Проня Прокоповна как зеркало украинской научной терминологии

Широкую огласку в этом году на собрании академиков НАН Украины получило убедительное и искренное патриотическое выступление академика Бориса Олийныка. Как ученого и публициста меня больше всего в этом выступлении зацепила за живое тревога автора по поводу того, почему без малейшего сопротивления родное духовное пространство оккупирует обнаглевшая иноземщина, почему в большинстве своем нашими же руками выхолащивает она из научного употребления душу нации — украинский язык.

Репрессированные... словари

О специфическом подтексте валуевского и эмского указов знает уже и рядовой читатель: в соответствии с этими санкционированными на «высочайшем» уровне документами, можно было писать и показывать публично разнообразные водевильчики, где выставлялись на общее посмешище всякие придурковатые стецки-вареникоеды, с готовностью русифицированные шельменки-денщики и ввозные с выборными. Но издавать на языке украинцев учебные пособия или базирующиеся на исторических источниках научные тексты — нельзя. А вот о небывалом до сих пор в истории мировой цивилизации разгроме большевистскими властями значительного числа украинских ученых, объединившихся в 1921 году в Институт украинского научного языка (ИУНЯ) и в течение 20-х годов закладывавших устои национального терминообразования, напомнить стоит.

В свое время при этом институте образовали 34 секции, главной задачей которых была подготовка к изданию терминологических словарей по всем сферам знаний. В основу создания таких справочников ученые положили прежде всего изначально свою, национальную, а не иностранную терминологию. И в этом был один из основополагающих методологических подходов творцов новой концепции составления украинских словарей. Уже в 1926 году институт заключил соглашение с Государственным издательством Украины на выпуск 34 словарей общим объемом свыше 600 печатных листов.

Некоторые из них успели увидеть свет. Но с быстрым сворачиванием украинизации все напечатанное было уничтожено (за исключением одного-двух контрольных экземпляров), а колоссальный материал для будущих изданий надежно и надолго упрятан в своеобразные рукописные концентрационные лагеря для особо вредных, по мнению носителей новой идеологии, украиноязычных текстов — так называемые спецфонды. Большинство украинских ученых-терминосоздателей вскоре проходили в деле Союза освобождения Украины как вредители советской власти. Да и сами академические институты были также уничтожены. На их обломках по указанию Москвы был создан прообраз будущего Института языковедения им. А. Потебни, руководить которым, словно издеваясь над украинством, назначили пресловутого Лазаря Кагановича.

С годами все наработки предшественников в сфере национального научного терминоведения были забыты. Более того, с окончательным разгромом украинского национального движения в конце хрущевской оттепели и ускоренного форсирования запланированного на верхах слияния наций в единую общность — советский народ — все чаще стали звучать заявления о невозможности творить на украинском языке научные тексты, особенно в негуманитарных отраслях знаний.

Позднее, во исполнение партийного постановления об улучшении изучения русского языка в национальных республиках (правильнее было бы сказать — об усилении русификации окраин советской империи), в Украине издали большими тиражами трехтомный «Русско-украинский словарь». Этим изданием власть сделала широкомасштабную попытку максимально приблизить язык «старшего брата» к «младшей сестре»: на первом месте переведенный с русского на украинский аналог термина или понятия подавался в калькированном варианте, истинно же украинское слово, которое набиралось вторым после кальки, обозначалось курсивом «устар.» («устаревшее»).

Казалось, с обретением независимости у нас появилась реальная возможность не только утвердить украинскую научную терминологию, но и защитить ее неповторимость, красоту и силу. В начале, при президентстве Л.Кравчука, кое-что было сделано. В бывшем Госкомиздате Украины возникла и частично реализовалась инициатива относительно издания всеми государственными издательствами миллиона экземпляров нового «Русско-украинского словаря». В планы некоторых издательств был включен и ряд репрессированных в 30-е годы двуязычных словарей по естественным наукам. Верховная Рада Украины утвердила питательную для украинского печатного слова законодательную норму: освобождался от налога на добавленную стоимость тот издатель, который продуцировал на рынок не менее 75 процентов на украинском языке. Но с избранием нового президента Украины Л.Кучмы взбудораженная волна украинского возрождения стала заметно приглушаться административными методами.

Новообразования или уроды?

В последние годы мы стали свидетелями не только сознательного сопротивления пущенным в начале 90-х годов росткам украинизации, но и откровенной русификации Украины, особенно ее центральных и юго-восточных районов. Наша наука вновь начала русифицироваться. Например, обязательным требованием для оформления авторефератов диссертаций становится расширенная аннотация на русском языке (наряду с сокращенной вдвое английской). Что уж говорить о разработанном в Москве (без участия украинских специалистов) и неожиданно навязанном нам два года назад новом стандарте по библиографическому описанию (со ссылкой на подписантов — руководителей стран—участниц СНГ об обязательности употребления на всей территории СНГ), который фактически поставил на колени не только научных сотрудников, но и издателей, библиотекарей, и который по сути своей ведет нас не в Европу, а в противоположную сторону.

Именно на этот период и приходится зарождение тенденции, развитие которой сегодня приобретает угрожающий характер: на фоне усиления новой волны русификации украинской науки усиливается и засорение научного языка плохо переведенными терминами и понятиями из западных языков — прежде всего английского.

Возьмите, для примера, самый близкий для автора этих строк блок наук, переведенных недавно с филологического направления и объединенных под новой крышей — «Социальных коммуникаций». Сюда вошли прежде всего журналистика, издательское дело и редактирование, книговедение, информация и библиотековедение, реклама и связи с общественностью. В научных публикациях представителей нового поколения исследователей-журналистиковедов все реже стали звучать термины «журналистика», «журналистский», вместо них все чаще — новые, непривычные и неестественные для украинского языка: медиа, коммуникация, медийный, коммуникативный, массмедийный, ньюз-румный, паблик рилейшен, джинса, тинейджерство, копиэдитор. Создается впечатление, что эти новообразования уже поглотили традиционное представление о журналистике как литературно-публицистической деятельности в газетах, журналах, издательствах, органах массовой информации, радиовещании и телевидении и превратили ее только в одну из форм массово-информационной деятельности.

О том, что тенденция к англизации или иноземизации терминов в современном журналистиковедении стала набирать угрожающий характер, свидетельствует, в частности, проблематика научных конференций, которые происходят в разных институтах или на факультетах журналистики Украины в последнее время. Для примера назовем некоторые из тем, озвученных на Всеукраинской научно-практической конференции «Коммуникативная идентификация в информационном пространстве Украины» во Львове в марте 2009 года, проходившей на базе факультета журналистики ЛНУ: «Трансформация стендапа на украинском телевидении», «Брендинг как основной вид коммуникации в современном медиамире», «Онлайновая журналистика: вербальные формы экспрессивности мультимедийных проектов», «Эмаил-маркетинг и особенности развития бренда как фактор рекламы» и т.п.

Деликатность ситуации состоит в том, что темы с такими неестественными для украинского языка новообразованиями были заявлены на конференцию, посвященную юбилею заслуженного профессора Львовского университета Александры Сербенской — неповторимой личности в нашем научном цеху, многолетнего борца за украинскую культуру, бескомпромиссного защитника души нации — украинского языка.

Что такое эдито-паблишология?

Наблюдая за процессами терминообразования в журналистике, рекламе и связях с общественностью, приходишь к неутешительному выводу, что очередь к необоснованной и неоправданно научной целесообразности вытеснения истинно украинских терминов иностранными дошла и до смежной с ними науки — издательскому делу и редактированию. Начало такой тенденции в редакторско-издательской проблематике просматривается с середины 90-х годов прошлого века и связано с так называемой революцией в редакционно-издательском деле. Именно это обстоятельство и побудило, по высказыванию некоторых исследователей, к переменам в теории издательского дела и редактирования.

Действительно, с технологической стороны для больших и маленьких издательств всего постсоветского пространства именно в ту пору началась неизведанная до того пора сплошной компьютеризации всего сложного и длительного во времени редакционно-издательского процесса, связанного с созданием и тиражированием того или иного вида издательской продукции. Некоторые руководители издательств, особенно из числа новообразовавшихся, где не была достаточно отработана старая, или классическая, как ее теперь называют, схема этого процесса, поспешили изменить проверенную веками технологию редакторской работы по авторским оригиналом. Ликвидировались корректораты, вводился безбумажный (только на электронных носителях) обмен между редакторами, авторами и полиграфистами первых, вторых и подписных версток, сжимались во времени ничем не обоснованные графики прохождения в издательских подразделениях оригинал-макета будущего издания, заменялись названия должностей в штатном расписании.

В таком сплошном компьютеризационном воодушевлении и среди научных сотрудников нашлись желающие поставить с ног на голову не только отдельные теоретические постулаты, но и объявить в общих чертах революцию в теории издательского дела и редактирования.

Сущность «революционной» теории состояла прежде всего в стремлении ввести кардинальные изменения по двум направлениям.

Первый. Изменить сердцевину классического понимания редактирования как процесса прежде всего творческого, попробовать его математизировать и формализовать, полностью пренебрегая видовыми, типологическими, творческими, культурологическими признаками того или иного издания.

Второй. Утвердить в теории издательского дела и редактирования новые термины. То есть подвести под них новую систему понятий и, соответственно, терминов.

Относительно первого направления, то здесь важно акцентировать внимание на такой детали. Попытки формализовать творчество (писателя, журналиста, редактора, творческого работника вообще), разделить и посчитать «творческие и нетворческие операции» делались неоднократно. Но они каждый раз терпели неудачу. По той простой причине, что в таких подсчетах игнорируется Личность, нивелируются критерии Творчества.

Теперь относительно нового терминообразования. Инициатором таких попыток, как и в первом случае, выступает доктор филологии, бывший преподаватель Украинской академии книгопечатания, а сейчас заведующий кафедры Запорожского частного классического университета Зиновий Партыко. По его инициативе была создана «эдитология как прикладная общественная наука, исследующая методологические основы подготовки в СМИ сообщений (издательского процесса)». В учебном пособии этого автора «Загальне редагування» встречаем целых два параграфа, в заголовке которых указан непривычный до сих пор термин — «эдитология»: «Едитологія та її складові» и «Навчальні дисципліни едитології».

Украинский термин «редагування» объявляется З.Партиком узким, неспособным обозначить определенное научное направление, поэтому автор считает, что лучше заменить его эдитологией. Действительно, звучит кратко, четко, научно, по-новаторски и, что самое главное, не по-нашему (по аналогу, партология, тюркология, валеология).

Обычно новый термин всегда уместен в случаях, когда надо назвать что-то новое. Термин «библиология», скажем, появился не ради замены существующего, а как слово, назвавшее новую прикладную науку, которая только вставала на ноги. В нашем же случае речь идет не о новой отрасли прикладных знаний, а об отрасли, у которой уже были обобщающие работы и своя выработанная терминологическая система.

Действовать по принципу «хай гірше, аби інше» вряд ли целесообразно. Идти по такому пути — значит механически предлагать заменять устоявшиеся украинские термины модной сейчас иноземщиной. С таким же успехом, уважая больше не латынь или английский, а, скажем, немецкий язык, можно теорию редактирования назвать бухологией (от booh — книга), а теорию издательского дела — верлагологией (verlag — издательство). А что нам мешает всю теорию издательского дела и редактирования величать эдито-паблишологией или буховерлагологией? Звучит действительно абсурдно, необоснованно, неестественно для нашего языка.

Так не целесообразнее было бы обойтись обычными терминами? Оказывается, что это не по-модному, как говорила бы хрестоматийная Проня Прокоповна, потому что по-нашему, по-украински.

Нужен Государственный комитет защиты украинского языка

Я коснулся в этой статье только отдельных фрагментов огромного айсберга иноземщины, который неумолимо приблизился к нашим украинским берегам. В определенной степени вину за возникшую ситуацию должны взять на себя украинские ученые. Они работают сегодня в полностью отличающихся от недавних, идеологически зашоренных советских времен условиях. До каких пор мы, новая генерация украинских научных сотрудников, будем носителями хохляцко-малороссийского менталитета? Почему так долго и упрямо не только не заботимся, но и пренебрегаем коренным языком страны, в которой живем и работаем?

Как нам не хватает французского духа, политической воли вождей той страны в плане защиты национальных интересов самих же французов. Там суровыми законодательными нормами поставлен заслон неоправданному проникновению иностранных слов в функционирование их государственного языка во всех сферах общественной жизни, а не только в дело научного терминообразования.

Считаю предложение глубокоуважаемого Бориса Олийныка о необходимости образования Государственного комитета защиты украинского языка крайне актуальным. Вот только интересно, до какого предела надо заострить ситуацию, скольким совестливым, патриотически настроенным и небезразличным к судьбе нашей Украины авторитетам нации надо еще обратиться к властному олимпу, сколько еще текстов написать на эту тему, чтобы там их услышали, прочитали? И надлежащим образом отреагировали.