Самое тяжелое, что принес в науку конец ХХ века, - это исчезновение уважения друг к другу, профессиональной этики, таких понятий, как «честь мундира». Много можно говорить о возможных причинах - девальвация стоимости человеческой жизни, массовость научных сотрудников, технологизация исследований, большое количество случайных людей с отсутствием истинного вкуса и азарта научного поиска, «социальная далекость» и в общем-то бесправность представителей творческих профессий. Все мы хорошо знаем, что социальный успех и творческая удачливость - совершенно разные вещи. Однако все это не меняет ситуацию. В годы застоя престижным было быть партийным работником, сейчас - коммерсантом. И тогда, и сейчас научные работники не пользовались уважением - потому что не имели социального успеха, а коммерсанты от науки - потому что о них все знали, что они пытаются выдавать себя не за тех, кто они есть на самом деле. Любая творческая работа требует полной самоотдачи - ты либо ищешь нечто новое - и тут уж не до лжи, либо строишь социальный успех - и тогда энергия твоего поиска реализуется по другим законам и другими путями.
Следует отметить, что это явление обедняет жизнь, поскольку исчезло уважение к мысли - какая-то такая общая радость от чужих успехов, от своей принадлежности к человечеству и к его достижениям. Когда-то это вызывало такие же массовые положительные эмоции, как футбол («во, киевское «Динамо» дает!!»)... Не зря же трактатом Дарвина, переведенным на русский язык Тимирязевым, зачитывались все грамотные люди в начале века. Известно, что его первое издание было раскуплено в один день. Спросите сейчас студента, читал ли он Дарвина?
И дело-то ведь не в информационном взрыве, а в какой-то атрофии взаимного уважения, подспудного ожидания лукавства и нечестности в тех обстоятельствах научной жизни, которые выносятся на обозрение широкой общественности. Несмотря на то, что любой блеф, любые подтасовки - даже во имя самых святых целей - это так скучно по сравнению с действительно НОВОЙ информацией, которую Бог иногда позволяет подсмотреть в своей мастерской. И, главное, непродуктивно. Потому что по сути своей является социальным невротическим уходом от реальности в вымышленную действительность. Понятно, что такие явления наиболее сильны в периоды социальных кризисов.
Именно в такие периоды, когда велика сумятица умов и общественного сознания, особенно необходимы последовательность, логика и четкость анализа научных феноменов, отделение реальных фактов от литературщины - в худшем понимании этого слова. Мы широко обсуждаем проблемы загрязнения окружающей среды, однако терпимо относимся к замусориванию интеллектуального пространства нашей страны, недооценивая то обстоятельство, что это связанные процессы. Если допустим произвол в оценке важности фундаментальной науки и степени ее развитости в стране, если нет к ней уважения и отсутствует ее поддержка на государственном уровне, то откуда возьмутся специалисты и эксперты, способные - профессионально - оценить экологическое состояние страны, преимущества и опасность внедрения новых технологий?
В настоящее время существуют три направления, связанные с биологическими феноменами, которые активно обсуждаются в средствах массовой информации. По поводу этих направлений хотелось бы сделать несколько замечаний.
Первое направление - генная инженерия и широкое применение продуктов, полученных с ее использованием (в частности, трансгенный картофель).
Эта проблема делится на две части.
Первая - пищевые качества продуктов, которые, как и множество других, полученных искусственным путем (фармакологические препараты, пищевые красители, консерванты, сахарозаменители, различные пищевые добавки, удобрения, стимуляторы роста и т.д.), проходят традиционную проверку на токсичность и отсутствие канцерогенных эффектов (способность индуцировать опухолевый рост). Поскольку приемы таких проверок отработаны достаточно давно и стали уже традиционными, совершенно очевидно, что сама трансгенная продукция не более опасна, чем любое из вышеперечисленных веществ, прошедших соответствующие тесты.
Вторая часть этой проблемы определяется спецификой получения трансгенной продукции - внедрение нового генетического материала в старый вид - по сути, получение нового вида организмов, не существовавшего до сих пор. Просто по определению, появление новой формы организмов не может не повлиять на уже существующие пищевые цепи, межвидовые взаимоотношения. Это - экологическая проблема и она остается до сих пор недостаточно исследованной. Последствия введения новой формы в окружающую среду (в массовом количестве) непрогнозируемы и заслуживают специального отдельного анализа, чем благополучно и занимаются ученые целого ряда стран - не обсуждают эту проблему, а изучают. Сюда входят и изменения пищевых цепей при масштабном использовании трансгенных растений, и перенос генных конструкций от сельскохозяйственных видов к сорнякам, и опасность использования при создании генных конструкций генов устойчивости к ряду антибиотиков, и некоторые другие. Кроме того, существует чисто генетический вопрос: с позиций экспериментатора понятно, что если какая-то генетическая конструкция обладает способностью к относительно легкому включению в геном хозяина, то потенциально она должна и относительно легко выщепляться оттуда. И куда она может деваться дальше? Это - тоже вопрос научных исследований.
Такое разделение проблемы трансгенной продукции с очевидностью показывает, что ее использование - не более опасно, чем любой другой, прошедшей необходимые тесты на токсичность и канцерогенность. А вот ее самостоятельное получение в нашей стране, где практически полностью отсутствуют современные молекулярно-генетические исследования, где научные институты получают финансирование только для фонда заработной платы (чтобы оставшиеся престарелые ученые не вымерли окончательно) - это по-настоящему опасно, поскольку слишком пока много вопросов, связанных с отдаленными генетическими последствиями в наших экосистемах. А исследовать их в нашей стране некому, поэтому естественно подождать результатов анализа этих вопросов, выполняемого в цивилизованных странах.
И не потому, что это оскорбляет наше национальное достоинство и превращает нашу страну в полигон внедрения научных достижений других стран. А просто потому, что внедрять и использовать можно все, если есть профессионалы, которые могут этот процесс контролировать. А наше глубокоуважаемое правительство с таким уважением подошло к национальной науке, что не то, чтобы создавать новые наукоемкие технологии, а контролировать использование имеющихся в ряде областей - просто некому. И нужно это честно понимать. И не имеет смысла дискутировать опасность использования генно-инженерных растений в промышленных масштабах. Потому что кто в Украине этим занимался? Кто имел для этого достаточное финансирование? Кто может привести результаты собственных исследований, а не общие соображения? Да никто. И это - главное, об этом и нужно говорить.
Самое потрясающее, что в Украине имеется ряд подразделений, в которых есть и специалисты, и научная база для таких работ, даже предлагались и писались в различные государственные инстанции научные программы работ с трансгенными растениями и животными, но ведь они так и не получили необходимого финансирования. Более того, в некоторых случаях финансирование выделялось под программы с современными названиями по биотехнологиям, в частности у животных, но с традиционным содержанием. Просто потому, что, как известно, экспертиза программ для финансирования - дело тонкое... В общем - как и во всем мире. А в Украине - еще и очень деликатное.
Второе направление - это клонирование млекопитающих. Оно тоже делится на два совершенно разных направления. Одно - это клонирование эмбриональных (зародышевых) клеток, а другое - получение живых особей из клеток тела (сомы) взрослого организма. Это два принципиально разных вопроса, каждый со своей историей развития.
Достаточно давно известно, что у животных на ранних стадиях развития, а у растений и на поздних - клетки могут сохранять тотипотентность - способность давать все варианты клеток многоклеточного организма в своем потомстве. Термин «клон» происходит от греческого «klon» и характеризует вегетативное размножение растений. Размножение черенками, почками или клубнями широко используется в сельском хозяйстве. При вегетативном размножении, или клонировании, гены сохраняются в полном составе в течение многих поколений. Клоны организмов, полученных из соматических клеток какой-либо особи, в случае клонирования растений, или путем пересадки клеточных ядер в яйцеклетки - у животных, имеют идентичный набор генов и фенотипически не различаются между собой.
Получение клонов позвоночных путем деления ранних эмбрионов на отдельные клетки (по сути - получение однояйцевых близнецов) - бластомеры и выращивание из них взрослых организмов решен еще в начале 80-х годов, получение таких клонов при использовании трансплантации ядер эмбриональных клеток в яйцеклетки - в конце 80-х - начале 90-х годов. К настоящему времени это является дорогостоящей процедурой, но не представляет собой ни научной, ни технической проблемы.
Другое дело - получение клонов организмов из соматических клеток взрослого организма. Потеря соматическими клетками животных тотипотентных свойств в ходе дифференцировки является одним из существенных отличий их от клеток растений. Это представляет главное препятствие для клонирования взрослых позвоночных животных.
Работы по клонированию позвоночных были начаты на амфибиях в начале 50-х годов и интенсивно продолжались в течение последних десятилетий. Несмотря на значительные достижения, проблема соматического клонирования взрослых амфибий остается до сих пор недостаточно изученной. При использовании донорских ядер от взрослых амфибий и даже от головастиков развитие ядерных трансплантантов останавливалось на стадии головастика, не проходя метаморфоза. Ядра дифференцированных клеток (эритроцитов) взрослых лягушек даже после многократных серийных пересадок, когда ядра проходили более 100 клеточных циклов, не становились тотипотентными.
Еще пять-шесть лет назад ни один из исследователей, а их работало довольно много в области клонирования млекопитающих, не ставил вопрос об использовании в качестве доноров ядер клеток взрослых животных. Работы по клонированию млекопитающих сводились в основном к клонированию эмбрионов домашних животных. К тому же следует отметить, что положительный результат многих работ был невысок. Однако уже в начале 1997 г. всех поразило сообщение авторского коллектива шотландских исследователей под руководством Уилмута, что в результате использования донорского ядра клетки молочной железы овцы было получено клональное животное - взрослая овца по кличке Долли (Wilmut, Schnieke, McWhir, 1997).
Есть ли сейчас основание считать, что наступила эра клонирования взрослых млекопитающих?
Анализ накопленных данных показывает, что за последние 10 лет в результате кропотливой работы многих исследовательских коллективов сделан прорыв в этой области науки. Но только Уилмуту с соавт. (Wilmut, Schnieke, McWhir, 1997) впервые удалось получить результаты по клонированию взрослых млекопитающих, в частности овец. Правда, пока в одиночном экземпляре: получена только одна клонированная овца, причем выход живых особей был очень низким (0,36%). Если учесть высокую гибель ядерных трансплантантов в эмбриональный период развития (62%), превышающий в 10 раз гибель плодов при обычном скрещивании животных (6%), то встает вопрос - все ли пересаженные в яйцеклетки донорские ядра обладали тотипотентностью? Может быть, одни из них имели дефекты наследственного аппарата? Это очень важный вопрос, так как по одному животному нельзя сделать окончательного вывода. Возможно, авторам крупно повезло и они случайно отобрали клетки, для которых характерны низкая дифференцированность (специализация) и высокая скорость деления. Необходимы дополнительные исследования, чтобы подтвердить результаты данного, в буквальном смысле сенсационного сообщения.
Вот уже прошло больше двух лет после этой сенсации, но до сих пор повторить этот опыт не удалось. Получены эмбрионы и родившиеся особи (у мышей и у коров) после пересадки в энуклеированные яйцеклетки ядер эмбриональных фибробластов (у коров - взятых от двухмесячных эмбрионов), ядер, питающих яйцеклетку клеток (клеток кумулюса), и ядер клеток некоторых других половых путей, однако с иными клетками взрослого организма млекопитающих таких результатов достичь не удалось.
И в этом случае - бессмысленны обсуждения этичности клонирования эмбриональных клеток - оно уже достаточно давно существует - и не более проблематично, чем искусственное оплодотворение, - если какая-то семья может себе позволить иметь, скажем, восемь близнецов - здоровых и равноправных - почему бы и нет. Чем это отличается от восьми детей, полученных в разные годы с использованием искусственного оплодотворения и матерей для вынашивания?
Дискуссия же о клонировании клеток взрослого организма сейчас несколько преждевременна, поскольку не решен ряд его не только технических, но и фундаментальных теоретических проблем. То есть это направление остается областью научного поиска. Очевидно, что такая дискуссия по причинам финансирования, специалистов и отсутствия научной базы абсолютно бессмысленна в Украине. Принципиально возможно случайное участие украинских исследователей в выполнении подобных разработок в лабораториях развитых стран, однако такие эпизоды не становятся фактом нашего научного прогресса. Ну, например, уроженец Киева и выпускник Киевского государственного университета Юрий Дуброва опубликовал в 1999 г. в ведущем мировом научном журнале «Nature» полученные им с использованием современных молекулярно-генетических методов данные о том, что действительно овца Долли является клоном своей матери. Но Украина к этим исследованиям никакого отношения не имеет.
Вот и остается нам муссировать третье любимое направление для обсуждения в последние годы - мир аномальных явлений. Наглядный пример - статья в «Зеркале недели» (№11, 1999 г.) под названием «Наука объяснить не может». У нее примечательная концовка. Цитирую: «И здесь главным инструментом познания будут не физические приборы, а сам человек». Тут, по-моему, комментарии излишни. С нашим историческим опытом, помня печально известную сессию ВАСХНИЛ 1948 года, где экспериментаторов-генетиков победила «школа» Лысенко, где критерием истины был не эксперимент, а то, что устраивало тогдашнее правительство, и обсуждать это странно. Естественно ведь, что наше правительство сейчас делает все, чтобы наука обходилась без физических приборов. Только наука в таких условиях исчезает...
Ни в коем случае не хочу никого упрекать. Просто считаю необходимым напомнить, что традиция развивать науку, которая не доказывает, не разрабатывает модели и не экспериментирует, а объясняет, существовала во всей своей красе в Советском Союзе, особенно в биологии. Тогда для этого были идеологические предпосылки. Наука должна была быть прежде всего - управляемой и прогнозируемой. Помните, старый анекдот? Один спрашивает другого: «Как ты думаешь, коммунизм ученые придумали или кто?» А второй отвечает: «Да нет, не ученые, те сначала бы на кроликах попробовали...»
Чем бы занималось большинство любителей аномальных явлений в условиях нормального финансирования институтов? Легко догадаться - удовлетворяло бы свои амбиции новыми экспериментальными исследованиями, разработками, конкуренцией с ведущими мировыми лабораториями - полученное ранее образование еще пока могло бы это позволить. А при полном отсутствии возможностей экспериментальной работы? Потребность в поиске, анализе - она же остается. Никуда не девается. Вот тут-то и возникает главный инструмент познания - человек без физических приборов.