начальник смены заливал чугун в печку. Сверху металл покрылся корочкой. По технологии ее нужно тихонько пробить и не спеша начать заливать чугун. Однако начальнику смены с его места было плохо видно, что происходит с этой корочкой. Он забрался на печку и начал наклонять ковш на глазок. Корка в один момент разорвалась. И тут, к несчастью, из крышки вылилось полведра воды, а на воду попало полтонны расплавленного чугуна...

Всего полведра воды, а взрыв был такой, что прикрепленные к полу рельсы были оторваны и отброшены на 30 метров. Начальника смены тоже отбросило взрывной волной далеко в сторону, к счастью, он упал на что-то мягкое. Придя через некоторое время в себя, он понял, что родился в рубашке.

Подобные случаи на моей памяти происходили не раз. Поэтому я взялся за разработку нового сталеплавильного агрегата, устроенного таким образом, чтобы сталевару не нужно было даже подходить к плавке. Ведь сегодня сталевары как ни в чем не бывало ходят под конвертерами, а это очень рискованно. Мой новый агрегат позволяет почти полностью исключить подобную опасность для сталеваров.

— Понимаю, что это может прозвучать кощунственно, но тем не менее ситуация в промышленности такова, что вряд ли только ради безопасности своих работников владельцы заводов пойдут на переоснащение производства…

— О людях у нас всегда думали в последнюю очередь. И сейчас мало что изменилось. В советское время мы дорого заплатили за то, что попытались догнать Соединенные Штаты по количеству выплавленной стали. Чтобы увеличить производство, тогда в мартенах начали продувать кислород. Как следствие, в цехах появился бурый дым — окислы железа, потому что из каждой плавки вылетает в воздух 30—40 тонн железа. Никакие очистные сооружения в цехах при этом не предусматривались. Я тогда работал в Магнитогорске начальником цеха. Мне начали жаловаться металлурги и их жены, что дышать нечем, а среди населения резко выросло количество онкологических заболеваний. Оно и понятно — в цехах на расстоянии вытянутой руки почти ничего не было видно от вредных выбросов.

В городе тоже было не продохнуть. Над улицами стелился красный и бурый дым. Он и стал главным катализатором онкологических заболеваний: рака горла, легких… Я начал думать, что делать. Было понятно, что возможности крайне ограничены, так как никто не позволит даже на сто тонн сократить производство металла. Но как же тогда сохранить годовое производство в 156 млн. тонн по стране, а дым убрать?

Ответ очевиден — надо отказаться от продувки. Но за счет чего тогда дорастить производство до требуемых объемов? Ведь отказ от продувки кислородом сокращает плавку на 30%, и тогда производство в стране сократится до 118—120 млн. тонн. Никто этого не позволит. Тогда я предложил загружать лом большими конвертерными совками через окна в передней стенке. Если сократить время завалки лома всего до 20—30 минут, можно было бы убрать продувку кислородом. А также избавиться от бурого дыма из трубы…

— Но трубы еще и сейчас дымят в Украине, и в городах металлургов порой все еще не продохнуть…

— Не только в Украине дымят, но и в России. Дело в том, что владельцам металлургических предприятий не хочется ничего менять. Ведь необходимо вкладывать какие-то средства, а «жаба давит». И обратиться за решением этого вопроса буквально не к кому. На всех совещаниях по металлургии, в которых мне довелось принимать участие, присутствуют только чиновники разного рода. Среди них встречал даже… начальника пожарной охраны. Постоянно вижу академиков, которые знают металлургию только по книгам и очень далеки от реальной жизни в сталелитейной промышленности. Среди этой публики не встречал ни одного человека — специалиста по варке стали, который понимал бы суть дела. Естественно, я выгляжу среди них белой вороной. Не удивительно, что после моих выступлений часто слышал от них странные слова: вы, мол, только мешаете нам спокойно работать. Это я — новатор с реальными запатентованными предложениями — мешаю им!

— Но, может, все было бы по-другому, если бы ваше изобретение обещало прямую и быструю прибыль, а не только пользу экологии — снижение уровня загрязнения воздуха в цеху и городе?

— Ничего подобного! Дело в том, что именно резкое увеличение производства и удешевление продукции — основное достоинство моего изобретения. Но это тоже не привлекает владельцев. И это при том, что украинская металлургия требует срочной модернизации. С таким архаичным производством она после выхода из кризиса попросту не сможет конкурировать ни с китайцами, ни с румынами, ни с турками. По данным, приведенным журналом «Вестник металлургии» еще в 2006 году, на модернизацию сталеплавильного комплекса объемом 3 млн. тонн металла в год у нас нужно потратить от 1,2 до 1,8 млрд. долл. То есть удельные затраты на одну тонну выплавленной стали составят 400—600 долл. Я же предлагаю модернизировать комплекс за треть этой суммы. Причем основные параметры моего многокамерного горизонтального конвертера будут гораздо лучше. К тому же, как я уже отмечал, он еще и радикально разрешает экологические проблемы.

— Ваше изобретение называется «Многокамерный горизонтальный конвертер В.Ломакина и способ выплавки в нем». Могли бы коротко описать суть этого изобретения?

— Обычно плавка происходит в вертикальном конвертере. Это гигантское сооружение высотой с 15-этажный дом. В него заливается до 350 тонн металла. Я же условно разделил его пополам и положил на бок. При этом продувка кислородом осуществляется не одной фурмой, а тремя. Создается температура в 1500—1550 градусов по Цельсию.

Правда, у нас сталь чаще всего выплавляют не в конвертерах, а в весьма архаичных мартеновских печах. Так сложилось еще со времен Хрущева. И, например, на «Азовстали» плавка длится 15 часов с весьма активным участием людей. А на моем агрегате весь процесс занимает 20—30 минут, при этом все процессы автоматизированы.

У меня в патенте достаточно много усовершенствований менее принципиальных, но очень эффективных. Так, завалка лома производится большими совками, а чугун при моей системе заливается скоростным способом. Для этого не нужны неудобные желоба, применяемые сейчас. К тому же в моей конструкции газы отдают тепло следующей плавке, а затем поступают на котел-утилизатор. Есть много и других ноу-хау.

— Владимир Максимович, а как вы рассчитываете утилизировать тепло? Расскажите, пожалуйста, об этом, но без лишних технических деталей.

— В традиционной схеме при вертикальном расположении конвертера газы из него выходят на высоте 50 метров. Преимущество моего решения в том, что все расположено буквально на земле. В моей разработке всего три агрегата — три котла работают, выплавляя 10 млн. тонн стали. Поначалу я думал разместить рядом с ними электростанции. Останавливало то, что обойдется это во столько же, сколько стоит один мой агрегат. Понятно, что никто в нынешних условиях не согласится столько заплатить за модернизацию. Тупик?..

И тут мне пришла мысль (кстати, во время сна, точнее, бессонницы, одолевшей в последнее время), как использовать уже имеющееся оборудование. В чем изюминка изобретения?.. Это мое ноу-хау, которым я очень горжусь. И сейчас оно проходит процесс патентования.

— Китай уже успел модернизировать свою промышленность и со своими ценами на металл успешно теснит нас на международном рынке. Как обстоит дело с рентабельностью на разработанном вами агрегате?

— У меня цены будут на 20% ниже китайских. А по сравнению с турецким, европейским металлом украинский будет на 30% дешевле.

— Вам удалось рассказать об этих преимуществах непосредственно владельцам заводов? Уж они-то должны быть заинтересованы в увеличении прибыли.

— Непосредственно ни с кем из хозяев заводов мне не удалось встретиться. А переговоры с людьми, представляющими владельцев, результата не дали. Они, видимо, озабочены только сегодняшним положением дел, получением прибыли и выведением ее за рубеж. Иначе их инновационную неподъемность я объяснить не могу. Мне даже советовали (не знаю, насколько это соответствует истине) для успешного решения вопроса с внедрением изобретения на предприятии дать представителю хозяина солидную взятку.

Как-то мне довелось выступать на телевидении, и я решил прямо обратиться к зрителям и рассказать о сложившейся ситуации. Я не побоялся объявить по ТВ, что могу за полгода сделать бесплатной электроэнергию во всем Донбассе, где металлургических заводов очень много. Это будет косвенная польза от внедрения изобретения. Если я запущу эту технологию, то у меня не только весь сталеплавильный комплекс будет работать на сэкономленной энергии, но еще удастся отопить и города, где расположено это производство. Должны же люди получить хоть какую-то компенсацию за то, что рядом дымит завод!

— Ну и какова была реакция после выступления?

— Не раз мне звонили с угрозами, мол, не вмешивайся в движение многомиллиардных капиталов, угомонись, а то пожалеешь!

— Вы не испугались? Вам что, действительно больше всех надо в этой стране?

— Я уже ничего не боюсь, мне лично ничего не надо — хочу только внедрить свое признанное во всем мире изобретение, чтобы бедные люди не мерзли зимой. Правда, угрозы были столь серьезны, что я перестал обращаться через ТВ к широким слоям населения…

— Равнодушие нашего бизнеса к инновациям известно. Что вы собираетесь делать дальше?

— Если мне дадут где-нибудь возможность внедрить свое изобретение, то я сам построю первый конвертер и вместе с друзьями и коллегами-сталеварами — героями труда и лауреатами государственных премий — сварю сто плавок и покажу специалистам и журналистам, за что боролись...

А дальше, как говорят знаменитые сталевары, грузи нас в машины и отправляй на свалку, где посади березку с надписью: «Эти металлурги были людям и Богу угодны». Все! Нам больше ничего не нужно. Я храню бумагу, на которой лучшие сталевары двух стран — Украины и России — подписались, что они готовы поехать на любой завод, чтобы запустить уникальный агрегат, проработать необходимое время, наладить плавку и показать преимущества новой технологии.

P.S. Справка для скептиков, которые пожелают упрекнуть «ЗН» в том, что еженедельник поддерживает очередного самонадеянного изобретателя с манией величия. На агрегат Ломакина уже получен американский патент, патенты в Индии, Китае, России и, естественно, в Украине. То есть изобретение получило широкое международное признание. Уважаемые специалисты-металлурги из ведущих промышленных государств мира не раз называли агрегат Ломакина самым выдающимся изобретением в металлургической промышленности за последние 150 лет.

Эта история как-то невольно навевает воспоминания о другой выдающейся разработке украинских ученых-металлургов — установке для непрерывной разливки стали. Сколько о ней писали в советской прессе! Не было газеты или журнала, которые не посвятили бы многих страниц, прославляя великое изобретение. Тем не менее не нашлось ни одного завода, который реализовал бы тот выдающийся проект. Впоследствии стало известно, что новый принцип внедрили в Японии, Австрии и других странах. А затем нашим умельцам (уже в годы независимости) как-то удалось наладить производство в Украине изобретенных у нас же линий по непрерывной разливке стали… по чужим патентам.