«ЕМСЕЛЛ» — ЧТО В ЭТОМ СЛОВЕ?..

Прошло более двух лет со времени первой публикации в «ЗН» о Центре эмбриональных тканей «ЕмСелл» (№3(224), 1998). Интерес к новому направлению в медицине и биологии — трансплантации эмбриональных стволовых клеток — возрастает. Словосочетание «стволовые клетки» прочно заняло место в числе ведущих мировых новостей, перспективы их исследования и применения обсуждаются в парламентах и телепередачах.

В летние месяцы возрос интерес к сайту центра «ЕмСелл» в Интернете — emcell.com. При обсуждении вопроса о развитии исследований эмбриональных стволовых клеток в бундестаге на него указал один из политиков: дескать, пока мы спорим, люди работают. В Германии о работе центра появилась большая позитивная статья в журнале МАХ и более скептическая — в журнале «Шпигель». Второй немецкий телеканал готовит свой репортаж из клиники клеточной терапии.

Что же привлекло такое внимание к украинским исследователям?

Предлагаем вашему вниманию интервью с руководителями центра «ЕмСелл» доцентом А.СмикодубОМ и доктором медицинских наук А.Карпенко и перепечатку из упомянутых журналов.

— Что существенного произошло в центре за последние три года, когда мир охватила волна интереса к эмбриональным стволовым клеткам?

А.Смикодуб: Сотрудники центра завершили исследования по пяти крупным научным темам клинического применения трансплантации стволовых эмбриональных клеток: сахарный диабет, СПИД, опухолевая болезнь, аутоиммунные заболевания кишечника, некоторые гематологические болезни.

По каждой из этих научных проблем подготовлен специалист высшей квалификации для Национального медицинского университета, завершено диссертационное научное исследование, опубликованы и запатентованы разработанные методы лечения. Даются методические рекомендации по применению методов трансплантации эмбриональных стволовых клеток в практической медицине. Это обстоятельство делает украинское медицинское законодательство в области клинического применения эмбриональных стволовых клеточных трансплантаций для лечения ряда конкретных заболеваний (диабет, онкология, гематология и др.) наиболее передовым в мире.

Свои результаты мы доложили на ряде отечественных конференций, а также на IV Международном конгрессе общества клеточной трансплантологии, членами которого мы являемся, в Монтрё (Швейцария), на I Европейской конференции по клеточной трансплантологии в Париже в Институте Пастера и т.д. Мы получили два патента США по лечению СПИДа и ВИЧ-инфекции (в 1998 и 2001 гг.), целый ряд украинских и российских патентов.

— Известно, что в вашу клинику едут пациенты из-за рубежа. Как они узнают о вас?

А.Карпенко: В Интернете появился наш сайт emcell.com., который привлекает внимание пациентов и медиков. К нам увеличился поток иностранных пациентов, причем большинство едет по рекомендации своих врачей, которые впоследствии наблюдают наших, уже общих, пациентов и приобретают опыт использования наших методов, которые недоступны во многих странах.

Мы по-прежнему лечим в год не более 200 пациентов. Поэтому у вас не должно создаваться впечатление о лечебном конвейере. Продолжаем наши научные исследования и отбираем среди обратившихся пациентов в основном тех, которые соответствуют текущим научным планам. Мы стремимся к тому, чтобы лечащий врач нашего пациента подключался к наблюдению за его состоянием. Подобные независимые наблюдения западных коллег являются единственным реальным путем преодоления скепсиса, выраженного журналистом «Шпигеля». Для него совершенно не объяснимо, что передний край науки может находиться не в США или Германии.

— Удается ли вам организовать сотрудничество на уровне крупных научных учреждений или университетских клиник?

А.С.: Пока это не удается. Год назад нас пригласили на специально организованную научную конференцию в ведущей клинике Лос-Анджелеса «Кедр Синая». Несмотря на значительный интерес и множество вопросов, которые были заданы нам на форуме, последствий это не имело, хотя к нам приехали некоторые пациенты этой клиники. Врачи не могут рисковать своим реноме, пока в США идут дискуссии на морально-этические темы. Страсти на тему эмбриональных стволовых клеток в США сейчас бушуют. При этом заинтересованные силы стремятся направить энтузиазм масс на поддержку закона, позволяющего разрушать искусственно зачатые жизнеспособные эмбрионы для получения стволовых клеток. Администрация президента Буша пересмотрела подготовленное предыдущей администрацией частичное разрешение и практически запретила государственное финансирование подобных исследований. При этом широкую общественность не информируют о существующем в США уже семь лет законодательстве, дающем «добро» на использование для научных и лечебных целей трупного эмбрионального материала, как и в большинстве стран мира. Корреспондент МАХа в статье, так же, как и корреспондент «Шпигеля» в беседе, отметил, что такое использование трупного эмбрионального материала, как в нашей работе, разрешено в настоящее время также в Германии, США и странах Европы.

— А в каких еще странах делают трансплантации эмбриональных стволовых клеток?

А.К.: В настоящее время в Европе активно работает кооперация научных центров НЕКТАР, объединяющая более 40 лабораторий в странах Европы и США. НЕКТАР разрабатывает трансплантации эмбриональных клеток при болезни Паркинсона непосредственно в мозг пациентов. Причем используется трупный эмбриональный материал как человека, так и животных. Есть лаборатории, например Турена во Франции, со стажем работы в этой области более 20 лет. Несколько лет назад стало ясно, что основным действующим началом в клеточных суспензиях являются стволовые клетки, выделенные в опытах сначала из эмбрионов животных, затем (в 1998 году) — из эмбрионов человека. Однако применение эмбрионального материала, в котором использовались эффекты стволовых клеток, в клинических исследованиях началось в 70-е годы.

— Вы тоже лечите болезнь Паркинсона?

А.С.: Да, но по другой методике. Принципиальным отличием нашей клиники от сети НЕКТАР, которую возглавляют шведские исследователи, является то, что мы не ограничиваемся одной болезнью. Работаем со многими тяжелыми заболеваниями и состояниями, ибо это и есть лучшие клинические модели для исследования эффектов трансплантации эмбриональных стволовых клеток. Если работать с одной болезнью, то это не позволяет понять многие стороны действия стволовых клеток, которые могут проявляться при других обстоятельствах. Поэтому получилось так, что наша клиника имеет самый большой опыт как по числу трансплантаций, так и по разнообразию заболеваний, при которых мы применяли трансплантации эмбриональных стволовых клеток.

При этом возникает много новых вопросов, но также рассеиваются некоторые мифы. Например, ведущие специалисты, выступая в Конгрессе США, говорят о проблеме гистосовместимости, отторжении трансплантата эмбриональных стволовых клеток, а на самом деле этого осложнения можно избежать, применяя клетки в возрасте до 8—9 недель. Выяснилось, что режим криоконсервирования несущественен для выживания клеток, о чем, кстати, появился целый ряд специальных исследований в литературе. Многое оказалось проще, но разработка методов, не дающих сбоев, — это тонкое и кропотливое дело, которым мы и заняты.

— Есть ли какая-то закономерность в том, что клеточная трансплантология получила в Киеве такое успешное развитие?

А.К.: Трудно объяснить смысл подобной закономерности творческой биографией исследователя, подготовившего открытие, или общей творческой атмосферой. Для иностранцев непонятно: почему прорыв сделан в Украине? Им трудно поверить, что первый на континенте компьютер — знамение века — также был сделан в Киеве. Но и другое знамение века — инфаркт миокарда — также был впервые описан в Киеве. Наверно, сочетаются личный путь и какая-то критическая масса предыстории — ведь первая в мире пересадка почки была также сделана украинским врачом Юрием Вороным. А пересадка роговицы Филатова, а знаменитая АЦС Богомольца? Это все — шаги трансплантологии.

А.С.: Я бы сказал проще. Было образование, работа патофизиологом в очень близкой, как теперь понятно, области, была многопрофильная врачебная специализация — перебрасывали ассистента с одной клинической базы на другую (теперь можно сказать «большое спасибо»). Ну и, главное, дал Бог понять... Именно понимание того, что может происходить, как взаимодействуют подобные клетки с разными тканями, метаболическими цепями, системной регуляцией, постепенно обрастало фактами, наблюдениями. И сейчас эта модель редко подводит. Удается получить положительные результаты лечения во многих весьма сложных случаях. Сейчас это уже называется уникальным клиническим опытом применения эмбриональных клеточных трансплантаций в клинической медицине.

— А кто или что вам мешает работать?

А.С.: Никто не мешает, в основном помогают. Город выделил клиническую базу, медицинский университет поручил готовить кадры (аспирантов), нашлись в начале пути скромные деньги, которые позволили выжить в самое трудное время становления. Теперь мы немного зарабатываем за счет иностранных пациентов. По-прежнему много тратим на собственные научные исследования — большинство тематических больных лечим бесплатно, зарубежные конгрессы обходятся в копеечку. Свою деятельность не рекламируем — и так голову некогда поднять, перегрузка. Только с прошлого лета смог себе позволить уезжать в отпуск в Крым.

Конкурентов в нашей научной деятельности у нас нет: нет публикаций клинического материала по проблеме, никто за лицензиями на право использовать наши методы на территории Украины не обращался, хотя патентное поле у нас широкое. Нам не известно, чтобы где-то накапливался документированный клинический материал по проблеме.

Здесь хотелось бы уточнить, что в Киеве эмбриональный материал применяется и в других учреждениях, в частности весьма успешно в Институте нейрохирургии. Однако методология его применения принципиально отличается от нашей — мы развиваем разные направления в использовании эмбриональных тканей.

Хочется верить, что и в дальнейшем Национальный медицинский университет будет поддерживать наши работы. Надеемся, что в ближайшие годы нам удастся открыть курс клеточной терапии для студентов университета.

Мы работаем на многих клинических базах медицинских научно-исследовательских институтов, центров и т.д. Методическая законодательная база разработана нами в содружестве с институтами онкологии, эндокринологии, гематологии.

Бывают, правда, и законотворческие недоразумения. Так, в 2000 году Кабмин издал странный перечень организаций, которым дозволен забор и трансплантация донорского материала. В нем нет ни одного медицинского университета страны, институтов онкологии, эндокринологии, переливания крови, донецкого и львовского центров трансплантации почек, республиканского и городского центров трансплантации костного мозга. Сам подход противоправен: не должны организации с опытом трансплантации в десятки лет доказывать, что они имеют право продолжать свою профессиональную деятельность. Теперь пострадавшему шахтеру нельзя перелить кровь его товарища или пересадить лоскут кожи в шахтной больнице. Чиновник запретил. Чиновник ставит врачей вне закона росчерком пера. Благо, врачи «не подозревают» о списке и продолжают выполнять свой долг.

Атмосферу в Киеве для нашей работы мы считаем весьма благоприятной. При этом наблюдаем, как в результате нашей деятельности неприятие лечения стволовыми клетками, которое было 7—10 лет назад, в значительной мере сменилось пониманием проблемы, возможностей и ограничений метода, а также все более частым обращением за консультациями и практической помощью.

— Как вы относитесь к приведенным зарубежным публикациям?

А.К.: Приятно, когда пишут хорошо, досадно, когда плохо, особенно когда упреки незаслуженные, а судьи недостаточно компетентные.

Статья в журнале МАХ написана магистром биологии и точно передает все поднятые вопросы. Статья имела положительный резонанс в Германии, и нам добавилось хлопот.

Что касается «Шпигеля». Не каждый день можно почитать о себе в этом журнале. Статья написана в пренебрежительном тоне, но содержит много положительной информации: во-первых, что мы существуем, во-вторых, не отрицаются положительные результаты лечения; сообщается о наличии патентов, в том числе американских; подтверждается, что к нам едут пациенты из-за рубежа; сообщается, что мы ищем партнеров для медицинского сотрудничества.

Можно ли предъявлять корреспонденту претензии, что он не понял, как достигаются положительные результаты лечения, почему не отторгаются клетки, почему мы не смотрим в микроскоп, чтобы узнать, стало ли лучше больному паркинсонизмом после лечения, а старорежимно обращаем внимание на его походку? Автор не верит, что клетки сами знают, как дифференцироваться, хотя его более мудрые родители доверились клеткам и в результате маленький Джеральд родился здоровым ребенком. Автор явный пессимист, поскольку считает здание больницы полуразрушенным, в то время как оно просто не достроено.

А если серьезно, то семья Эльясник, о которой он пишет в статье, повторно привезла свою девочку из знаменитого госпиталя-дворца «Кедр Синая» в Лос-Анджелесе в нашу четвертую городскую больницу на Соломенке. Этот госпиталь, кстати, год назад организовал специальную научную конференцию, посвященную результатам наших работ. Девочка утонула дома в бассейне. Ее извлекли, полгода боролись за жизнь и прекратили борьбу, отключили приборы жизнеобеспечения. Ребенок был лишен высших функций, не мог есть, глотать слюну, кашлять. Через полгода после нашего первого лечения родители с гордостью показывали корреспонденту, что их дочь глотает слюну, которую больше не надо отсасывать и бояться, что девочка в любой момент захлебнется. Она глотает пищу, любит смотреть телевизор и требует включать ей мультики, контактирует с мамой и уже у нас в клинике начала интересоваться зеркалом. Мы показали корреспонденту видео этой девочки до лечения. Первый раз их привела к нам надежда, второй раз — результаты, иначе они бы не приехали. Что он написал, вы прочитали сами. Корреспондент справедливо отмечает, что мозг отделен барьером, который, как мы поняли из статьи, нам не удалось преодолеть. Но более досадно, что мнение автора об экономическом процветании нашего бизнеса является заблуждением.

Сейчас в клинике работает съемочная группа Второго немецкого телеканала, которая с восторгом снимает наших отечественных и зарубежных пациентов. Однако что за передача получится, мы узнаем через неделю.

Вместе с тем мы не афишируем нашу работу, не инициировали эти публикации. Просто не всегда можно отказать, например, «Шпигелю». Однако все это сильно отвлекает от работы. Само наше дело настолько интересно и крупно, что обеспечивает весь необходимый объем эмоциональной подпитки и реализации амбиций, а около ста научных публикаций и патентов обеспечивают постепенное знакомство врачебного сообщества с нашими достижениями. Поэтому, анализируя ситуацию, убеждаемся, что наш обычный стиль работы, когда мы заняты делом, никому не мешаем и не поощряем вмешательство в нашу сложную и интересную работу, является более правильным и плодотворным.