ВОЖДИ ИЗ ПЕНЫ

Наши ученые не раз утверждали, что за развалом украинской экономики и науки стоят хорошо спланированные козни МВФ и других серьезных международных организаций. Правда, говоря это, академики тут же подчеркивали, что это «не для печати» и что они откажутся от своих слов, если я попытаюсь процитировать их мысли в СМИ...

Что это? Издавна присущая нам привычка обвинять в наших бедах кого угодно (татарское иго, ляхов, москалей, масонов...), только не самих себя — в неумении противопоставить неблагоприятным внешним обстоятельствам силу гражданского общества, личный патриотизм, убедительность национальной идеи...

Или в этих упорно повторяемых жалобах все-таки есть какой-то резон? Ведь независимые ученые из знаменитого Римского клуба в начале 70-х смело заявили, что растущее население Земли никогда не достигнет уровня жизни американцев, так как для этого понадобится пять таких планет, как Земля... Я не спрашиваю, лучше ли после этого заявления стало жить людям из бедных стран, чем гражданам из «золотого миллиарда», потому что ответ известен. Хочу только узнать: почему не слышно в СМИ новых эпатирующих прогнозов членов Римского клуба? Что, им нечего больше сказать нам? Или на планете с тех пор все уже в полном порядке?.. Но мы знаем — ответом на вызовы эпохи стало внезапно развернувшееся и набирающее силу движение антиглобалистов. И ультраправых, ряды которых особенно разрастаются в благополучной Западной Европе.

В общем, здесь есть над чем поразмыслить. Интересен в этом отношении отчет директора Института мировой экономики и международных отношений академика Юрия Пахомова на заседании Президиума Национальной академии наук Украины 12 июня. Свежую пищу для размышлений дал, к примеру, сравнительный анализ опыта проведения рыночных реформ в транзитивных (т.е. переходных) экономиках разных стран. В частности, докладчик обосновал идею о непригодности для переходных (особенно поставторитарных) экономик ни одной из известных в мире реформаторских моделей. Оказалось, что главным для успеха реформ является искусство комбинирования фрагментов (разных в разных случаях) общепризнанных моделей с добавлением своих уникальных подходов.

Тут же вспомнилось, как всем нам почти десять лет внушали, что «надо быть как все» и что негоже изобретать в реформах «свой велосипед». Выходит, и тут в погоне за новомодным чужим мы оконфузились. А ведь еще в начале девяностых из стен ИМЭМО шли предупреждения о недопустимости копирования чужого опыта. Речь шла прежде всего о рецептах МВФ. В докладе в ходе сопоставительного анализа рыночных реформ в Украине — с одной стороны, и в Польше, Чехии и Венгрии — с другой — был дезавуирован миф, будто бы успех названных трех стран связан с более последовательным, чем у нас, использованием рецептов МВФ. Учеными института на обширном материале еще в середине 90-х годов было доказано, что эти страны, наоборот, отличались от нас игнорированием или же только имитацией эмвээфовской рецептуры. Поэтому они существенно обогнали Украину.

Доклад объяснил многое, о чем в нашем обществе давно по привычке говорят полушепотом. Одновременно он вызвал и немало вопросов. За их разъяснением обозреватель «ЗН» обратился к академику Юрию Пахомову.

— Юрий Николаевич, вспоминаются прогнозы Бундес-банка и обещания Руха, что у нас с экономикой будет все хорошо, как только отделимся, поскольку у Украины огромные преимущества перед другими республиками бывшего Союза. То, что стало хуже, естественно — ни одна империя не развалилась так, чтобы потом сразу же стало лучше. Ухудшение работы экономики — это временная, но естественная плата за независимость. Не кажется ли вам, что наша плата становится уже чрезмерной? И это в то время, как у наших соседей жизнь становится лучше день ото дня. К примеру, Словения за те же десять лет в три раза увеличила свой ВВП, а Украина уменьшила на 60%. Я уже не говорю о благополучной Словении — в докладе Президента приводятся данные о средних доходах в различных странах СНГ на человека. Так вот, мы и здесь оказались на пятом месте, почти в три раза отстав от России, в два — от Белоруссии и Казахстана... Не обвинение ли это в адрес украинских экономистов, которым рыночная стихия оказалась не по зубам?

— Экономисты были и есть разные. Одни поддались соблазну обрести имидж радикальных реформаторов. Ведь поддержка модных тогда монетаристских рецептов обеспечивала жизненный успех, достаток и состояние комфорта. Другие, в отличие от них, уже с начала девяностых доказывали недопустимость и пагубность использования навязанной нам извне модели. Иногда последних слушали внимательно и даже соглашались. Но чаще подвергали остракизму.

В России совместно с нобелевскими лауреатами против модели Вашингтонского консенсуса (это и есть модель МВФ) в начале девяностых выступили ведущие ученые, известные в мире как рыночники-реформаторы: Л.Абалкин, Г.Попов, С.Дзарасов, Н.Петраков.

Приводились убийственные факты об уже тогда состоявшихся разрушениях экономик многих стран (Африки, Латинской Америки), а также аргументы о недопустимости взрывного (шокового) псевдорыночного подхода: ведь согласно западным же теориям рыночная экономика не терпит революций. Говорилось о неизбежных разрушениях, прежде всего в сфере наукоемких технологий; о перспективе уничтожения национального интеллекта...

Но бесполезно было бодаться с логикой доминирующих властных интересов — заинтересованности в быстром обогащении верхов и их сподвижников. Ведь рецепты Вашингтонского консенсуса были (кроме прочего) рассчитаны на такое обогащение. Именно хаос, порожденный ультралиберальным шоком (внезапное отпускание «вожжей»), благоприятствовал «разбазариванию» национального богатства, а также его утечке за границу.

Тотальная криминализация, не заставившая себя ждать, подмяла под себя все общество, и это тоже содействовало властному обогащению. И не случайно рядом с представителями власти зачастую оказывались недавние бандиты. Случаи их прямого прихода к власти были тоже нередкими.

— Но ведь в Польше тоже была шоковая терапия. Ее автора — Бальцеровича — до сих пор боготворят в Украине…

— В Польше, где рыночный сектор и до распада соцлагеря был обширным, шок не представлял большой опасности. Но даже там с шоком не смирились, а Бальцеровича уже через три месяца отправили в отставку. Реформы проводили другие люди, их политика была национально ответственной, среди них, например, социал-демократ Г.Колодко. Мы же к «шоковой терапии» совершенно не были готовы. Это все равно что глубоководную рыбу внезапно вытянуть на мелководье. В странах с авторитарной экономикой сначала нужно реформировать государство, сделать его рыночно-ориентированным и постепенно переводить жестко регулируемые процессы в состояние все большей свободы. Экономика не терпит революций, взрывов. Она реагирует позитивно только на плавные изменения.

В Украине же по прямому указанию чиновников от МВФ девизом было отстранение государства от экономики. Это дополнительно содействовало беспрепятственному разграблению страны. А вот поляки начали с укрепления государственного сектора, что и сделало возможным впоследствии проведение высокоэффективной приватизации. Нам же это все не позволялось.

— Как это «не позволялось» — что американские танки стояли на Банковой? Или Президент лежал со связанными руками и выполнял под диктовку чьи-то указы? Ведь даже из МВФ приезжали сюда не фигуры, а какие-то клерки... Неужели украинский Президент должен был выполнять их указания?

— И тем не менее все это нам диктовалось. Дело в том, что Украина была потенциально опасна для Запада уже тем, что в рамках Украина — Россия мог быть реставрирован мощнейший военно-промышленный потенциал. Чтобы уничтожить эту часть экономики, нужно было создать общий хаос. Именно поэтому была навязана модель, которая заведомо обесточивает экономику — выводит из оборота деньги. Лишенная средств экономика оседает, но разные сегменты с разной скоростью. Быстрее других — фундаментальная наука и те высокие технологии, которые трудно коммерциализировать. Таким путем удалось осадить и военно-промышленный комплекс, предотвратить реставрационную динамику России и Украины, являвшихся главными носителями военно-промышленного потенциала обеих стран.

— И все-таки: почему наши западные соседи не приняли губительную модель, а мы и россияне клюнули на эту наживку?

— Модель отвергли не только страны Центрально-Восточной Европы. Так же поступили Дальний Восток (Китай, Вьетнам), Юго-Восточная Азия, а также Испания, Турция, Египет и другие. Причины устойчивости против монетаристского безумия были разные, это особый вопрос. Что же касается западных соседей, то их иммунитет связан с протестными движениями предшествующих периодов. Дело в том, что у наших западных соседей существовало патриотическое движение, которое развивалось десятилетиями. Возьмем Польшу. В этой стране при Советах постоянно все бурлило. А движение «Солидарность» — это не только сметание устаревшего государственного строя, но одновременно и селекция людей. Из массы выделялись самые смелые, неподкупные борцы за идею, готовые сесть в тюрьму, пожертвовать жизнью ради общего блага. Протестное движение — прекрасный фильтр, сито для отбора настоящих лидеров. То же самое происходило в Венгрии, Чехословакии. Когда в советские времена я бывал в этих странах, поражался обилию тех, кто готов беззаветно служить народу и кого народ боготворил. Эти деятели были хорошо видны, они возвышались над остальными. А позже они же (или им подобные) пришли к власти.

У нас протестное движение массовым никогда не было. Диссиденты не были способны выдвинуть достаточное количество людей, которые смогли бы на повороте истории возглавить страну. Зато во всех структурах культивировались конформисты. В отличие от Польши и других стран ЦВЕ, в Украине это не считалось постыдным — просто не было атмосферы осуждения приспособленцев и паразитов. Скорее наоборот. А люди этой породы не могут ни вдохнуть новые идеи в умирающий строй, ни ответственно возглавить новый, когда волей истории он стал реальностью. К власти пришли люди, которые, как пена, были подняты на поверхность. Отбор был по особым критериям — нахрапистость, приспособленчество, алчность. Люди эти не имели твердого морального стержня, идейной закалки, чувства ответственности перед народом. Новую-старую элиту сплошь и рядом дополняли люди деклассированные, с криминальной практикой. И вообще к дележу пирога рванули все, кто понахальнее. Помню, я в то время шел как-то по Крещатику. Возле памятника Ленину сгрудились коммунисты. Их окружила возбужденная толпа, и один из нее закричал: «Раньше вы были возле корыта, а теперь будем мы»...

И представьте коктейль — такие вновь пришедшие и худшие, оставшиеся от старой власти. Поляк, венгр, чех, прошедшие тюрьмы, борьбу, устояли против искушения выйти «из грязи в князи». Да и сама ситуация не позволяла в этих странах таким образом массово состояться. Наши же демократы с партократами оказались идеальной средой для разложения страны. Они быстро смекнули: если краденое будешь в одиночку вывозить за границу, это выяснится, а если потекут мутные потоки, среди них легко упрятать свои деньги... В такой атмосфере ажиотажного разграбления страны формировалась властная элита. Чего же от нее можно было ожидать?

— Но с тех пор минуло десять лет. Уже ясно, кто есть кто в нашей «элите». Кроме того, рецепты МВФ дискредитированы во всемирном масштабе; теперь-то можно выбрать лучшее из мирового опыта?

— У Гете есть выражение: свободен первый шаг, но мы рабы второго... Многое ныне определяется ранее произошедшим. К примеру, утвердившиеся в стране клановость, тотальность поборов, право сильного блокируют свободный бизнес, сковывают интеллектуальный потенциал страны, отпугивают иностранных инвесторов. Низкой является капитализация, мал платежеспособный спрос. И увеличить все это быстро — маловероятно, даже если бы свершилось чудо и деньги потекли рекой.

Оказалось, что деньги у народа легко отнять, но трудно (да и не хочется) отдать. Даже если бы в Украине внезапно появились большие капиталы (это пока маловероятно), был бы риск экономику ими перекормить с деструктивными, если не катастрофическими последствиями. Изголодавшуюся за десятилетие экономику, доведенную до дистрофии, полноценно насыщать деньгами так же опасно, как кормить изголодавшегося человека по обычным нормам. И, как в случае с исхудавшим человеком, тут должно быть проявлено искусство постепенного, поэтапного выведения организма из состояния крайней изможденности. Процесс этот может растянуться на многие годы. Если не проявить высокого монетарного маневра, что нам пока не грозит, опять-таки по корыстным мотивам.

Мстит за себя также и поспешное, никак не подготовленное, авральное вскармливание отечественных капиталистов. Помнится, как реформаторы, предвкушая эру мародерства, издевались над принципом справедливости, называя его реликтом социализма. Оказалось же, что справедливость в любой, в том числе и в рыночной экономике, — категория не только нравственная, но и экономическая. И именно Украина, как ни одна другая страна постсоциализма, проиллюстрировала этот постулат. Именно чрезмерность и внезапность разрыва между богатыми (кучкой!) и бедными (вся страна) стали главным источником блокирования спроса, а значит — самого рынка, а с ним — экономики как таковой. Ведь ни в одной из более чем двадцати постсоциалистических стран не было столь значительного разрыва между стартовым потенциалом и финишным обрывом. Это, кстати, отметил помощник А.Гора, — Оуэн, — выступая в Конгрессе США. Безудержный грабеж — главная причина такого результата.

— На вашу американскую цитату отвечу одесским анекдотом: хотел бы я быть таким умным сегодня, как моя жена завтра… Давайте попрощаемся с прошлым и попробуем понять, что нам мешает построить благополучное общество, к которому на всех парусах мчатся наши соседи?

— Главное — это народный дух, энергетика народа, а также его врожденная склонность к использованию тех или иных регуляторов. Приведу высказывание Ф.Листа (известного экономиста прошлого): «Устраните, — пишет он, — духовное начало, и все, что называется богатством, превратится в мертвую материю. Что стало с сокровищами Тира и Карфагена, с богатством венецианских дворцов, когда дух отлетел от этих каменных масс?»

Конечно, в начале девяностых народ был на подъеме. И если бы выбор пути реформ не искривлялся, не деформировался, успех мог быть обеспечен. Позже, под прессом нищеты и беспросветности, энергия угасла. Подобную ситуацию, конечно же, можно было исправить. И первый импульс не обязательно исходит от роста благосостояния. Достаточно события, вселяющего надежду, — все может резко поменяться в лучшую сторону. Пример тому — Россия. Народ уверовал в Путина, и все пошло наилучшим образом. Примерно так же изменилась ситуация в Китае с приходом к власти Дэн Сяопина. Реформы и в том, и в другом случае по сути упреждались надеждами, рождавшими мощный всплеск энергии созидания.

Но в Украине, кроме «веры-безверия», специфику имеют и другие, от духа производные факторы. Как выявилось в последние годы, страна не склонна к формированию и использованию четко выраженной, эффективной системы рыночно ориентированных регуляторов; ее ментальность (система ценностей) продуцирует регулятивную размытость, аморфность, что пагубно сказывается на развитии, и это особенно нестерпимо в переходный период, когда решается задача перевода экономической системы из одного состояния в другое.

Иностранцы, посещающие и Россию, и Украину, отмечают в современной России потоки кипящей энергии, причем не только в центре, но и на периферии. «Энергия нынешней России поражает меня при каждом визите, — сказал известный славист, профессор из Швейцарии Жорж Нова. И это впечатление неслучайно. Реакция России на каждое очередное падение и историческое унижение именно такова. «Ни один народ в Европе не способен к такому напряжению труда на короткое время, какое может развить великоросс» — писал историк В.Ключевский. — И такое поведение в немалой степени связано с готовностью идти навстречу государству, вверить ему свои судьбы, отказывать себе во всем, идти на жертвы, проявить немыслимое терпение во времена тяжелых испытаний.

— Ну, российский бизнес вряд ли может служить образцом аскетизма...

— Конечно, российский бизнесмен, выступающий локомотивом динамичных перемен, —далек от протестанта-аскета, вершившего промышленную революцию в Европе. Однако бытоустройство для бизнесменов России сейчас уже вторично — не то что в годы развращающего ельцинизма. Накал и жесткость конкурентной борьбы, зависимость бизнеса от новых властных структур не позволяют расслабиться без риска выталкивания на обочину.

Это у нас достаточно попасть под солидную «крышу», и ты уже спокойно летишь в Африку охотиться на носорогов. К тому же бизнес наш в основном компрадорский, взращенный на импорте и льготах, на разрешенной контрабанде. В России же основа обогащения — реальное производство.

«В Украине, — как отмечал тот же Ж.Нова, — «жизнь нежнее». И, надо сказать, беспроблемнее, если по части «крыши» все улажено. Богатые, в отличие от остальных, здесь пребывают в состоянии внутреннего комфорта».

Иное — в России, особенно в Москве. Там стали массовыми стрессы, и жизнь бизнесменов, по свидетельству социологов и демографов, короче, а здоровье — хуже, чем у остальных.

В Украине в большей чести, чем в России, демократические ценности, но в меньшей — государство. Здесь государственное регулирование, при прочих равных условиях, заведомо размыто, не так авторитетно и менее дееспособно.

Но и либерал-рационализм, который мог бы перекрыть аморфность украинской государственности, здесь тоже не развит. Иррациональность прослеживается во всем — от реформ экономики, взаимодействия с Россией до аргументации по части намерений идти в ВТО и ЕС.

Кроме того, именно в нынешней, переходной стадии помехой на пути рыночного, тем более инновационного, рывка является и присущая украинцам склонность быть поглощенными радостями бытоустройства, личного достатка и мирного существования. В общем-то перечисленные качества и склонности вовсе не плохи, они — залог полнокровной и счастливой жизни. Добродушие, жизнелюбие, развитая эмоциональная сфера — источники радости. Рационализм, тем более аскетизм — эти источники раннекапиталистического богатства и жизненного успеха оборотной стороной всегда имели черствость, одиночество, скуку, равнодушие и, в итоге, бесцветность бытия. Дарвин в автобиографии писал о том, что в молодости он был эмоционален, любил искусство, а затем мозг стал машиной по переработке знаний. И это угасание эмоций равносильно потере счастья...

— Итак, насколько я понял, вы считаете, что украинцы психологически лучше приспособлены к «раю в шалаше» и могут переждать еще некоторое время, пока наша «элита» будет экспериментировать?

— Да, это было бы так, если бы оценка быта населения, как быта скромного, означала возможность безбедного существования. Но в том-то и дело, что все в Украине происходит иначе: народ раздавлен нищетой и беспросветностью; бедствиям не видно конца. Ясно, что в такой ситуации психологическая угнетенность, подавленность и стрессы — неотъемлемые составляющие мировосприятия населения, т.е. тех самых простых людей, которые по природе своей должны слыть быто- и жизнелюбами. В таких условиях гедонизм неизбежно обретает уродливые формы. Именно из-за бытовой зависимости, из-за чрезмерного бытолюбия эти люди в трудные времена судорожно цепляются за остатки бытоустройства и демонстрируют покорность судьбе: они угодничают и пресмыкаются перед сильными, мирятся с любыми мерзостями, безропотно поддерживают любую власть.

И то, что народ, недавно пограбленный новыми богатыми, выбрал в парламент более трехсот миллионеров, — факт более чем показательный. Нация, равнодушная к бытоустройству, отличающаяся неприхотливостью, готовая переносить невзгоды во имя достоинства и величия страны, такого бы не допустила. Ведь даже, казалось бы, смирные, но прошедшие через протестантство чехи, едва не смели свою высшую (и, кстати, неплохую) власть по смехотворной причине: из-за «не того» назначения на руководство гостелевидением. У нас же если идут протесты, то с подпиткой в виде подкупа за деньги со стороны чужой державы.

Так что оснований для селекции достойных власти ныне еще меньше, чем в начале девяностых. И кто в очередной раз изнасилует нацию — лишь вопрос внутривластных интриг...