Гюндуз Мамедов: «Именно Украина имеет шанс наказать РФ за военные преступления»

В последнее время все чаще на разных площадках разные спикеры поднимают тему переходного правосудия для временно оккупированных территорий (ВОТ), хотя когда произойдет урегулирование конфликта с Россией и деоккупация украинских территорий, никто прогнозировать не берется. Заместитель генерального прокурора Украины Гюндуз Мамедов входил в рабочую группу, готовившую проект национальной концепции переходного правосудия, находящийся сейчас на рассмотрении в офисе президента. С этого мы и начали вторую часть нашей беседы.

Первую часть интервью вы можете прочесть здесь.

— Гюндуз Айдынович, как вы считаете, должно ли законодательство переходного правосудия в Украине быть одинаковым для Донбасса и Крыма?

— Это чрезвычайно важная тема, тем более в условиях вооруженного конфликта и постконфликтного периода. Переходное правосудие — это процедуры, которые применяются по всему миру. Есть четыре основных элемента — возмещение ущерба пострадавшим, привлечение к ответственности за самые тяжкие преступления, право на правду, в том числе историческую, а также меры по недопущению конфликта в будущем.

Принято считать, что переходное правосудие получило свое распространение в начале 80-х в Латинской Америке и продолжилось в Восточной Европе. Но я считаю, что это не совсем так, потому что первые признаки этой дисциплины наблюдались после 1945 года, когда происходила денацификация вместе с демилитаризацией и демократизацией общества и государственных институтов, в частности в Германии и Австрии после Второй мировой войны.

Более того, о переходном правосудии стоит говорить не только в случае перехода от конфликтного к мирному периоду, но и от тоталитарного, авторитарного режима — к демократическому.

В Украине мы могли наблюдать отдельные попытки применения некоторых элементов переходного правосудия. Например, расследование и освещение в 2004 году событий Голодомора или попытки проведения хотя и не вполне корректной люстрации в 2014-м. Но, к сожалению, это не было сделано комплексно. А без лечения (пусть и путем болезненного вскрытия) ран прошлого, мы снова будем повторять свои ошибки, а мы должны учиться на них.

Что касается применения переходного правосудия сегодня, в этом аспекте очень важно понимать, что оно не применяется только после окончания вооруженного конфликта. Последствия наступают с первого дня его начала. С началом агрессии у нас связаны первые грубые нарушения прав человека и серьезные нарушения норм международного гуманитарного права.

Кроме того, не стоит забывать о внутренне перемещенных с оккупированных территорий лицах. По данным Минсоцполитики, на ноябрь их количество превышает 1,4 миллиона человек. Являются ли они потерпевшими? Безусловно, ведь помимо психологической составляющей для них наступила новая правовая реальность. Как и для жителей временно оккупированных территорий.

Поэтому, что касается переходного правосудия в части привлечения к ответственности за тяжкие преступления, то да — законодательство переходного правосудия может быть и общим. Но в целом нужно понимать, что право переходного периода — это не один законопроект, а ряд нормативных актов и комплекс механизмов, которые могут предусматривать особенности для Крыма и Донбасса, так как отличие все же есть, но в рамках общих векторных направлений.

В Офисе президента на рассмотрении находится Концепция переходного правосудия. Я непосредственно входил в состав рабочей группы, которая готовила этот документ. Но важно здесь говорить о другом: данная концепция и есть тот самый рамочный документ, определяющий основные векторы, в направлении которых должна двигаться государственная политика для решения последствий вооруженного конфликта. Все четыре элемента переходного правосудия, о которых мы говорили выше, должны работать в комплексе. В этом и будет залог успеха.

— Как будет применяться принцип неотвратимости наказания к российским наемникам и военнослужащим? А к украинским гражданам, получившим российский паспорт?

— У каждой страны, пережившей вооруженный конфликт, свой путь. Грузия, например, взяла все факты грубых нарушений РФ и направила в Международный уголовный суд. Мы приняли решение идти своим путем.

Высшее политическое и военное руководство РФ, причастное к совершению военных преступлений, мы предлагаем привлекать к ответственности в Международном уголовном суде, а деяния их пособников и исполнителей мы расследуем в Украине в рамках национального законодательства.

Неотвратимость наказания — один из основных принципов правосудия. А для нас главное — оценивать действия этих лиц, собирать надлежащую доказательную базу и передавать дело в суд, который уже и решает вопрос о привлечении к ответственности. Возвращаясь к переходному правосудию: не один год идут дискуссии по поводу возможной амнистии для участников иррегулярных незаконных вооруженных формирований. Но для нас как органа правосудия важно, чтобы в первую очередь были зафиксированы все факты совершения преступлений, установлена истина в каждом деле, а уже после этого говорить о том, может ли лицо подвергаться амнистии. Очевидно, что за тяжкие преступления прощения не может быть.

Поэтому признает РФ международное право или нет, вносит изменения в свой основной закон, как решила на недавнем референдуме, или еще как-то манипулирует, игнорирует процессы, это не освобождает виновных в совершении преступлений от ответственности.

И, кстати, даже имплементация норм международного гуманитарного права (МГП) в наше законодательство даст возможность осуществлять правосудие в любой цивилизованной стране, соблюдающей принципы права ведения войны. То есть таким образом применяется универсальная юрисдикция, и где бы военный преступник ни оказался, скрыться от правосудия будет не так просто.

— В чем с юридической точки зрения разница между принудительной паспортизацией жителей ОРДЛО со стороны РФ и со стороны «ЛНР/ДНР»?

— В первую очередь стоит отметить, что на временно оккупированных территориях Донецкой и Луганской областей остаются наши граждане. Ситуацию с паспортизацией мы квалифицируем как нарушение государственного суверенитета Украины и грубое нарушение международного гуманитарного права, в частности Женевской конвенции 1949 года о защите гражданского населения во время войны. Страна-оккупант, осуществляющая контроль над указанной территорией, должна соблюдать права гражданского населения. Поэтому мы отреагировали и уголовное производство расследуется.

Фактически, такая «паспортизация» является принудительной, ведь у людей, проживающих на оккупированных территориях, без пвсевдопаспорта ограничены возможности для трудоустройства, получения соцгарантий, а для выпускников школ это необходимость для получения аттестата.

По нашим данным, на оккупированных территориях Донецкой и Луганской областей выдано более 65 тысяч российских паспортов, пвсевдогражданство незаконных образований получили более полумиллиона человек или приблизительно 15% населения.

Разница в данном случае между паспортами РФ и паспортами незаконных образований на оккупированных территориях Луганской и Донецкой областей заключается в том, что последние не имеют никакого юридического значения с точки зрения международного права. Такой документ не признается ни одним государством мира, кроме РФ, не удостоверяет ни одного факта и не имеет юридической силы за пределами временно оккупированной территории.

— Будет ли эта принудительная паспортизация каким-либо образом оспариваться в международных судах? Должны ли нести ответственность те, кто получает российские паспорта?

— Ответственность будут нести не те, кто их получает, а те, кто вынуждает получать эти паспорта. Вы верно заметили, российское гражданство на временно оккупированных территориях мы признаем насильственным и навязанным. Насильственная паспортизация — обязательное условие пребывания на полуострове Крым, так как отказ от паспорта ведет к определенным последствиям: привлечению к ответственности за нарушение миграционных норм РФ, принудительной депортации, невозможности трудоустроиться, отсутствию доступа к социальным и медицинским услугам. Это все говорит о вытеснении граждан Украины с территории полуострова, искусственном изменении демографической ситуации и заселении Крыма гражданами РФ, что является элементами военного преступления.

По принудительной паспортизации в Крыму уже подана информация в Офис прокурора Международного уголовного суда (ОП МУС). Что касается Донбасса, то после исследования всех обстоятельств получения паспортов, будет решен вопрос обращения в международные инстанции с целью пресечения нарушений международного права.

— Какой орган будет судить лиц, совершивших преступления во время конфликта в Донбассе? Будет ли создан специальный суд, трибунал, специальная палата по военным преступлениям в Верховном суде? Будет ли это исключительно украинский орган или же вы намерены приглашать и международных судей, создавая смешанные трибуналы?

— Прежде всего важно всестороннее расследование всех военных преступлений и преступлений против человечности, совершенных РФ на территории Украины в условиях вооруженного конфликта за почти семь лет. Кроме того, доказывание в национальных и международных судебных инстанциях реализации государством-агрессором общего контроля над временно оккупированными территориями.

Вопрос формата механизма правосудия, который должен ответить на последствия вооруженного конфликта, чрезвычайно сложный. С одной стороны, мы понимаем, что сама по себе национальная система правосудия не сможет эффективно справиться со всеми фактами совершения преступлений. В первую очередь, если речь идет о политической и военной элите, и об этом мы уже говорили. С другой стороны, мировая практика дает нам достаточно примеров и механизмов и анализируя их мы можем говорить об успехе или проблемах.

Например, Международный трибунал по бывшей Югославии — это бесспорно успешный пример международного механизма правосудия. Суд имел дело с большим количеством преступлений разного вида — массовыми убийствами, пытками. При этом если анализировать показатели его работы, то именно этот суд в настоящее время отличается высокой результативностью: количеством установленных фактов и вынесенных приговоров. Кроме того, именно трибуналу удалось привлечь к ответственности таких персон как Радован Караджич и Слободан Милошевич.

По моему мнению, противоположностью является Специальный трибунал по Ливану, созданный в 2005 году. Не скажу, что это категорически неудачный опыт, но за все время его работы лишь в августе этого года был вынесен первый приговор.

Какой именно вариант нужен нам? Мы у себя в Департаменте обсуждаем, дискутируем и анализируем мировые практики. Понятно пока одно, что нужно создавать собственную модель, которая и станет эффективной. Будет ли она национальной, гибридной (то есть смешанной) или международной — сложный вопрос, но наиболее эффективную модель мы в перспективе предложим. В любом случае речь может идти о создании отдельной структуры, но будет ли она сочетать национальные и международные элементы, будет ли это отдельный международный суд — нужно определяться.

По моему мнению, в настоящее время достаточно сложно говорить о создании международного трибунала по ситуации в Украине, поскольку для этого требуется решение Совета Безопасности ООН, которое явно не одобрит РФ. Поэтому, вполне возможно, Украине стоит рассмотреть возможность создания гибридного суда, который будет сочетать как национальный, так и международный элементы, что повысит и эффективность, и объективность судебного рассмотрения.

— Пару лет назад в интервью ZN.UA, еще будучи прокурором АРК, вы говорили, что в Украине катастрофически не хватает специалистов по международному гуманитарному праву, а следователи не умеют, не знают, как расследовать военные преступления и преступления против человечности. Уже в этом году в статье для ZN.UA вы снова писали, что в Украине наблюдается нехватка следователей и судей для расследования подобных преступлений. Как же все-таки решить эту проблему, раз мы все чаще и активнее говорим о переходном правосудии и грядущих международных судах?

— Действительно, проблема с уровнем знаний международного гуманитарного и уголовного права остается. Никто даже и представить не мог, что Украине могут понадобиться специалисты в данной сфере на уровне правоохранительных органов и судебной системы.

И дело не только в недостаточном понимании норм МГП, но и в неоднозначной трактовке законодательства. Еще раз повторю, нет четких законодательных требований по квалификации военных преступлений и преступлений против человечности.

Мы сейчас систематически работаем с международными и национальными экспертами, неправительственными организациями и повышаем квалификацию.

Также наш департамент будет привлекать международных экспертов для расследования тяжких военных преступлений. Ведутся онлайн-консультации с представителями одной из международных организаций расследователей, которая имеет более 700 экспертов. C 2009 года она разместила своих специалистов по уголовному правосудию в более чем 250 миссиях и оказывает помощь в расследовании преступлений наиболее жестких конфликтов в Мьянме, Южном Судане, Сирии, Йемене. Речь идет о предоставлении независимой профессиональной помощи в дополнение к работе Департамента.

— Когда следует ожидать начала полноценного официального расследования Международным уголовным судом положения в Крыму и Донбассе в рамках кейса «Ситуация в Украине»?

— В настоящее время трудно спрогнозировать, когда именно Офис прокурора Международного уголовного суда может принять решение и открыть производство по расследованию событий в Крыму и Донбассе. В этом году в МУС ожидаются выборы нового прокурора. И ранее, если вы помните, появлялась информация, что действующий прокурор — госпожа Фату Бенсуда — до конца своей каденции на посту планирует определиться со всеми ситуациями, которые сейчас находятся на стадии предварительного расследования.

Но из-за того, что Украина до сих пор не ратифицировала Римский статут, в нашем случае подобное решение должно рассматриваться и утверждаться досудебной палатой Международного уголовного суда. Поэтому нам остается только ждать решения и продолжать сотрудничество с Офисом прокурора МУС и предоставлять им информацию, которая позволит принять решение об открытии расследования.

С начала вооруженной агрессии мы передали в ОП МУС 16 информационных сообщений — как по Крыму, так и Донбассу. Только в этом году совместно с правозащитными организациями Офис генерального прокурора передал три масштабных документа, подтверждающих серьезное нарушение норм МГП на полуострове: о принудительной депортации крымчан на материк, о нарушении имущественных прав, и третье подано в конце сентября — о милитаризации детей. Тему милитаризации мы с 2018 года поднимаем уже второй раз, сейчас акцент сделан был именно на детях. Мы предоставили доказательства того, как с дошкольного возраста и до совершеннолетия навязывается и пропагандируется военная служба в оккупированном Крыму, романтизируется служба в ВС РФ, передали факты обучения детей тактике и стратегии военных действий, стрельбе. Такой масштабный аналитический отчет.

Сделаю небольшой анонс. Мы сейчас готовим еще два информационных сообщения для ОП МУС по крымской ситуации. Первый касается уничтожения культурных ценностей и расхищения культурного наследия. В том числе там будут и факты по незаконной реконструкции Ханского дворца в Бахчисарае. И второй — по нарушениям прав журналистов. Речь идет о незаконных обысках, задержаниях, преследованиях, нанесении телесных повреждений по причине профессиональной деятельности. Предоставим факты лишения права заниматься журналистской деятельностью. Как пример, лишение лицензии на вещание и частоты крымскотатарского канала ATR.

— Что делать с детьми-комбатантами?

— Начиная с 2014 года, применяется практика вербовки и привлечения несовершеннолетних из временно оккупированных районов Донецкой и Луганской областей к участию в боевых действиях против подразделений Вооруженных Сил Украины и других военных формирований.

Использование детей для участия в вооруженном конфликте является военным преступлением и категорически запрещено международным гуманитарным правом. Согласно статье 4 Факультативного протокола к Конвенции о правах ребенка, касающегося участия детей в вооруженных конфликтах, который, замечу, ратифицирован как Украиной, так и РФ, государства-участники должны обеспечивать неучастие в военных действиях несовершеннолетних. Но, к сожалению, мы фиксируем такие факты.

Здесь важно понимать, что ответственность в первую очередь должны нести те лица, которые непосредственно привлекают детей в качестве комбатантов. В данном случае это оккупационные администрации и «руководство» незаконных вооруженных формирований РФ. Поэтому в указанном производстве именно им и их действиям дается правовая оценка.

Что нам стало известно в рамках следствия? Например, в сентябре 2014 года «руководители» одного из НВФ РФ привлекли несовершеннолетнего к участию в непредусмотренном законом вооруженном формировании. Ему выдали огнестрельное оружие и определили задачи по охране и патрулированию захваченного боевиками здания Управления СБ Украины в Донецкой области. Кроме того, несовершеннолетнего привлекали к участию в ведении непосредственно боевых действий против подразделений сил АТО в районе Донецкого аэропорта.

И если говорить о самих детях, то в данном случае должна быть реабилитация, психологическая работа, исследование действий, которые совершались ими в таких условиях. В настоящее время нам известно об осуждении около 30 несовершеннолетних граждан Украины за участие в вооруженном конфликте в составе НВФ РФ. По нашим данным, все они находятся на подконтрольной территории, кто-то учится, кто-то работает, то есть речи о возвращении к прошлой жизни и быть не может.

— Вы недавно провели масштабное совещание на «Каланчаке». Так много вопросов накопилось, что пришлось собирать всех в Херсонской области?

— Впервые за семь лет оккупации была поднята проблематика нарушения экологических норм, неправомерного использования и уничтожения природных объектов и культурных ценностей страной-агрессором, незаконного ведения хозяйственной деятельности на территории оккупированных АР Крым и Севастополя.

Я уверен, что тема оккупации Крыма и преступлений, которые ежедневно страна-агрессор совершает на полуострове, должна быть каждый день на повестке дня в Украине. Я тогда сказал, что все госорганы, имеющие в своем названии слово «Крым», должны со всей серьезностью относиться к этой теме — каждый по своему направлению и в соответствии с компетенцией.

В прокуратуре Крыма осуществляется процессуальное руководство в шести уголовных производствах по 15 фактам загрязнения окружающей среды, проведения незаконной добычи полезных ископаемых. В том числе здесь речь идет и о нарушении экологических норм во время строительства транспортного перехода через Керченский пролив. Согласно выводам украинских ученых, это все ведет к региональной экологической катастрофе. Приведу лишь один пример — Азовское море может превратиться в Черноморский залив со всеми вытекающими последствиями.

Также незаконная добыча песка, например, ведет к уничтожению объектов археологического наследия. К сожалению, стали нормой незаконные масштабные работы по так называемой реконструкции Ханского дворца или археологические раскопки на территории Генуэзской крепости.

И на этом совещании мы подняли вопрос отсутствия оценки остатков природных ископаемых до оккупации и в целом методики определения убытков, которые понесла Украина во время оккупации. В наших уголовных производствах есть объем ущерба, он оценен в один триллион гривен. Но, думаю, он уже намного больше, так как оккупация продолжается и преступления совершаются.

Кроме того, проблемным остается вопрос ведения хозяйственной деятельности рядом иностранных субъектов. Нет сейчас правового статуса юридического лица в АР Крым и не установлены запреты на осуществление деятельности в критически важных для государства сферах экономики, как это предусмотрено в законодательстве Европейского Союза и США. Поэтому по результатам совещания все сошлись на необходимости инициировать внесение изменений в законодательство и усовершенствовать санкционную политику государства.

Все материалы Татьяны Силиной читайте здесь.