НАУКА У НАС УНИЧТОЖАЕТСЯ ПО ПЛАНУ?

На последнем форуме в Давосе чаще всего вспоминали Интернет и информационные технологии. Об этом, и это естественно, говорил Билл Гейтс. Этому же, что вроде бы более неожиданно, была посвящена значительная часть речи Билла Клинтона. Те, кто внимательно следит за выступлениями американского президента, равно как и за выступлениями немецкого канцлера, не могли не заметить того, сколько внимания они уделяют широкому распространению в своих странах передовых информационных технологий, созданию наиболее благоприятного налогового климата для развития этого направления. Они уверены, что именно здесь закладывается будущее экономическое и политическое могущество их стран. Билл Клинтон совершенно откровенно объявил в Давосе о блестящих перспективах тех государств, которые окажутся лидерами в информационных технологиях. Он не скрывал и того, какая мрачная судьба ждет те страны, которые не успеют вскочить на ступеньку набирающего скорость информационного поезда.

Это понимают и наши соседи. В новогоднем обращении президента Польши Квасьневского к своему народу звучала та же тема — все силы бросить на науку и новейшие технологии. Без этого у страны нет будущего в сообществе передовых государств.

Мнения по этому поводу политических деятелей различных стран подсказали тему интервью корреспондента «ЗН» с директором Института проблем математических машин и систем НАН Украины, членом-корреспондентом НАНУ Анатолием МОРОЗОВЫМ. Первым делом я поинтересовался, как у нас обстоят дела на информационном поле. Ведь у всех на памяти, что еще не так давно Украина была среди мировых лидеров в кибернетике. Да и первая в Европе вычислительная машина (об этом не грех вспомнить еще раз!) была создана именно в Киеве. Правда, с тех пор много воды утекло...

— Анатолий Алексеевич, который год наших сограждан волнует вопрос: достигла ли экономика Украины дна пропасти? Грустно, но такое впечатление, что пропасть, в которую падает НАНУ, еще глубже…

— Глубину пропасти нам определили те, для кого основной принцип — науки не должно быть в Украине. До сих пор многое для этого делается…

— То есть вы считаете, что источник наших бед следует искать не в нашем собственном недомыслии, непонимании природы рынка, а в кознях каких-то злых дядей? Может, и имена их назовете?

— Согласен, что во многом виноваты сами. Но надо понимать — в мире действуют гораздо более жесткие условия игры, чем мы предполагали. Поэтому не мешает разобраться повнимательнее с тем, что различные силы творят с нашей экономикой. Прежде давайте осознаем: наука — это важное конкретное преимущество в экономической борьбе за рынок. И кто же из конкурентов будет спокойно смотреть на то, как кто-то развивает главное оружие конкурентоспособности (нынешней или будущей). Давайте назовем вещи своими именами — в нашем обществе есть большая группа людей, которая выполняет заказ по развалу экономики, — иначе объяснить все то, что происходит с наукой, нельзя. Какие у нас могут быть технологии, если на науку выделяется меньше одного процента бюджета?

Возьмите танкостроение или самолетостроение, где мы по многим параметрам пока еще впереди и можем выиграть любой тендер за рубежом. Разве с этим могут смириться конкуренты? От нас легче всего избавиться с помощью удушения науки. Для того чтобы производить самолеты, нужно иметь быстрое, экономичное и очень высокотехнологичное производство. Если этих составляющих нет, производитель обречен. Рассчитывать на то, что нам продадут что-то суперпередовое американцы или другие западные партнеры, наивно — продадут только то, что завтра будет снято и заменено новым. Если мы всерьез говорим о рынке, надо обеспечить те направления, которые могут создать новые технологии.

Нужно очень жестко очертить приоритеты. И в промышленности это нужно было давно сделать. Сколько говорено на всех уровнях об этом! Возьмите богатых американцев — там на каждый год определяется десять-двенадцать приоритетных направлений! В Украине же, если возьмете направления, утвержденные Верховной Радой, найдете все: от космоса до сельского хозяйства. Выходит, нам все нужно развивать, у нас все приоритетно. В итоге — ходим по кругу.

— У вас не дрогнула рука сократить людей, которые занимаются неперспективными направлениями в вашем институте?

— Больно говорить о сокращении института, но если хотим выжить, это необходимо. У нас есть пионерские направления. Их нужно поддерживать, но есть такие, которые можно безболезненно сократить. Значит, людей нужно уволить. А для этого — вернуть им задолженность по зарплате. Я могу вернуть ее частями. Но уволенный подаст на меня в суд. Суд присылает иск и забирает деньги со счета. То есть я, как директор, попадаю в западню.

Получается — чем больше институт сокращается, тем ему хуже. Если бы дали срок для реорганизации и поставили условие — через год, к примеру, начинайте компенсировать задолженности, у нас бы развязались руки.

— А со связанными руками что-то удается сделать?

— Беда заставляет быстрее вертеться и искать выход. Многие в НАНУ уже перестроились, нащупали какие-то направления в новых условиях. Наш институт согласно постановлению правительства является головным по созданию единой автоматизированной системы управления для Министерства обороны. Это очень серьезная задача, которую вполне по силам решить, хотя получаем из бюджета 15—18% необходимых средств. Остальное зарабатываем сами. Сейчас имеем загрузку, подкрепленную договорами, которая полностью обеспечивает работу института.

Наш институт — головной разработчик системы «Рада». Она была сделана десять лет назад для голосования в Верховной Раде. Система рассчитана на работу в течение пяти лет. В Украине вряд ли еще что-нибудь работало в таком режиме и с такой нагрузкой. Я уже не говорю о том, что депутаты вырывали «с корнем» микрофоны. Больше работать на ней нельзя, поэтому я недавно предупредил, что снимаю с себя всякую ответственность за надежность функционирования системы «Рада». Она физически износилась так, что на нее полагаться нельзя. Особенно в условиях, когда нередко один голос решает судьбу голосования. Мы подготовили новые технологические решения.

Идея внедрения информатики в управление родилась не сегодня — академик Виктор Глушков впервые предложил объединить централизованную информационную систему и децентрализованное управление. Если бы идеи Виктора Михайловича тогда были одобрены…

— Похоже, что и во времена Союза обзавестись такими технологиями управления не особенно спешили. Интересно, а их можно было бы реализовать при социализме?

— Изменения, которые предлагал Виктор Михайлович Глушков, Михалевич и целый ряд их учеников, были направлены на то, чтобы изменить структуру общества, сделать его систему управления децентрализованной. Это и вызвало подозрение в крамоле, когда Виктор Михайлович Глушков сделал доклад в ЦК об обществе с децентрализованным управлением.

Украина имела большой потенциал людей — в первую очередь Институт кибернетики, — которые занимались разработкой этих процессов. Кибернетики были готовы помочь стране, но оказались невостребованными в самый важный момент нашей истории.

И тем не менее в институте возник целый ряд абсолютно новых направлений. Например, международная программа РОДОС, в которой участвуют более 40 институтов Европы и Америки. В ее рамках ведется работа по созданию единой системы контроля и реагирования на ситуацию типа чернобыльской. С первых дней после взрыва в нашем институте поняли, что применение кибернетики в условиях катастрофы совершенно необходимо. Мы моделировали все инженерные решения. После того как проверяли на модели, правительство принимало решение. Со временем это направление развилось очень серьезно. В проекте РОДОС ведем разработку загрязнения поверхностных вод. С этой целью создана целая система. Такие системы будут установлены в разных странах, но в первую очередь — в Украине. Это позволит оценить даже социальные последствия любой катастрофы и принять соответствующие решения. Автоматизация интеллектуальной деятельности становится очень серьезным вопросом, потому что позволяет внести точный расчет и автоматизацию рутинной работы в управление государством. Много лет Виктор Михайлович предлагал создать технологию ситуационного управления. Однако несмотря на все наши обращения, просьбы и тогда, и теперь и даже несмотря на то, что уже есть распоряжение Президента сделать для него ситуационную комнату, все где-то застряло.

— Анатолий Алексеевич, популярно объясните, в чем суть предложения?

— Ситуационная комната — место, где Президент должен обсуждать и принимать решения. Там должна работать технология подготовки каждого совещания, технология создания поля решений, прогнозирования последствий принимаемых решений. То есть у Президента появляется возможность просмотреть альтернативные варианты, оценить их и принимать решение, видя последствия выбора. Таковы будущие технологии управления государством, в которых исключено «авось». Эти технологии применимы для управления любыми крупными объектами…

— Почему же только крупными? Я недавно присутствовал на конференции по сенсорным системам, где утверждалось, что в ближайшем будущем у врача будет стоять пульт, а сенсоры на его пациентах будут постоянно сообщать об их состоянии здоровья. При такой системе инфаркт или инсульт, к примеру, не станут трагической неожиданностью. На конференции говорилось и о том, что хозяйка должна быть снабжена высокоточным прибором, который позволял бы не полагаться на добросовестность продавца, а приходить в магазин, на базар и видеть на персональном определителе полную картину качества продуктов: загрязненность радионуклидами, нитратами и т. д.

— Все, что разрабатывается для глобальных проблем, сейчас же внедряется на других уровнях. Даже идя на базар, вы проигрываете стратегии оптимального расходования денег. Это разработано и уже не является фантастикой. Но, к сожалению, таких технологий по отношению к определению оптимального бюджета у нашего государства нет.

Есть целый ряд людей, которые очень не хотят, чтобы такие технологии были у нас в государстве, потому что это коренным образом изменит ситуацию и сделает ее предсказуемой. Система для решения задач бюджета нами разработана. С ее помощью можно по любому вопросу мгновенно получить точный ответ. Если вы переделаете что-то в бюджете, сразу же можете получить оценку, к чему это приведет. Если вы берете деньги на что-то, тут же можете установить, как это отразится на всем другом. Вы можете определить, как и откуда «вынуть» эти деньги при минимальных потерях. Такие технологии делают все прозрачным, наглядным, понятным. Все законы, указы и постановления должны проходить через такое испытание.

Однако пока эти наши наработки остались невостребованными. И не потому, что они не нужны, а потому, что такая система не дает возможности работать с бюджетом так, как с ним работают. Я уже устал бороться за внедрение этих технологий.

— Вы в начале интервью говорили о каких-то мифических врагах, уничтожающих науку в Украине…

— Да это не мифический зверь — это конкретные люди, конкретные организации. Отсутствие информации позволяет подсунуть то решение, которое надо. Поэтому с информатикой и с нами борются. Был случай, когда мне напрямую заявили, что такой институт, как наш, не должен существовать в Украине. Даже не постеснялись сказать, что сделают все, чтобы он не существовал, потому что понимают, что если есть потенциал, значит, еще есть какая-то надежда.

— Интересно, кто эти люди: бизнесмены, политики?

— Нет, это были иностранные ученые, которые занимаются аналогичными проблемами у себя…

— Удивительно!.. Польша, Китай развиваются в огромном темпе. И никто вроде бы им подножек не ставит. Чем «провинилась» Украина?

— С Китаем сделали бы с удовольствием то же, что с Украиной, поступи Китай, как мы. Но в Китае производитель и ученый защищены очень серьезно и грамотно. У них вы можете ввозить любую технологию, но производить должны в Китае. Мы многим нашим правительствам говорили одно: надо принять постановление Кабмина — если это украинская технология и на украинском заводе производится, с него снимается НДС. И не надо никаких денег вкладывать. Завтра к ученому прибегут бизнесмены и будут спрашивать, какие есть технологии, чтобы можно было эффективно работать. И сразу же найдутся деньги, чтобы запатентовать все, что действительно того стоит. И государство при этом ничего не потеряет…

— Но что же мешает сделать такой шаг?

— Дело в том, что когда вы ввозите чужое, то можно на этом «заработать». Когда же работаете с внутренними технологиями, которые лучше, несравненно дешевле, то не получаете то, что дает ввозящему и иже с ним ввозимая продукция.

— Информатизация позволяет персонифицировать ответственность. Я в Институте кибернетики видел работу, сделанную по заказу, о льготах. Самый удивительный вывод из нее — реальными льготами пользуются всего несколько предприятий. Они-то и стригут серьезные дивиденды. Эту работу затем почему-то засекретили и попросили даже ничего не писать об этом…

— Когда-то мы делали АСУ для управления львовским предприятием «Электрон». Тогда типичной была такая ситуация — директор собирает начальников цехов и пытается выяснить, к примеру, почему не выпущено 500 телевизоров. Один из начальников говорит, что ему другой цех не дал комплектующих. Это была беспроигрышная отговорка: пока директор разберется, нужные детали будут поставлены, и завод будут трясти другие проблемы. На уровне государства выяснение вопроса «кто виноват» (об этом постоянно читаем в прессе) чревато гораздо более серьезными последствиями. Пока разберутся, как работает тот или иной новый закон, указ или структура, деньги уже будут сделаны, и ищи виноватых...

С другой стороны, очень непросто согласовать права и обязанности различных министерств. Это вносит в управление большую сумятицу. Выход один — надо создать формализованное поле прав и обязанностей всех. Понять функции каждого, выяснить, где, на каких функциях «сидит» несколько министерств. Только после этого можно решить задачу по согласованию. Это реально при новых информационных технологиях. И тогда все станет прозрачно и недоступно для злоупотреблений, для работы «в тени».

— Но почему эта задача не решается?

— Значит, кому-то очень надо, чтобы она не решалась. Хотя неоднократно это поддерживалось на самых высоких уровнях.

И таких задач по управлению могу назвать десятки. Их решение крайне необходимо и мгновенно даст отдачу — чем выше ранг лица, принимающего решение, тем дороже стоимость его сознательной и бессознательной ошибки. Мы не раз демонстрировали возможность правильно принять решение. И нам говорили: разве чего-то стоит правильно принятое решение? Вот если бы мы приняли неправильное решение, а вы затем предложили нам правильное, тогда можно оценить и посчитать разницу…

По такой технологии «проб и ошибок» работает у нас государственная система управления. А ее нужно построить так, чтобы она не давала возможности принять ошибочное решение. И чем выше лицо, принимающее решение, тем мощнее должна быть система, которая прогнозирует и показывает последствия принимаемого решения. Государство все равно рано или поздно придет к этому. В развитых странах системы управления на высшем уровне, то есть ситуационные комнаты, хорошо работают в США, Германии, Франции.

— Когда читаешь название вашего института, первое впечатление — здесь должны заниматься созданием вычислительных машин. Вы действительно еще этим занимаетесь?

— У многих сложилось впечатление, что время, когда в Украине создавали вычислительные машины, прошло. Тем не менее мы работаем над очень перспективным направлением, имя которому — нейрокомпьютеры. Это своеобразный аналог мозга, за что они и получили свое название. В нейрокомпьютерах принятие решений производится нестандартным методом перебора. У них мыслительный процесс больше напоминает то, как мыслит человек. Когда мы принимаем решение, то, как правило, мыслим образами. В нейрокомпьютере, как и в мозге, используется в какой-то степени образный и интуитивный способ принятия решений.

Кроме того, чтобы приблизиться к способу принятия решения человеком, нейромашина должна научиться «забывать» то, что не нужно. Этого тоже удалось добиться. И еще одна проблема — нужно было научить ее быстро обучаться. Цикл обучения у этих машин называется «эпохой». Ранее уходило до двух тысяч эпох на цикл обучения. Машины были плохими учениками. И чем больше и сложнее предмет обучения, тем этот недостаток ощущался больше. Новая наша машина обучается за один раз. Мы создали компьютерного ученика, который буквально все воспринимает на лету.

Мы наращиваем потенции машин, у них появляются принципиально новые возможности. В итоге получаем продукт, который, как мы уверены, будет высоко цениться, так как во всех технологиях скорость принятия решения — определяющая характеристика. Возьмем для примера две конфликтующие стороны, где каждая сторона принимает решения с одной целью — победить. Тот, кто быстрее мыслит, просмотрит большее количество вариантов и примет более правильное решение, чем оппонент-тугодум. Только за счет скорости возрастает обороноспособность, выживаемость и т.д. Это важно не только в военной области — это необходимо в банковской сфере, в торговле, на фондовой бирже… Здесь порой достаточно принять решение на секунды раньше конкурента, чтобы выигрыш был обеспечен. Понятно, почему требования к скорости быстродействия машин все время повышаются. Преимущество дает очень большой эффект. Сейчас мы со своей продукцией готовимся к выходу на международный рынок. Надеемся, что у нас будет своя ниша в области нейрокомпьютеров.

— Вы рассчитываете выйти, наверное, на рынки развивающихся стран?

— Нет, это продукт, который может найти место на рынках США, Европы, развитых стран.

— Успеха вам! Он сейчас так нужен для всех нас хоть на одном отдельно взятом направлении.