Что все-таки нужно украинской науке?

Хочется нам, гражданам Украины, верить в чудо. Подтверждением тому является статья доктора физико-математических наук Сергея Балашова («ЗН», №2, 2005 г.). Это добротный и впечатляющий анализ развития производственной сферы США и рекомендации для Украины, вытекающие, по мнению автора, из него материала. Хотя автор статьи и отмечает, что «копировать американскую модель нельзя, поскольку у США совсем другие по сравнению с Украиной национальные приоритеты, ресурсы и способы их реализации», тем не менее, его описание элементов научно-технической политики США воспринимается многими именно как предмет для подражания и руководство к действию. Ну а сам автор квалифицирует опыт США как экономическое чудо. К сожалению, рекомендательная часть статьи страдает типичными для наших экономистов от науки изъянами, связанными с тем, что приверженцы той или иной заграничной модели научно-технического и инновационного развития не учитывают, что нынешние достижения развитых стран — результат преодоления многочисленных ошибок и заблуждений. Поэтому необходимо разобраться, в чем же мы можем следовать опыту США и при каких условиях.

Причинами американского технологического чуда, по мнению С. Балашова, являются: «продуманная государственная научно-техническая политика, бюджетные инвестиции, соответствующее законодательство, диверсификация механизмов внедрения инноваций в секториальном, отраслевом и региональном разрезе». Возразить здесь в общем-то нечего, и может показаться, что беспроигрышный путь к технологическому совершенству производства и стабильному экономическому росту для Украины тоже абсолютно ясен. Но если разобраться, как удалось США выйти на сегодняшний уровень организационно-финансового обеспечения научно-технологического и инновационного развития, то оказывается, что путь далеко не прост.

Если говорить о «продуманной государственной научно-технической политике», то не лишним будет понять, как же США к такой политике пришли. Для этого стоит вспомнить, что хотя Вторая мировая война со всей определенностью продемонстрировала мощь науки, тем не менее, с приходом к власти президента Трумэна американские политики сочли, что развитие науки и техники не относится к компетенции федерального правительства. Об этом свидетельствует упразднение в 1946 году созданного и эффективно действовавшего в годы войны федерального Управления научных исследований и разработок и распределение его функций между различными федеральными ведомствами.

На протяжении более чем десяти послевоенных лет в США не было не только продуманной, а, фактически вообще никакой научно-технической политики. Только в результате так называемого «спутникового шока» научно-консультативный комитет был переведен из Управления оборонной мобилизации в непосредственное подчинение президента страны и, как следствие этого, появилась должность специального помощника президента по науке.

Начиная с этого момента можно говорить о целенаправленной научно-технической политике США, которая проявлялась прежде всего в резком повышении уровня бюджетных инвестиций в сферу образования и науки. Ввиду экономической мощи США бюджетные инвестиции в науку выделялись здесь по всему фронту научных исследований и в объемах, которые запрашивались учеными. Правительство не отягощало себя поиском приоритетов и механизмов координации действий отдельных секторов.

Наверное, именно поэтому уже начиная с середины 60-х годов начался период, который историки американской науки квалифицируют как конфликт между сообществом ученых и президентской властью. Своеобразное перетягивание каната учеными и политиками длилось фактически до 1976 года, когда Конгресс США принял, наконец, закон о национальной научной и технической политике, ее приоритетах и создании государственных органов по ее реализации.

Изложенное выше свидетельствует о том, что научно-техническая политика не создается путем умозрительных заключений, а является результатом сложных и болезненных процессов в обществе. С.Балашов в качестве доказательства продуманности научно-технической политики США пишет о 24 законодательных актах, принятых на протяжении 1958—2000 годов и определивших правовое поле технологического развития экономики США. Но в Украине не меньше аналогичных законодательных актов было принято за период с 1991 года. Однако у власти в стране все это время были очень специфические политики: они принимали правительственные решения, а потом они же их не выполняли. Поэтому если сравнивать научно-техническую политику США и Украины по уровню продуманности, Украина выглядит вполне прилично. А если говорить об исполнении принятых решений, то по уровню «неисполнительности» ее можно занести в Книгу рекордов Гиннесса.

Те направления действий, которые С. Балашов предлагает осуществить в сфере структурной перестройки производственной сферы Украины — рациональное распределение функций между малым, средним и крупным бизнесом, совершенствование системы финансирования научно-технической и инновационной деятельности — интересны и конструктивны, а главное — практически по каждому из этих направлений в Украине есть достаточно четкое понимание механизмов реализации и приоритетов. Это понимание не просто существует в головах ученых или их статьях, а изложено в виде докладных записок в адрес органов управления разного уровня, концепций, проектов законодательных актов.

Завершающая часть статьи С.Балашова свидетельствует о том, что очередную оранжевую революцию надо совершать именно в науке. И он даже предлагает конкретные шаги, которые, к сожалению, не особенно учитывают даже опыт США, не говоря уже об опыте Украины. Первым пунктом он предлагает передать академические учреждения в структуры высших учебных заведений. На мой взгляд, это предложение аналогично тому, чтобы передать, скажем, мощную сельскохозяйственную технику тем, кто знает только первобытно-общинный стиль хозяйствования. В системе высшей школы и сейчас сосредоточено около двух третей украинских специалистов с докторскими и кандидатскими степенями, но они заняты в основном преподавательской работой, и именно этим определяются приоритеты, тематика и стиль работы университетов. Другое дело — активно и целенаправленно развивать в университетах фундаментальную науку, но на конкурсных началах. Никто, кстати, не мешает сегодня привлекать для преподавания в университетах академических ученых в тех масштабах, которые соответствуют европейским стандартам. Но университетские ученые не особенно охотно идут на это.

Второе предложение С. Балашова по поводу «национальных лабораторий» давно отрегулировано законодательно и организационно, решается в Украине без проблем. Единственное, что вместо термина «национальная лаборатория» у нас используется термин «национальный центр».

По поводу третьего предложения — о структуре Национальной академии и статусе ее членов — следует прежде всего напомнить, что национальная академия создавалась как добровольное сообщество ученых, никто им ныне действующую структуру не навязывал и никто не вправе навязывать и сейчас. Любая организационная структура время от времени без сомнения нуждается в реорганизации. Но если эта структура самоуправляемая, то ей и решать эти вопросы. Если решения будут неудачными, то академия прекратит свое существование. Но ученые-то останутся. Они выберут себе более подходящую систему организации.

По поводу предложений о системе финансирования науки возражений особых нет. Тем более что Государственный фонд фундаментальных исследований Украины уже имеет достаточную степень независимости. Вопрос в том, что его финансирование ничтожно мало и не соответствует законодательно закрепленному уровню.

По многим технологическим направлениям ученые Украины имеют вполне приличные результаты, которые можно эффективно использовать в практике. Этих результатов, конечно, может быть больше и они могут быть более весомыми, однако это не столько вопрос организации науки, сколько вопрос восприимчивости экономики к новым знаниям и инновациям. Но это уже тема другой дискуссии. А насчет того, чтобы «распустить всех научных работников по домам», то это вряд ли можно считать одним из шагов оранжевой революции в науке. Тем более что украинские ученые сегодня и так более чем наполовину работают на зарубежье. И даже не потому, что там больше платят, а потому, что ими там искренне интересуются. А это, знаете ли, приятно.