Профессора Висконсинского университета (США) Вацлава Шибальского нередко называют наставником доброй трети всех нобелевских лауреатов по химии, физиологии и медицине за последние сорок лет. Сам он воспринимает подобное славословие со здоровым юмором, но не отрицает: да, со многими из них он хорошо знаком, а к некоторым «нобелевским» открытиям причастен лично.
Его авторитет в науке огромен. Поддержкой профессора стремятся заручиться самые маститые биотехнологические компании мира, начиная новые исследования, связанные с методами трансформации и трансфекции (введение нового генетического материала) клеток, первооткрывателем которых является Вацлав Шибальский.
Вацлав Шибальский родился в 1921 году во Львове, высшее образование получил на химическом факультете Львовской политехники (1939—1944). Именно львовские ученые мирового уровня, в частности изобретатель первой вакцины против сыпного тифа Рудольф Вайгль, антрополог и генетик Ян Чекановский, тополог и математик Стефан Банах, биолог и генетик Адольф Йошт, помогли талантливому юноше встать на научный путь. В 1945 году будущий ученый оставил Украину, переехал в Гданьск, где еще четыре года учился в местной политехнике. В 1950 году В.Шибальский уехал в США. Сначала работал в известной фармацевтической фирме Wyeth, со временем — в знаменитом биологическом центре Cold Spring Harbor. В 1955 году его пригласил на работу в Университет Рутгерса нобелевский лауреат Зельман Ваксман (кстати, также уроженец Украины). Четыре года спустя молодой ученый, чьи исследования бактериофагов уже вошли во все учебники по биологии наравне со спиральной структурой ДНК, открытой его друзьями Джеймсом Уотсоном и Фрэнсисом Криком, принял приглашение Университета штата Висконсин в Мэдисоне. Здесь, в лаборатории раковых исследований имени МакАрдла, Вацлав Шибальский работает по сей день.
Трудно поверить, но после 1945 года профессор Шибальский побывал в Украине всего лишь раз. Случилось это 23 года назад, когда ученый приехал в Москву по приглашению директора Института молекулярной биологии АН СССР и на обратном пути посетил Киев и Львов. Посещение родного Львова тогда было омрачено неприятным происшествием — такси, в котором уважаемый гость ехал с железнодорожного вокзала, попало в автокатастрофу. Нынешний приезд, к счастью, обошелся без эксцессов. Как и в 1982-м, в этом году Вацлав Шибальский посещал Украину не ради прогулки по родному городу. Он выступил с докладом на пятой Парнасовской конференции по проблемам биохимии. Собственно говоря, с нее и начался наш разговор. Профессор не мог нарадоваться превосходному английскому украинских ученых-биологов и студентов.
— Английский был рабочим языком конференции, и украинские ученые продемонстрировали безупречное владение не только языком, но и научной проблематикой, — делился впечатлениями профессор Шибальский. — Я не был в Киеве более 20 лет. Сегодня вижу, что город прекрасно отстроен, чист и красив. Все мои коллеги обратили внимание на чрезвычайно высокий уровень нынешней конференции. Она носила общее название «Молекулярные механизмы передачи клеточных сигналов». То есть речь шла о механизмах восприятия клетками организма информации из внешней среды и о том, как клетки реагируют на эти сигналы на молекулярном уровне. Это очень сложная часть биологии, но именно она сегодня наиболее интенсивно развивается. Говорили и на другую популярную тему — человеческий геном. Лично я докладывал об исследовании нашей лаборатории в области секвенирования (определение первичной структуры) человеческого генома и других крупных геномов. Мы пытаемся ввести новые методы работы, чтобы секвенировать те части генома человека, до которых еще не дошли руки научных работников. В общем можно сказать, что дальнейшее продвижение в этой сфере — это преимущественно уже техническое дело. Как инженер по образованию, еще до войны начавший изучать биотехнологию во Львове, я и сейчас стремлюсь подходить к генетике с позиций инженера.
Во Львове я прочел лекцию на ту же тему для студентов биологического факультета Национального университета имени Ивана Франко. Кстати, ваши студенты — это нечто из ряда вон выходящее! Исключительно способные, владеют английским, хорошо подготовлены. Считаю, что Львовский университет может справедливо гордиться своими студентами-биологами. По этому показателю он однозначно среди лучших университетов Европы. А благодаря таким ученым, как профессор Ростислав Стойка, ваш университет уже сегодня известен во всем мире.
— Господин профессор, интересно, какое влияние имеют и могут иметь ваши исследования на жизнь рядовых людей?
— Прежде всего я бы хотел подчеркнуть, что познал азы биотехнологии и генетики именно во Львове, учась в здешней политехнике. Позже попал в США. Это был нелегкий путь. Сам Бог подготовил меня к этому. И цель всех моих исследований в этой отрасли — путем молекулярно-биологического конструирования (или так называемой «генной терапии») помочь медицине эффективнее бороться за жизнь и здоровье человека; помочь пищевой промышленности обеспечить человека качественными и здоровыми продуктами питания; помочь природоохранным организациям в их благородном деле очищения окружающей среды.
Еще студентом Львовской политехники я работал в институте профессора Вайгля. Можно сказать, что уже тогда во Львове существовала биотехнология, ведь профессор делал вакцину для массовых прививок против тифа. Дело тут было поставлено на высокий научно-методологический уровень, в основу которого лег оригинальный метод изготовления вакцины, разработанный Вайглем. Кстати, если бы не Вторая мировая война, он имел все основания получить за свою работу Нобелевскую премию.
Мне чрезвычайно приятно, что руководство вашего университета понимает важность сохранения научных традиций, своей истории. Одна из задач моей поездки в Украину — почтить память Вайгля, в частности, открыть во Львове мемориальную доску в его честь. Два года назад во Львове состоялась первая научная конференция, посвященная Рудольфу Вайглю. Я тогда как раз лечился от рака и, к сожалению, не смог приехать. В следующем году подобная конференция пройдет в Варшаве, а потом снова, наверное, возвратится во Львов. Но одно дело — почтить память человека путем проведения конференций, а совсем другое — открыть мемориальную доску. Сейчас мы с руководством Львовского университета как раз обсуждали, как это лучше сделать.
— Могли бы вы сравнить основные тенденции в науке в начале вашей карьеры и сегодня? Что в этих изменениях вас привлекает, а что настораживает?
— Когда я начинал, почти все эксперименты проводил, как говорится, своими руками, помогал мне только один студент. Сегодня же осуществляются преимущественно масштабные, многоуровневые исследования с привлечением огромных средств и множества людей. Хотя многие исследователи работают и с малыми проектами. И порой мне кажется, что они имеют результаты не хуже, чем огромные лаборатории.
— Можете ли вы назвать, скажем, три биотехнологических проекта — самых важных на сегодняшний день для мировой науки?
— Ну, во-первых, чрезвычайно важное значение имеет секвенирование человеческого генома и генома отдельных животных. Часть этой задачи —сравнение генома человека, мыши, крысы, дрозофилы, дрожжей, бактерий и вирусов. Это доказывает, что все, абсолютно все организмы на Земле имеют общие гены, а значит теория эволюции Дарвина полностью подтверждается.
Другое важное направление — применение генетических знаний в медицине. Благодаря все более простым генетическим тестам можно установить не только причины многих болезней, но и определить пути лечения. Методом лечения может быть в одном случае генная терапия, то есть внедрение в геном нужных генов, а в другом — использование стволовых клеток для «ремонта» различных органов или тканей. Это особенно интересно для меня, учитывая мой возраст (84 года. — Авт.), — давно хотел бы «подлатать» себя. Кстати, украинская наука имеет все предпосылки для того, чтобы успешно работать на этом поприще. У вас много хороших специалистов, прекрасное молодое поколение — дело за хорошей организацией труда. Эта отрасль не очень дорога, Украина вполне может себе это позволить.
Ну и третье — это промышленное использование генных технологий. Речь идет о производстве генетически модифицированных продуктов — в фармакологии, в пищевой промышленности — более эффективных, здоровых, экологически безопасных.
Продолжая перечень важнейших задач биотехнологии, нельзя обойти экологические вопросы. Можно «привлечь» к работе микроорганизмы, чтобы они очищали окружающую среду. Это хорошая тема для работы молодых научных сотрудников, студентов — особенно учитывая все более расширяющиеся международные контакты Украины.
— Как поляк по происхождению, вы, очевидно, интересуетесь положением польской науки. Считаю, украинским читателям было бы интересно услышать вашу оценку науки дружественной нам страны.
— Если сравнивать общую ситуацию в науке в Украине и Польше, то она очень похожа — особенно в сфере образования и подготовки студентов. Зато в вопросах обеспечения оборудованием, интенсивности международных связей Польша сильно опережает Украину. Но, убежден, ситуация исправится с присоединением вашей страны к Евросоюзу.
— Вы многие годы возглавляли редакцию одного из самых уважаемых научных изданий Америки — журнала Gene. Могли бы вы описать современную ситуацию в научной периодике США, основные тенденции в этой сфере?
— Когда я основывал Gene (1976 год. — Авт.), как раз началось секвенирование т. н. малых геномов, то есть одиночных генов. Тогдашние американские журналы — биохимические, микробиологические и т.п. — не уделяли надлежащего внимания генетическим вопросам. Поэтому мы и создали Gene. Но эта отрасль науки очень быстро развивалась. Со временем таких специализированных изданий появилось более десяти — Genomics, Genomе Research и пр. Писать было о чем, ведь произошел настоящий взрыв в генетических исследованиях. В общем я редактировал Gene 20 лет; с 1997-го являюсь его почетным редактором.
— Не многим людям в Украине известно, что вы были хорошо знакомы с такими именитыми учеными, как Стефан Банах, Рудольф Вайгль, Фрэнсис Крик, а сегодня дружны с Джеймсом Уотсоном, Артуром Корнбергом и многими другими лауреатами Нобелевской премии. Какие впечатления остались у вас после общения с ними?
— Профессор Вайгль уехал из Львова еще раньше меня. Собственно говоря, отступавшие немцы забрали его насильно. Работал в Кракове, со временем — в Познани. Ему пришлось дважды возобновлять свои исследования.
Профессор Банах также хотел уехать. Но он очень много курил, нажил себе рак легких и умер во Львове в 1945 году. Вчера, кстати, мы были на Лычакивском кладбище, где он похоронен.
Многие другие профессора Львовской политехники сразу после войны уехали в Польшу. Беда в том, что все они имели отрицательный опыт общения с советским режимом за те неполных два предвоенных года и просто боялись здесь оставаться.
В Дании я слушал лекции профессора Генриха Дамма — нобелевского лауреата, первооткрывателя витамина К. Это был мой, так сказать, «первый Нобель». Переехав в Соединенные Штаты, я почти сразу познакомился с Джеймсом Уотсоном. Это было довольно любопытно. Он тогда был студентом, проходил практику в лаборатории Cold Spring Harbor. Чтобы заработать карманные деньги, работал кельнером в университетской столовой. Но всегда очень интересовался нашими исследованиями, приходил на все лекции. Выглядел слишком нехарактерно для того времени. Все у нас тогда одевались очень элегантно, носили галстук, а Уотсон всегда являлся на лекции в шортах. Во время занятий постоянно сидел на полу в первом ряду, причем всегда спиной к лектору, читая «Нью-Йорк таймс». Если его что-то особенно интересовало, он поворачивался к лектору и слушал, а в остальное время читал свою газету. Позднее Джеймс Уотсон уехал в Англию и там с Фрэнсисом Криком заработал своего «Нобеля», раскрыв структуру ДНК. Когда в Соединенных Штатах по этому поводу устроили специальный симпозиум, я поехал в аэропорт и на своей машине отвез Уотсона в отель. По пути он рассказал мне о структуре ДНК. Таким образом, я лично услышал об одном из известнейших открытий ХХ века. Мы и сейчас много времени проводим вместе; моя дочь дружит с женой Уотсона, обе очень любят театр.
Обо мне самом пишут много разных приятных вещей. Я даже специально храню одну статью, где утверждается, что я воспитал наибольшее количество «нобелистов» в своей отрасли. Не помню, сколько их там на самом деле, но пять или шесть лауреатов точно «оперились» в нашем университете при моем непосредственном участии.
— Позади много лет плодотворного труда, много признательных учеников — можно сказать, что жизнь удалась. И все-таки, есть ли у вас еще какие-то нереализованные замыслы, до чего руки так и не дошли?
— О, сделано всего лишь 30 процентов задуманного! Когда я начинал, в этой сфере науки работало едва ли 30 человек. Все были лично знакомы и даже считали, что не нужно публиковать результаты своих исследований, поскольку все интересующиеся и без того все знают. Жаль было времени на написание статей...
А планы?.. Всю жизнь мечтаю, чтобы генная терапия, опирающаяся и на мои труды, стала повседневным средством лечения людей.