ИНСТИТУТ С ОКНОМ В ЕВРОПУ

Долгие годы Институт физиологии входит в число лидеров украинской науки. Его высокая репутация и сегодня незыблема, хотя Национальная академия переживает нелегкие времена. Научному учреждению приходится работать в условиях постоянной нехватки самого необходимого. Но, оказывается, несмотря на все трудности, можно не только сохранить, но даже еще больше упрочить свою репутацию. О том, как этого добиться, корреспонденту «Зеркала недели» рассказывает директор Института физиологии имени А.А. Богомольца НАН Украины, вице-президент НАН, академик Платон КОСТЮК.

- Национальная академия сейчас сосредоточила усилия на приоритетных направлениях научного поиска. Каковы приоритеты у вашего института? Какие исследования считаете наиболее перспективными?

- Традиционно наша сфера - функции всех систем организма. Но сегодня особое внимание институт сосредоточил на проблемах мозга и сердца - двух важнейших систем, которые не могут функционировать друг без друга. С одной стороны, стараемся проникнуть как можно глубже в механизм деятельности отдельной клетки и даже ее частей. С другой, хотим понять, как подобные частички объединяются вместе и создают то новое качество, которого нет в отдельных молекулах, клетках и отдельно взятых структурах.

Параллельно стремимся постичь принцип работы живого. А вместе с этим пытаемся выявить звенья, которые наиболее часто повреждаются при заболеваниях, а также с возрастом. И стараемся найти наиболее эффективные пути, позволяющие повлиять на них и помочь организму.

- Иными словами, институт выходит на лекарственные вещества?

- Нет, мы не в состоянии рекомендовать конкретные соединения, а можем лишь указать, на какие именно звенья целесообразно воздействовать тем либо иным веществом. Что же касается лекарств, то их с помощью института способны синтезировать химики-органики. Кроме того, мы работаем в содружестве с крупными зарубежными фирмами: тестируем препараты, которые они создают.

Деньги, полученные благодаря такому сотрудничеству, институт использует для приобретения аппаратуры и реактивов. Ведь бюджетные средства, выделяемые академии, разрешено расходовать исключительно на зарплату.

- Вы коснулись очень болезненного вопроса. Хроническая нехватка денег, отсутствие средств на современное оборудование для академических институтов - проблема из проблем. За счет чего вам удается финансировать дорогостоящие исследования, позволяющие поддерживать высокую международную репутацию? Как институт выживает в наше трудное время? Ведь средств, полученных от зарубежных фармацевтических компаний, наверное, недостаточно?

- Основным источником, по крайней мере до последнего времени, являлись международные гранты. По их количеству Институт физиологии занимает одно из первых мест в Украине. Сначала это была программа фонда Сороса, затем - Европейского сообщества. Кроме того, мы получали гранты американской программы по оказанию помощи восточноевропейским странам.

За счет этих средств институт мог не только приобретать необходимые препараты и поддерживать на определенном уровне свою лабораторную базу, но даже и в какой-то мере ее улучшать. Так, по уровню компьютеризации мы занимаем первое место среди научных учреждений биологического профиля Национальной академии наук. У нас для исследований используется самая современная вычислительная техника.

- Здесь, очевидно, работают высокая репутация Института физиологии, а также его ведущее положение в украинской науке. И все-таки, как мне известно, вам пришлось предпринять шаги, которые, судя по всему, были не особенно приятными...

- Да, институт вынужден сдать в аренду часть своих помещений. Впрочем, мы старались разместить у себя организации, с которыми каким-то образом связаны и сотрудничаем, например, представительства ряда фармацевтических и других зарубежных фирм. Благодаря этому до сих пор не было никаких проблем с отоплением, освещением и телефонной связью, которые сильно осложняют жизнь многих наших коллег.

К сожалению, из-за ухудшения экономического положения страны начался отток зарубежных инвесторов, в частности, фармацевтических фирм. В результате средства, которые мы получали сдавая в аренду часть своих помещений, теперь под большим вопросом.

- Еще недавно эта статья дохода некоторых академических учреждений вызывала яростные нападки. Вас обвиняли в незаконной наживе и многих других грехах...

- Представители городских властей пытались доказать, что Национальная академия нерационально использует квадратные метры. А коль так, то институты в них не нуждаются. Это была близорукая, чисто эгоистическая позиция, свидетельствующая о полном непонимании катастрофического положения с финансированием науки, сложившегося в Украине. К счастью, атаки городских властей удалось отбить. Вопрос о «незаконной сдаче в аренду» с повестки дня, слава Богу, снят...

- Говоря об источниках финансирования исследований, на первое место вы поставили международные гранты. Но ведь существует мнение (правда, его в основном высказывают люди, далекие от науки), что, мол, подобные «подачки» унижают нашу национальную гордость. Что же касается фонда Сороса, то еще недавно кое-кто склонен был считать его чуть ли не шпионской организацией, которая заинтересована лишь в том, чтобы использовать идеи украинских ученых.

- Более несусветную чушь трудно придумать. Это абсолютно невежественное представление. Во-первых, сотрудники фонда Сороса требовали, чтобы исследователь работал на родине. Во-вторых, для получения гранта он должен был представить пять печатных трудов, опубликованных в международных журналах, а, значит, уже давно не представляющих никакого секрета. Более того, работы, связанные с оборонной тематикой, а также имеющие прикладной характер, просто не принимались.

Что касается моральной стороны этого дела, то рассуждать о ней могут лишь люди с очень специфическими представлениями об этике. Система грантов принята во всем мире. В большинстве стран деньги на научные исследования приходится добывать самим ученым. И, насколько мне известно, больше половины рабочего времени руководителей крупнейших лабораторий мира уходит именно на составление проектов и поиск средств, необходимых для их выполнения.

Например, в Соединенных Штатах существуют сотни организаций, у которых можно получить гранты - крупные технические фирмы, медицинские ассоциации, различные фонды и т.д. У нас же такая возможность весьма ограничена. И, честно говоря, мы еще даже не умеем писать заявки на гранты таким образом, чтобы они были достаточно конкурентоспособными. А это целое искусство.

- Насколько сократился за последние годы коллектив Института физиологии? Удалось ли вам сохранить костяк ведущих исследователей - элиту украинской науки?

- К счастью, удалось. Хотя мы потеряли третью часть своего научного состава. Как ни печально, в основном уходят 30-40-летние - энергичные, талантливые и перспективные сотрудники, как правило, защитившие кандидатские диссертации. Это на сегодняшний день одна из самых болезненных проблем.

- Говорят, возглавляемый вами институт занимает первое место в академии по утечке мозгов?

- К сожалению, это правда. Как ни парадоксально, наши потери - оборотная сторона высокого рейтинга. Чем больше институт известен за рубежом, чем выше в научном мире котируются выполненные в нем исследования, тем охотнее приглашают на работу его сотрудников. Я чуть ли не ежемесячно получаю предложения зарубежных научных центров прислать наших молодых специалистов.

- Как вы относитесь к своим сотрудникам, решившим уехать за границу? Не считаете ли их, как выражаются некоторые академические ортодоксы, «предателями украинской науки»? Поддерживаете ли связь с бывшими подчиненными, а вернее сказать, коллегами, работающими в исследовательских центрах Америки и Европы?

- Давайте посмотрим правде в глаза. Материальные условия жизни в этих странах и возможность вести там научную работу не идут ни в какое сравнение с тем положением, которое сложилось у нас в Украине. И взывать к патриотическим чувствам уехавших за рубеж, мне кажется, увы, бесполезно.

Ни в коей мере не осуждаю таких молодых людей и, наоборот, стараюсь поддерживать с ними постоянную связь. Два года назад, воспользовавшись конгрессом, проводившимся в США, я решил собрать всех наших сотрудников, работающих в Америке. Состоялся своего рода зарубежный научный совет института. Это была удивительно теплая встреча с массой воспоминаний. И что интересно. У многих сквозило желание вернуться на родину. «Будут ли созданы нам в Киеве необходимые условия для работы?» - интересовались они.

- И что вы им ответили?

- Сказал честно, что таких возможностей - с точки зрения материального снабжения и оплаты, - какие у них в Америке, дирекция института, к сожалению, в обозримом будущем обеспечить не сможет. Но мы все равно их считаем своими сотрудниками и надеемся, что со временем они возвратятся домой.

И, представьте, я как в воду глядел: некоторые уже вернулись. Сейчас в отделе, который я возглавляю, работает несколько человек, которые довольно долго трудились за границей. А вообще у тех, кто уехал, не все так радужно, как может показаться на первый взгляд.

Пока им 30-35 лет, они работают в основном исполнителями. В западных странах стараются максимально использовать украинскую талантливую молодежь. Но платят приезжим сотрудникам во много раз меньше, чем своим. Да и получить постоянное место с каждым годом там все труднее.

Наряду с китайцами, наши молодые ученые становятся основной рабочей силой во многих лабораториях Америки и Европы. Но если у такого человека есть амбиции, идеи, наконец, желание создать в науке какое-то собственное направление, ему за рубежом становится неуютно. Подобные замыслы трудно осуществить в лаборатории со сложившимся коллективом, в которой уже есть свой лидер с собственным видением научных проблем.

Проходит 5-8 лет, и настроение у большинства исследователей из стран СНГ, как правило, ухудшается. Они начинают задумываться: «Что делать дальше?» У нас в Украине такой относительно еще молодой ученый уже мог бы иметь свою лабораторию. Его даже могли избрать членом-корреспондентом Национальной академии наук. У человека было бы будущее. Ведь в 40 лет карьера не завершается. Работать-то нужно и дальше - как минимум до шестидесяти.

Поэтому многие не порывают связь с институтом, стараются сохранить место и должность. А когда эйфория первых лет заграничной жизни начинает спадать, возвращаются в Украину. Я принимаю их без всяких предубеждений и чувства обиды, а уж тем более без злорадства. И конечно же, не считаю уехавших «предателями». Наука интернациональна. Я даже в какой-то степени горжусь, что мои ученики трудятся во всех ведущих лабораториях Европы и США. Диплом кандидата или доктора наук, полученный в Институте физиологии имени А.А. Богомольца, очень весомый документ. Он котируется во всем мире.

- Платон Григорьевич, здесь возникает естественный вопрос: кем вы заменяете кандидатов, уехавших за границу? Как в нынешних условиях уберечь коллектив от «старения»? Приходит ли в институт научная молодежь?

- К счастью, с каждым годом количество аспирантов, которых мы принимаем из Национального университета имени Т.Г. Шевченко, Национального медицинского университета и Киевского политехнического университета, увеличивается. Причем для нашего института молодые люди с физическим и математическим образованием даже более важны, чем биологи или медики. Но это не совсем чистые физики и математики.

Лучших специалистов молекулярной, клеточной биологии еще недавно готовило Киевское отделение Московского физико-технического института. Сначала молодые люди три года должны были проучиться в Долгопрудном, где находится МФТИ, а затем - уже с соответствующей математической подготовкой - два года у нас, где их вводили в современную биологию. Но, к сожалению, эта система сейчас сходит на нет: многие юноши и девушки, уезжающие на 3-4 года в Москву, там и остаются.

Поэтому в Киеве на базе НАН и политехнического университета организован совместный физико-технический факультет. В нынешнем году к нам пришла первая группа четверокурсников, которые намерены специализироваться в области молекулярной биологии. Надеюсь, они компенсируют потери, связанные с прекращением деятельности отделения МФТИ.

Мне остается добавить, что Институт физиологии поддерживает самую тесную связь с Национальным университетом имени Т.Г. Шевченко. У нас с этим вузом совместная кафедра медицинской радиоэлектроники. С этого года наши ученые начали читать лекции студентам-биологам Киево-Могилянской академии.

- Но ведь нынешние молодые люди - народ прагматичный. А что, если некоторые из них собираются попасть к вам в институт, рассчитывая использовать его в качестве трамплина - чтобы в итоге очутиться в одной из зарубежных лабораторий?

- Что же, такое вполне вероятно.

- И как вы к этому относитесь?

- Философски. Если перед ними откроется перспектива интересной работы и лучшей жизни, зачем им мешать?